Повесы небес - Джон Бойд

"Эти студенты — гении", подумал я.

— Значит, — согласился я, — перед нами возникает проблема. — Я прикинул обходной путь, Джек… Автоматизированное повешение.

— Что ты имеешь в виду?

— Принудить Нессера повеситься без палача.

— Как так?

— Довольно легко, комиссар. Мы сделаем самодействующую виселицу. Утром в день экзекуции мы можем подсыпать ему в кофе снадобья, чтобы усилить его стремление к смерти. Вот тут, у основания козел мы прикрепим петлю, — он быстро по мере изложения, стал набрасывать эскиз виселицы. — Нессер поднимается на тринадцать ступенек и тринадцатая приводит в действие реле времени механизма открывания люка на платформе. Петля подтягивается посредством системы одностороннего хода, устроенной из шкивов и блоков. Т-образная балка, поднимающаяся вот здесь, принуждает его подниматься на платформу и становиться на люк. Спустя тринадцать секунд взрывной снаряд отстреливает болт, люк на платформе падает, банг! Нессер падает в люк, хушш! А веревка схватывается здесь, хоп!

Смекалка Фрика была удивительна, но в определенных областях политики такой энтузиазм был неуместен. Однако мне надо было еще решить проблему моего домашнего спокойствия и сбалансировать психические напряжения, и я отправился домой пораньше, чтобы там дождаться Кару.

К моему удивлению она вернулась домой сразу же с репетиции, кипя радостью и прощением.

— Я едва дождалась конца репетиции, чтобы ты смог увидеть мой костюм, Джек, любовь моя. Это же абсолютнейшая прозрачность!

— Но, дорогая, — возразил я, — не будет ли прозрачный костюм слишком откровенным?

— Чепуха, Джек. Под прозрачной накидкой будет чехольчик из серебряных нитей, закрывающий все тело. Он даже немного тесноват в груди, так что я не Тамара, если ты этого боялся.

— Ну, а как твои уроки пения? — быстро сменил я тему.

— О! В начале и в конце пьесы я вывожу трелью несколько нот. Ред говорит, что у меня прекрасный голос.

Когда переполнявшие ее чувства приутихли, мы пообедали в столовой и я терпеливо дождался, пока мы не вернулись домой и не легли спать, и только тогда отважился коснуться содержания записки, которую она оставила мне утром.

— Кара, ты должна понять, что убийство на Земле трактуется очень серьезно и чувство долга иногда перевешивает личные желания. Я никогда не стану неверным тебе, в небесах или на Земле, так как ты — моя единственная возлюбленная.

— Дорогой Джек, прости меня за подозрительность и ревность. Я поняла, что была неправа в своих сомнениях. Я узнала, что прошлой ночью ты приходил в камеру к Нессеру, мой милый пупсик.

— Из-за чего же тогда такая перемена?

— Из-за того, папочка, что я проверила… у Фрика… в это утро… и прочла…

Она была не в состоянии закончить предложение, но я понял. В этом шторме обожания, завывающем вокруг, в этом урагане был спокойный глаз, который меня рассматривал—вот что она подразумевала. Фрик, мой собственный начальник полиции, организовал слежку за своим комиссаром. Я никогда не видел такой преданности долгу и должен был воспользоваться добросовестностью студентов.

И раз уж супруга прочла мое досье-было бы простым делом проверить доверие, которое сейчас связывало наше супружество. Мне надо было бы установить слежку за Карой.

Вот так и получилось, что к ранней зиме Мария и Иосиф[105] продвигались к Вифлеему более быстрыми шагами, чем Нессер к суду. Бардо, Марти и Фиск набросились на Рено, генерального прокурора с тактикой затягивания, оспаривая даже законность суда. Рено же постановил, что конституция Земной империи, в приложении к Харлечу, обеспечивает de-facto[106] юридическую законность суда и обосновывал свои аргументы на невразумительных положениях из "Общественного договора" Руссо,[107] постановив, что логика в этом труде универсальна и подходит для Харлеча.

Присутствуя в качестве наблюдателя, я испытывал благоговейный трепет перед умом Рено. Его начальственная осанка была такой, что Ред не зря назначил его генералом центурионов, а его рассуждения были такими быстрыми и окольными, что на Земле он преуспел бы во всем — от политика до сборщика страховых взносов.

Стратегия Рено получила мое одобрение.

