Самолет без нее - Мишель Бюсси

Тити чуть не подпрыгнул на сиденье.

— Что да, то да, Николь! Помню, как вас по телевизору показывали! Мне тогда пятнадцать лет было. Как вы тогда кофту на себе натягивали… А она все равно ничего не закрывала!

Себастьен зло крутанул руль.

— Ты что, Тити, совсем мозги пропил?

— А чего я такого сказал-то? — удивился Тити. — Неужели Николь подумает, что я к ней клеюсь? В ее-то возрасте… Я просто так сказал, чтобы человеку приятное сделать.

Николь мягко коснулась ладонью руки Тити.

— Мне и в самом деле приятно, Тити, что ты помнишь.

В кабине грузовика повисла тишина. Николь снова вернулась мыслями к Эмили. Как ей хотелось бы, что девочка оказалась сейчас здесь, рядом с ней! Николь не стала бы ее отговаривать, нет, просто была бы рядом. Она понимала, что после этого шага жизнь Эмили больше никогда не будет прежней, столь же чистой и невинной, какой была до сих пор. Как будто она обречена вечно ощущать у себя за спиной призрак смерти.

Грузовик затормозил.

— Конечная, — сказал Себастьен. — Остановка «Кладбище». Так я вечерком заброшу вам коробку листовок?

— Конечно.

— Вы нам здорово поможете. Спасибо. Вообще-то… Вообще-то, вас надо включить в список наших кандидатов на выборах.

— О нет. Это Пьер хотел избираться. Готовился. В восемьдесят третьем…

Себастьен чуть помолчал.

— Я помню, — наконец преодолев неловкость, произнес он. — Ужасная потеря. Черт побери… Вот ведь гадство. А кстати…

Он помялся.

— Кстати, насчет грузовика. Ну, вашего «ситроена». Он до сих пор у вас?

Николь кротко улыбнулась:

— Конечно. Работать-то надо было. Ради Эмили, ради Марка…

— Лучшая жареная картошка на всем Алебастровом побережье! — встрял в разговор Тити. — Ей-богу, я бегал к вашему грузовику не только поглазеть на ваши сиськи, Николь!

Себастьен, не сдержавшись, рассмеялся. У Николь на губах тоже мелькнула ностальгическая улыбка. В ее глазах, все еще голубых, загорелись искорки.

— Грузовик у меня во дворе. Больше никто не просит его переставить, а то играть негде… Вот и ржавеет себе потихоньку.

Николь открыла дверцу кабины.

— Ладно, ребята, вам работать надо.

Тити помог ей выбраться из грузовика. Они с Себастьеном проводили глазами ее фигуру, удалявшуюся по пустынной парковке.

Николь толкнула железную кладбищенскую калитку и вернулась мыслями к тому, что сейчас занимало ее больше всего.

Марк перезвонит. В ближайшее время. Может быть, даже приедет в Дьепп. Что она ему скажет? Имеет ли она право дать им шанс? Эмили и Марк…

Ей необходимо принять решение. Говорить или хранить молчание. Тянуть больше нельзя, это она хорошо понимала. Все должно решиться сегодня.

Николь закрыла за собой калитку.

Она посоветуется с Пьером. Пьер всегда знал, что нужно делать.

24

2 октября 1998 г., 12.32.

Робкий луч солнца приветствовал Марка, когда он вышел из подземки на станции «Валь-дʼЭроп» и направился к площади Ариан. Марк впервые попал в этот новый район, возведенный всего несколько месяцев назад. Огромные размеры круглой площади поразили его. Он ожидал увидеть перед собой воплощение современного модерна, дизайн в стиле хайтек, как в кварталах Сержи или Эври… А вместо этого очутился посреди старого Парижа, застроенного зданиями, словно скопированными с домов бульвара Османна. Вот только возраст этой площади не насчитывал не то что ста лет — и ста дней! Новостройка, косящая под старину. Впрочем, выглядит красиво.

Прямо перед ним, нависая над водосточными желобами и поддельными горгульями, возвышались строительные краны. На щите красовалась надпись: «Бизнес-парк Арлингтон». Стеклянные башни делового квартала уже на десятки метров вознеслись над приземистыми строениями, окружившими площадь. Вдали виднелись аттракционы Диснейленда, колокольня замка Спящей красавицы и американские горки…

Картина сюрреалиста!

«Наверное, именно этого эффекта и добивались проектировщики», — подумал Марк.

Ему вспомнился один недавний разговор в доме Николь. Дело было вечером. По телевизору только что показали открытие торгового центра в микрорайоне, возводимом силами Диснеевского концерна. Николь, хлопотавшая на кухне, громко бранилась:

— Не понимаю, зачем водить детей в Диснейленд! Чтобы эта капиталистическая крыса Микки-Маус стала еще богаче? А теперь они еще собираются им нашу землю продавать!

Лили убирала со стола. Как всегда, она оказалась самой осведомленной.

— Бабуль, это просто очередная утопия. Ты вот знаешь, например, что Уолт Дисней мечтал построить во Флориде город мечты? И назвать его Селебрейшн, что значит «город-праздник». Чтобы в нем не было машин, не было сегрегации, а сверху его накрывал бы купол для создания искусственного климата… Но он умер, а наследники, хоть и осуществили его план, но в совершенно извращенном виде. Валь-дʼЭроп — второй в мире город, построенный Диснеем. И единственный в Европе. Это самый молодой город во Франции, в нем проживает двадцать тысяч человек…

— Какая же это утопия? — не согласилась Николь. — Домики стоимостью по три миллиона! Поля для гольфа… Частная школа…

Лили ничего не ответила. Марк догадывался, что Лили могла бы еще долго рассуждать о проблемах урбанистики, создании зеленых зон, архитектурных стилях и мягких методах управления коммунальным хозяйством, но, как всегда, она промолчала, только улыбнулась и взяла посудное полотенце, чтобы помочь Николь вытирать посуду. Правда, вечером, разговаривая с Марком, она вскользь вернулась к этой теме. Все они знали, что Карвили живут в Куврэ — одном из самых живописных районов департамента Валь-де-Марн, застройщикам которого удалось найти гармоничное сочетание между чисто французской традицией и современностью американского образца, диктующей свои законы в Валь-дʼЭроп, в результате чего цены на недвижимость выросли там в разы. Традиция и современность.

Марк шел вперед. Квартал планировался как пешеходный, что, конечно, было здорово. Куврэ располагался километрах в двух дальше. Марк добрался до Тосканской площади. Улыбнулся при виде скульптурного фонтана и кафе с террасами охряного цвета. Он никогда не был в Италии, но примерно такой и представлял себе площадь, даже зимнюю, где-нибудь во Флоренции или в Риме. Казалось, присмотрись повнимательнее — и увидишь за одним из столиков Леди и Бродягу,[7] лакомящихся спагетти. Он продолжал идти быстрым шагом. Даже если изначально предполагалось, что район будет пешеходным, пешеходов Марку навстречу практически не попадалось. В данный момент он пересекал часть района, которую про себя назвал «гольф-кварталом». Здесь царила мода на английские коттеджи: алькежи, красно-зеленые стены, чугунные ограды… Марка не покидало ощущение, что он находится внутри почтовой открытки…

Затем пошли дома более классического стиля, выглядевшие богато. Марк понял, что приближается к Куврэ. Вскоре замелькали знакомые вывески: мэрия, школа, концертный зал, библиотека, музей Луи Брайля. Дженнифер дала ему адрес Карвилей: аллея Шо-Солей, тупик на конце коммуны, дом стоит в лесу Куврэ. Действительно, Куврэ расположен в меандре реки Марны, и его со всех сторон окружают заповедные леса. Условной границей коммуны служит канал Мо в Шалифере, прорытый, чтобы «спрямить» течение Марны. Он добавляет свою долю очарования к этому буколическому уголку природы, приютившемуся всего в нескольких километрах от столицы. На каменном парапете канала сидели три рыбака с удочками. «Шлюз „Леш“», — прочитал Марк на бурой табличке. Он недолго сопротивлялся искушению. Слишком уж его подмывало присесть, перевести дух, а главное — достать из заднего кармана джинсов пять страничек, вырванных из тетради Гран-Дюка.

Читать их в переполненном шумном вагоне подземки он не решился, не желая, чтобы любопытные чужаки заглядывали ему через плечо.

Эта часть истории не предназначалась для посторонних глаз. Это была его часть истории.

Он больше не мог тянуть. Взглянув на экран мобильника, он убедился, что новых сообщений не поступало. Ни от бабушки. Ни от Лили.

«Все, больше никаких отговорок…» Он развернул вырванные странички.

Дневник Кредюля Гран-Дюка.

В то воскресенье, 7 ноября 1982 года, я был в Анталье, на Средиземном море. Это местечко — турецкая Ривьера. Триста солнечных дней в году. Один чиновник министерства внутренних дел пригласил меня к себе в загородную резиденцию. Я гонялся за ним уже несколько недель в надежде заполучить хоть какие-нибудь сведения о том, что происходило в аэропорту Ататюрка 22 декабря. Никогда нельзя знать заранее, что именно сработает: найдется случайный свидетель или обнаружится запись с камеры наблюдения… В ту пору аэропорт кишмя кишел военными, и один из них вполне мог что-нибудь заметить. Я хотел разослать во всем казармам короткий опросник — разумеется, на меня смотрели, как на чокнутого. Устав от моих преследований, означенный чиновник пригласил меня к себе на прием, и я с радостью принял приглашение, зная, что встречу там весь цвет турецкой национальной безопасности. Назыма со мной не было — Аиля срочно вызвала его в Париж; если мне не изменяет память, она тогда заболела… Идея провести целый уикенд в гостях без переводчика не вызывала у меня восторга. Я понимал, что люди, приехавшие с женами отдохнуть, вряд ли станут вникать в смысл моих вопросов, как, впрочем, и я — в смысл их ответов. Я все меньше верил в успех своей затеи. Но делать было нечего.