Операция «Остров Крым» - Ольга Чигиринская

Остапчук взял его этой блескучей хреновиной за ухо и сначала проколол, а потом рванул на себя.

Звук получился такой, что Палишко чуть не вытошнило – но крик тут же заглушил его. И видно было, что беляк старается сдержаться – а ничего не выходит, само из горла рвется, все тело вопит. Палишко хотел ему под самый нос радио сунуть, но он головой мотал, пришлось за волосы придержать.

– Нет, – простонал гад. – Нет… нет…

Ага, сломался, паскуда.

– Давай, проси, – сказал лейтенант. – Проси теперь!

– Нет, – беляк выдохнул. – Не такая. Эта вызовет максимум коллапс… а шок… шок – это сигнал о массированной кровопотере. Ты понимаешь… что значит «массированной»… лейтенант?

Палишко мигнул Остапчуку: продолжай. Тот поддел зубчиками тонкую кожу над ключицей, щелкнул, рванул…

Анисимова вывернуло.

На этот раз беляк орал громче и дольше, но, когда выорался, снова уставился Палишке в лицо щелочками подбитых глаз:

– Мозг… выбрасывает в кровь… а-адреналин и эн-ндорфины. Пери… ферийные… сосуды резко сжимаются. Человек бледный, как простыня. Но он может двигаться… бежать… даже драться… какое-то время. Это – эректильная фаза…

Остапчук снова поддел, сжал, рванул… На этот раз эректильная фаза у беляка продолжалась недолго: повыл чуть-чуть, подергался, сник и тут же заблевал себя какой-то коричневой жижей. Кофе, наверное.

– Воды, – скомандовал Остапчук. Старослужащие понеслись выполнять команду.

Беляка трясло, у него стучали зубы.

– Вторая фаза, – проговорил он, еле ворочая языком, – называется… торпидной. Теперь… организм бросает все ресурсы… на самое главное. Сердце. Легкие. Мозг. При шоке… человек не теряет сознания… Мозг работает до конца. Остальные органы… как получится. Запускается порочный круг…

Какой именно – он так и не договорил: Остапчук снова взялся за дело.

– Красные покинули Евпаторию и проследовали на северо-запад! – доложил, откозыряв, командир разведвзвода.

– Слава Богу! – Главнокомандующий перекрестился. Шеин неодобрительно покосился на него. Это, конечно, хорошо, что красные, сами того не зная, выбрали худший для себя вариант отступления. Повезло. Но командир не должен играть в такую орлянку. Командир должен уметь принимать соответствующие решения быстро. Князю Басманову, с сожалением отметил он, не хватает быстроты и жесткости, он слишком подвержен колебаниям.

Шеин одернул себя. От таких мыслей очень близко до реального мятежа, которым его пугает Басманов. Положение действительно скользкое, и, может быть, даже хорошо, что князь мыслит стратегически, в конце-концов, он – главком… Но по-главкомовски правильно было бы оставить евпаторийские дела на него, Шеина, а самому заняться установлением связи с другими дивизиями и превращением отдельных очагов сопротивления в единый Крымский фронт…

– Итак, Дэвидсон, – сказал князь. – Что мы решаем с Дэвидсоном?

– Что мы решаем с Кымыл-Муруном, разберемся для начала.

– По-моему, с Кымыл-Муруном все ясно. Предупредим Денисова и отправим за ними в погоню батальон «Воевод», усиленный эскадроном «Витязей».

– Почему не «Святогоров»? – возразил командир бронемобильного батальона капитан Папагос. – Танки и «Воеводы» не смогут их нагнать.

– Они их нагонят, потому что им просто некуда будет деться, – сказал князь. – Кымыл-Мурун наш, казаки их встретят. Преимущество в скорости не так важно, как преимущество в броне и вооружении. Почему я должен объяснять вам такие элементарные вещи? Так что там с Дэвидсоном?

– Пока что они держатся, – сказал Шеин. – Я совсем недавно выходил на связь. Силы равны, система обороны на авиабазе поставлена разумно, и им удается отбивать все атаки. Хреново будет, если к красным придет подкрепление или у Дэвидсона кончатся боеприпасы. И то и другое вполне реально.

Князь понимал, что полк Беляева был не единственным советским формированием в Крыму.

– Передайте Дэвидсону, что в течение двух часов помощь к ним выйдет, – сказал он. – В самом крайнем случае, если кончатся боеприпасы – пускай сдаются, чтобы выиграть время.

– Они не сдадутся, – подал голос Лобанов.

– Почему это?

– А вы не знаете? – спросил Шеин. – Красные пытают пленных.

– Бросьте! – отмахнулся князь. – Какой-то любитель золотишка разорвал Гусарову ухо, Денисову подбили глаз – и уже вся дивизия в панике.

Брови Шеина поползли вверх.

– Гусаров ни при чем, – сказал полковник. – Красные пытали кого-то из наших и передавали это по радио.

– Что?

– Это так, сэр, – подтвердил Лобанов. – Один из радистов случайно услышал на общеармейской частоте… Скоро узнали все, не только радисты…

– Когда это было?

– Почему «было»? – мрачно усмехнулся Шеин. – Хотя, возможно, уже и «было». Штабс-капитан, включите радио…

Лобанов включил, повертел тумблер настройки. Нашел.

С минуту они слушали молча…

– Он, наверное, медик… – Лобанов говорил так, словно в горле внезапно пересохло.

– Выключите! – Князь подскочил к радио и выдернул вилку из розетки. – Что, радистам нечего больше делать, кроме как следить за этим… гиньолем?

– Теперь вам понятно, почему Дэвидсон не сдастся? – спросил полковник.

– Да, черт возьми. А вы не подумали, что это может быть провокация? Инсценировка?

– Побойтесь Бога, ваше сиятельство… – проговорил Шеин. – Побойтесь Бога.

Ну, в общем, в конце концов даже психованный беляк дошел до ручки, и про декомпенсированный шок Палишко только и узнал, что одно название. Хотя понял, что ребята от него умирают. Декомпенсированного. Велел греть им воду и давать теплую, с сахаром. Может, кто вычухается. Но уж не беляк, это точно. Этот пускай сдохнет. Особенно после той подлянки, что подкинул напоследок: код от генераторной сказал, а что аппаратура заминирована – нет.

Там ерундовый был заряд, никто не погиб, даже не ранило никого, но вышка сдохла насовсем. Весь ток погас, везде.

Беляк, увидев разъяренного лейтенанта, только и сказал:

– Упс.

Вот это Палишку и доконало. И пришла бы беляку полная пизда, но тут в кабинет ворвался майор – и, ни слова не говоря, зацедил Палишке в ухо.

– Что это за филиал гестапо? – Как, откуда он узнал?

– Товарищ майор, вы же сами сказали…

– Я сказал, чтобы ты устранил помехи, еб твою мать! – прогремел майор. – Я не сказал, чтобы ты устраивал здесь мясорубку!

– Товарищ майор…

– Я уже два года товарищ майор! Ты знаешь, что твои художества слышал весь Крым? Нас теперь в плен не возьмут! И скажи спасибо, если других будут брать!

Палишко похолодел. Теперь же и помощь не придет, никак ее не вызвать, все обесточено…

– Только не говори, что он помер, а то я тебя сам убью. Нет, я тебя живым белякам отдам.

Палишко не смел спорить. Он понимал, что накосячил, нарушил главную заповедь: делай что хочешь, только не попадайся.

Беляк, по счастью, оказался живучий. Палишко его приложил раза два – ну, за «упс», – и он в память так и не пришел, но ничего, дышал.

– Перевяжите его, – велел майор.

– Так нечем, – вякнул было Анисимов.

– А ты поищи. – У майора уже и глаза побелели от ярости. – Бегом!

Анисимов вовремя смылся на поиски перевязочного материала.

Остапчук не успел. Палишко поймал его в коридоре и начал бить.

Если бы за дурость давали Нобелевку, в 1980 году у Палишко просто не было бы конкурентов. Бог даст выпутаться, подумал майор, ей-же-ей, он до старости в лейтенантах проходит. Я ему устрою веселую жизнь.

Пока что атаки белых удавалось отбивать. Пока что. Белые не экономили пули и мины, но берегли людей. Майор был вынужден беречь все. Тем не менее, после второй атаки белых он узнал, что третью отражать почти нечем.

Во время затишья корниловцы помахали белым флажком и послали парламентера.

Офицер в чине штабс-капитана смотрел на Лебедя, как Сталин на врага народа. В руке у него была мини-рация. Точь-в-точь такая, как у тех диверсантов. Может, он и был из них – майор видел всех мельком и припоминал с трудом.

– Через полчаса мы начнем штурм, – сказал беляк. – И мы не будем брать пленных, если не прекратится вот это, – он щелкнул рычажком рации и Лебедь, услышав, обмер.

«Вот это» прекратилось само собой, но майор не знал, проживет ли беляк еще полчаса. И не прикончат ли их всех, даже если и проживет.

Он бегло оглядел корниловца – раны вроде несерьезные, перевязка требовалась больше для того, чтоб их не увидели в первую же секунду и не пристрелили сгоряча переговорщиков. Нда. Хорошо бы еще лицо ему замотать…

Майор смахнул все со стола и велел переложить туда беляка с мокрого пола. Анисимов примчался с какой-то занавеской, порезанной на ленточки. Пока он неуклюже перевязывал пленного, Лебедь достал фляжку и влил тому в рот немного коньяка.