Я ни разу не терял из виду собственных причин для создания судов на Харлече. Наблюдая за Рено во время судебных процедур и следя за тем, как он кивает или покачивает головой, прислушиваясь к его указаниям, излагаемым монотонным, но начальственным голосом, я понял, что Ред выбрал своего жертвенного козла с предвидением и мастерством. Рено закладывал фундамент студенческого правительства, которое бросит вызов и покончит навсегда с правлением прихотей декана Бубо, и Рено оформлялся в идеальную жертву для cause celebre, которая вовлечет студентов в восстание за закон и порядок.

Судя по прецедентам, которые Рено создавал своими постановлениями и решениями, он мог бы стать партнером в заговоре Адамса-О'Хары. Анализируя интриги Реда, я мог видеть, что он использует парня, как простака, но я не возражал, так как в жертвопредназначении Рено была и моя доля. Теперь все свидетельские показания, взятые от полиции, Дори и студентов, нашедших тело Крейла, будут объявлены пагубными, как только Рено будет отчислен. Тогда, законным образом, никакого убийства вроде бы и не случилось, так как по закону вроде не было и самой жертвы.

Безбожники, сомневающиеся в истинности чудес, мало знакомы с правом.

Я скрывал свой оптимизм от Нессера. Почти ежедневно я навещал его, надеясь усилить его угрызения совести и раскаяние, и рисовал мрачные картины его судьбы. Он был так напуган осуждением на вечные муки ада, что попросил меня помолиться за его чудесное избавление. Сам он не присоединился ко мне в молитвах, так как был уверен, что раз он принял христианство, то должен быть обречен на христианский ад. У меня была вера в то, что чудо свершится, и я хотел, чтобы Нессер воздал возблагодарение соответствующим авторитетам, когда я внезапно открою ему технические детали.

Большую часть своего свободного времени я тратил теперь в суде и тюрьме. Если я не был занят стараниями обратить Нессера, то читал ежедневные рапорты о наблюдениях за Карой.

В окружении других студентов Кара вела себя менее сдержанно, чем при мне. Но даже се необузданная речь носила свидетельства ее любви к своему мужу. Когда к ней как-то подошел актер, предвкушавший плотское удовольствие по-старому, она отказала ему с почти неприличной грубостью: "Я замужем за землянином, а любую женщину, обнимающую дуб, не прельстит чахлая поросль. Проваливай, любитель!"

Во всех беседах, при любом удобном случае, я всячески восхвалял свою жену, так как из ее досье было видно, что она читала мое досье.

Глава одиннадцатая

К концу третьей недели стало ясно, что, для того, чтобы Нессера не повесили, нужно привлечь специальные технические приемы. Мои три самых лучших юриста, студенты Бардо, Марти и Фиск пока что делали лишь слабые попытки создать различные сомнения. В общем они согласились с логикой обвинения и в этом им помогал и подстрекал их к этому сам клиент, согласно кивавший головой, когда точка закона одерживала верх не в его пользу. Адвокаты запретили Нессеру самому свидетельствовать в свою защиту, и я вполне был согласен с ними.

Фрик рассказал мне, что Нессер страстно ждет программы вечерних новостей, введенной Редом по местному телевидению, из-за того, что эта программа в большей части касалась его процесса. В этой программе Нессер именовался "харлечианским висельником". Мое предположение, что он радуется вниманию, получило подтверждение, когда после длительной торговли, его адвокаты, наконец, признали отпечаток ноги, как улику. Тогда он прислал мне записку:

"Учитель Джек.

Если я буду повешен, может ли моя экзекуция быть показана по телевидению с режиссурой учителя Реда?

Висельник Нессер".

Эта записка встревожила меня и вызвала раздражение. Нессер предпочитал умереть язычником, чем подвергнуться риску в будущем, как христианину.

Процесс был прерван на время зимних каникул и весь Харлеч сосредоточился на рождественской инсценировке Реда. Кара получила два места в переднем ряду для Фрика и меня, потому что, как она выразилась, "была обязана Фрику за его услугу".

Несмотря на то, что представление передавалось по широковещательному цветному и объемному телевидению, зал был полон и каждому зрителю вручалась программа с перечнем действующих лиц и исполнителей. Я был тронут, увидев первое имя в перечне: "Хак,[108] Ангел-провозвестник — Кара Адамс".

В то время, как оркестр в яме — а он был буквально в яме, вырытой по этому случаю в полу футбольного зала — играл попурри из земных рождественских гимнов, огни в помещении медленно погасли, за исключением одной яркой крошечной точки над просцениумом — Вифлеемской звезды. Затем из темноты, подчеркиваемой звездой, возносясь над воплем одинокой трубы, разнесся голос моей любимой: