Самолет без нее - Мишель Бюсси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аиля была женщиной неробкого десятка. Ей много чего пришлось пережить, когда после государственного переворота, случившегося 12 сентября 1982 года, они с отцом бежали из Турции в Париж. В то время ее отец занимал ответственный пост в Демократической левой партии и чудом избежал ареста. Всего за несколько дней военные схватили и отправили за решетку тридцать тысяч оппозиционеров. Почти все их родственники оказались в тюрьме.
Она приехала в Париж с пустыми руками — ни вещей, ни денег, ни друзей. Ей было тридцать восемь лет. По-французски она практически не говорила. Образования или профессии не имела.
И она выжила! Человек может выжить в любых условиях, стоит только захотеть.
Она открыла на бульваре Распай одну из первых в Париже палаток с шаурмой. Французы обходили ее заведение стороной: что за идея — есть жареное мясо посреди улицы, где летают мухи и пыль стоит столбом! Зато ее услугами охотно пользовались турки, греки, ливанцы, югославы. Так она познакомилась с Назымом.
Он приходил каждый день, в двенадцать часов. Конечно, она сразу его запомнила — с такими-то усами! Почти год — ровно триста шестьдесят раз, Аиля подсчитала, — он покупал у нее шаурму, а потом пригласил на обед в турецкий ресторан. Шикарный ресторан на улице Алезия. С тех пор они не расставались. Почти не расставались.
Они поженились и поклялись друг другу в вечной любви.
Аиля вздрогнула.
Почти не расставались.
За исключением этих проклятых поездок в Турцию с Гран-Дюком, расследовавшим эту проклятую историю с девчонкой из богатой семьи, погибшей при крушении самолета. Частный сыщик на побегушках у миллиардеров. Аиля завернула в фольгу три порции обжигающе горячей шаурмы и крикнула:
— Номер одиннадцать! Номер двенадцать! Номер тринадцать!
Клиенты послушно, как школьники, поднимали руки. Каждый протягивал ей бумажку с номером. Аиля не могла работать быстрее — у нее не сто рук. Она бросила в кастрюлю с кипящим маслом пакет замороженной картошки.
А ведь она надеялась, что со всеми этими историями покончено. Благодаря ресторану — если, конечно, ее палатку можно назвать рестораном, — она скопила немного денег, по чуть-чуть откладывая каждый день. И получилось не так уж мало.
Она уже не в том возрасте, чтобы таскать сумки с мясом и жечь руки горячим маслом. Она мечтала вместе с Назымом вернуться в Турцию, воссоединиться с родными и близкими. Она сотни раз считала и пересчитывала свои средства — их почти хватало на приобретение домика на побережье, близ Антакьи. В тех краях не бывает плохой погоды. И они с Назымом проведут там оставшуюся часть жизни. Лучшую ее часть.
Куда он только подевался, осел упрямый? В какую авантюру позволил Гран-Дюку втянуть себя?
Еще три листа фольги. Она завернула еду аккуратно, словно упаковывала подарки.
Номер четырнадцатый. Номер пятнадцатый. Номер шестнадцатый…
«Это в последний раз, — обещал ей Назым. — В самый последний раз!» Два дня назад, когда ему позвонил Кредюль, он пришел в жуткое возбуждение. Глаза загорелись как у мальчишки. Аиля любила этот его мальчишеский взгляд. Он обнял ее и приподнял, словно она весила не больше перышка. Только Назым так мог.
«Мы разбогатеем, Аиля! Поработаю в последний раз, и мы разбогатеем!»
«Богатство? Зачем оно им? Они и так богаты — денег на покупку домика в Антакье почти достаточно».
«В последний раз? Обещаешь?»
У Аили тряслись руки. Нож дрогнул в ее руках и вместо тонких полосок мяса на поднос упала какая-то неаппетитная каша…
Чем больше она думала, тем сильнее рос в ней страх. Почему он молчит? Почему не звонит? Даже уезжая в Турцию, Назым обязательно звонил ей каждый день. Кредюль тоже не подходит к телефону. Дома у него никого. Она названивала туда два дня подряд. Ожидание с каждой минутой становилось невыносимей. Ее терзали самые мрачные предчувствия. Не будь последних клиентов, она бы бросила все и помчалась на улицу Бют-о-Кай, к Гран-Дюку. Да, так она и сделает. Вот отпустит последних посетителей…
Номер семнадцатый. Номер восемнадцатый…
Она сознавала, что ее Назым — не ангел. Он признавался ей в ужасных поступках. Когда они занимались любовью и он щекотал своими усами каждую складку ее тела, грудь, бедра и промежность, она смеялась и вздрагивала от удовольствия. Потом он рассказывал ей все. Он ничего не мог от нее скрыть. Ей было известно все — имена, адреса… Она знала, где Назым хранит вещественные доказательства. Она была его пожизненной страховкой. Если имеешь дело с миллиардерами, необходимы меры предосторожности. Если деньги достаются слишком легко, будь бдителен: рано или поздно настанет день, когда у тебя потребуют отчета.
Она еще и поэтому так хотела уехать в Антакью. Чтобы все истории, в которые ввязывался Назым, остались здесь, в Париже.
Номер девятнадцатый.
Она вздохнула. Нет, Назым — не мальчик из церковного хора. Без нее он запутается. Не сможет сделать правильный выбор. Выбор между добром и злом.
21
2 октября 1998 г., 11.45.
Поезд замедлил ход и, разрезая тьму тысячей искусственных огоньков, подкатил к станции «Пляс-дʼИтали». Марк с лихорадочной поспешностью схватил мобильник и прижал к уху.
«Марк, ты неисправим. Я же просила не звонить мне и не пытаться меня найти. Я тебе уже сказала, что позавчера все решила. Это было трудное решение, и оно далось мне нелегко, но я его приняла. Сама. Тебе ни за что не понять. Ты бы его не одобрил. Я хорошо тебя знаю, ты для этого слишком правильный. Не обижайся, „правильный“ — это не насмешка, а комплимент. Ты правильный и высоконравственный. И преданный. Ты готов простить мне все что угодно, стоит только попросить. Но я не хочу ничего у тебя просить. В той записке я тебя не обманывала. Я действительно уезжаю. Завтра. Уезжаю и больше никогда не вернусь. Изменить уже ничего нельзя. Так вышло. Береги себя. Эмили».
Слушая сообщение на автоответчике, Марк покрылся холодным потом. Он чуть было не зашвырнул телефон в другой конец вагона. Сеть под землей ловилась неравномерно — через две станции на третьей, и то в лучшем случае.
Лили ему звонила.
А он был недоступен! Проклятье! Она попала на автоответчик!
Мобильник куском мыла скользнул из его влажных ладоней. Марка трясло. Что хотела сказать Лили?
«Я действительно уезжаю…»
«Завтра. Уезжаю и больше никогда не вернусь…»
«Изменить уже ничего нельзя…»
«А вдруг она…»
Марку не хотелось додумывать мелькнувшую мысль до конца.
Она была слишком страшной. Зловещей.
«Нет, только не Лили!»
Но мысль не желала уходить. Теперь ему уже казалось, что он ясно прочел спрятанное между строк послание.
«Уезжаю и больше никогда не вернусь…»
Это могло означать только одно.
Игрушечный самолетик. Она приняла решение в день, когда ей исполнилось восемнадцать.
Все сходилось.
Лили решила одним махом покончить со всеми сомнениями и страхами. Покончить с прошлым.
Лили решила покончить с собой.
Завтра.
Лили выбросила в урну, приткнувшуюся к берегу озера, завернутую в фольгу шаурму. Она к ней едва притронулась. Ей не хотелось есть.
Она прошла вперед, ближе к воде. Парк Монсури, считающийся самым большим в Париже, ей казался и самым мрачным. Во всяком случае, сейчас, в октябре… Холодная, тускло-грязного цвета вода; голые, похожие на армию скелетов, деревья; вид на авеню Рэй, застроенную серыми домами разной высоты, словно окруженную плохо подстриженной бетонной изгородью…
Утки давным-давно перебрались в другие места. Глядя на каменных любовников, окоченевших на своих мраморных пьедесталах, можно было подумать, что и они мечтают об одном: накинуть на себя что-нибудь теплое и сбежать отсюда куда глаза глядят.
Лили шла вдоль озера. Странно, размышляла она, как меняется восприятие окружающего в зависимости от настроения. Как будто пейзаж догадывается о том, что ты чувствуешь, и подлаживается под тебя. Как будто деревья поняли, как ей плохо, и уменьшились в размерах, скукожились, из солидарности с ней — или из жалости? — обронив с ветвей последние листья. Как будто солнце, устыдившись, тоже скрылось, лишь бы не светить на парк, по которому бродит заплаканная девушка.
Лили снова отключила телефон. Несколько минут назад она поддалась искушению и позвонила Марку. Он оставил ей кучу сообщений. «Волнуется. Конечно, волнуется». Попав на автоответчик, она испытала облегчение. У нее не было сил отвечать на его вопросы. Как будто самая современная из технологий, невидимыми нитями связывающая тысячи беспроводных телефонов, тоже чутьем уловила, что ей не хочется с ним разговаривать.
