Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут - Марина Крамер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, Марат, я, в отличие от тебя, не склонна недооценивать противника. Я предлагаю тебе нормальный вариант расставания, даже денег дам, чтобы не очень обидно было. И Гришке не скажу, чтобы его веру в вашу дружбу не подрывать. Пусть думает, что ты решил вдруг уехать.
– Нет, сука, не выйдет у тебя! – рявкнул Марат, снова вскакивая и кидаясь к Алене.
Та не успела отреагировать и оказалась на полу, подмятая Лозовским. Его руки сошлись на ее горле, но в этот момент на шум в кабинет ворвался Боксер и с разбегу ударил Марата ногой в голову. Тот откатился в угол, попытался встать, но Виктор догнал его и снова уложил на пол прямым ударом в висок. Убедившись, что Марат не шевелится и вообще находится в отключке, Виктор вернулся к Алене, уже сидевшей на полу и натужно кашлявшей.
– Целы, Алена Сергеевна?
– Да, – прохрипела она, растирая шею руками. – Витя, мне надо, чтобы он собственноручно отказался от всех притязаний на фирму, понимаешь? Чтобы сам написал, что не имеет никаких претензий и отдает свою долю мне… И «дочку» «Грачев Трэвел» – «Алекс-тур» – тоже…
– Не вопрос, напишет, – кивнул телохранитель. – Он жутко боится боли, даже в бане веником не хлещется, так что проблем не будет. Но нужен нотариус…
Алена встала и, пошатываясь, вышла в приемную. Лиза сгорала от любопытства, однако смирно сидела на своем месте.
– Лиза, срочно вызови Матвея Моисеевича, – распорядилась Алена, и секретарша моментально схватилась за телефон. – Попроси, чтобы как можно скорее приехал.
Она снова вернулась в кабинет и плотно закрыла дверь. Виктор уже усадил так и не пришедшего в себя Марата в кресло и пристегнул его левую руку наручником к подлокотнику. Алена села в кресло и закурила, стараясь унять нервную дрожь. Виктор остановился сзади, положил руки ей на плечи:
– Переживаете? Не надо, все пройдет нормально, я здесь, с вами.
Она похлопала его по руке и благодарно улыбнулась:
– Спасибо, Витя. Ты настоящий друг.
– Я не друг. Я телохранитель, – без намека на иронию ответил он. – А это больше.
Замигал зеленый глазок интеркома, а вслед за ним раздался голос Лизы:
– Алена Сергеевна, Матвей Моисеевич подъедет через полчаса.
– Спасибо, Лиза, как приедет, сразу поставь меня в известность.
– Хорошо, Алена Сергеевна.
Виктор хмыкнул:
– Вы очень органично вписываетесь в здешнее кресло и вообще в этот кабинет.
– У меня нет иного выбора, кроме как вписаться, – вздохнула Алена. – Иначе по миру пойду вместе с мужем и сыном. Сам ведь видишь, как быстро стервятники налетели, – она кивнула в сторону сидящего в кресле Марата. – А кричал о вечной мужской дружбе, о понятиях каких-то. Вот они, понятия, – как только дело денег коснулось, куда что подевалось: и дружба, и всякие кодексы чести, и разговоры о «мужском слове». Все пылью пошло…
Марат словно услышал, зашевелился, замычал что-то, и Алена оборвала свою речь на полуслове, внимательно наблюдая за ним. Лозовский открыл глаза и попытался встать, но Виктор мгновенно усадил его обратно:
– Поумерьте пыл, Марат Алексеевич!
– Руки убери! – дернулся Лозовский, но Виктор держал крепко. – Ты, сучка, пожалеешь о том, что сделала! – резанул глазами Алену Марат, но она только улыбнулась:
– Ну, разумеется! Но это будет позже, а пока ты возьмешь ручку и быстро напишешь мне дарственную на свою долю в бизнесе. И на «Алекс-тур» в том числе.
– Да? – удивленно вздернул брови Марат. – А больше ничего ты не хочешь? Ты вообще никакого права на эту контору не имеешь. Даже не подумаю.
– А зря, – вздохнула Алена.
Она чувствовала, что настал момент для решительных действий, но отважиться и отдать какой-либо приказ Боксеру почему-то не могла. Что-то внутри сопротивлялось и подсказывало: «Не делай этого, не переступай грань, иначе уже никогда не станешь прежней – все поменяется, станешь такой же, как Мазей, как Виктор…»
Алена встряхнула головой, отгоняя назойливый внутренний голос: «Я и так уже никогда не буду прежней – моя жизнь изменилась в тот день, когда ранили Гришку. Значит, нужно играть по тем правилам, которые мне навязывают обстоятельства». Она зажмурилась на секунду, выдохнула и кивнула Боксеру. Тот вынул из кобуры «макаров» и, сняв с предохранителя, приставил к макушке Марата.
– Посчитать, с какой скоростью согласишься? – предложила Алена, стараясь выглядеть уверенной и спокойной, хотя внутри все дрожало и сопротивлялось. – Ты ведь не дурак, Маратка, и жить хочешь, как все.
Лозовский чуть дернулся, но Виктор легонько ударил его рукояткой пистолета по ключице, и он взвыл от боли:
– Витька, я ведь Грихе-то скажу!
– Что скажете? – невозмутимо поинтересовался Боксер, снова прижимая дуло пистолета к макушке Марата.
– Что ты на бабу его облизываешься!
– И что? – ничуть не испугался Виктор. – Облизываться и вам Бог не запретил, а вот руки распускать – совсем другое дело. Шея-то вон вся синяя у Алены Сергеевны, чья работа? Не ваша? Так что даже если я вас сейчас грохну, Григорий Валерьевич мне слова не скажет – я выполняю свои профессиональные обязанности. Давайте подобру, Марат Алексеевич, – сделайте так, как просит Алена Сергеевна, и с вами ничего не случится.
– А ты не дурак, Боксер, – скривился Марат, тяжело дыша. – Она Гриху потом, как меня, кинет. Ну на хрен ей инвалид? Правильно, а рядом – ты, молодой, здоровый, к тому же влюблен без памяти. И уберешь хозяина по ее приказу, и сам под бок к ней подкатишься… И Мазея тоже приговорите, чтоб не делиться…
– По себе судишь? – поинтересовалась молчавшая до сих пор Алена. – Я не стану тебя убеждать в обратном – мне твое мнение абсолютно не интересно. Пиши дарственную, Марат, и останешься жив.
– Ага, разбежался! – дурашливо закривлялся Лозовский. – Очень мне страшно, Алена Сергеевна! Пощадите, не убивайте! Да пошла ты!..
Виктор довольно сильно ударил его кулаком в печень, и Марат коротко вскрикнул от боли. Алена, чуть сморщившись, внимательно наблюдала за выражением его лица, не забывая следить и за минутной стрелкой больших напольных часов в углу кабинета. До приезда нотариуса оставалось десять минут. Виктор же, не дав Марату восстановить дыхание, снова ударил его, потом еще и еще. Лозовский посинел и начал хватать ртом воздух, и Алена велела Виктору прекратить экзекуцию, справедливо опасаясь, что телохранитель забьет Марата раньше, чем тот напишет бумагу.
– Ну, решайся, Марат, видишь ведь, что я не шучу, – подстегнула она, глядя в искривленное от физических страданий лицо, и сама чуть сморщилась. – Давай, давай, время идет.
– То…торопишься куда-то? – выдохнул с ненавистью Лозовский.
– К мужу! – отрезала Алена. – Болеет он у меня, не знал? А ты даже не приехал ни разу за полгода, друг детства. Не тяни резину, Маратка, я устала!
– Пошла ты…
– Ну, понятно, человеческой речи ты не понимаешь, – вздохнула она, и Боксер продолжил молотить Марата по печени.
Алена старалась не смотреть, ее мутило от отвращения и от звука ударов, наносимых Виктором, однако где-то в глубине души она понимала, что по-другому никак не получится. Марат ни за что не признается в махинациях и не скажет всей правды о состоянии дел на фирме. Ей же было необходимо знать все, потому что сейчас только от нее зависело дальнейшее будущее ее семьи. Следовательно, как бы противно ни было, придется терпеть.
Через три минуты обезумевший от невыносимой боли Лозовский сдался и дрожащей рукой написал дарственную. Алена выхватила листок из-под его руки, пробежала глазами и победно вскинула вверх обе руки:
– Йес! Молодец, Витенька, все правильно сделал! Подожди меня здесь, я только у Моисеича все заверю и вернусь, будем дальше решать.
Она выскочила из кабинета, затворив за собой дверь. Справедливо опасаясь ненужных вопросов нотариуса и того, что Марат вдруг начнет кричать в кабинете, Алена решила дождаться Матвея Моисеевича в коридоре и обсудить все вопросы в кабинете бухгалтера.
Нотариус оказался пунктуальным, буквально через минуту она услышала старческое покашливание и стук тросточки по лестнице – Матвей Моисеевич не признавал лифтов и всегда ходил пешком. «От вашей цивилизации только и жди подвоха, – говаривал он частенько. – Я уж лучше по старинке, пешочком».
Вот и сейчас он одолел последний пролет и остановился на площадке, тяжело дыша и вытирая вспотевший лоб большим темно-синим платком:
– Уф! Пока добрался, взмок… Здравствуйте, Алена Сергеевна… Что-то срочное?
– Срочное, Матвей Моисеевич, – улыбнулась Алена, глядя на невысокого, сухощавого старичка в темно-сером костюме и белом галстуке-бабочке. – Пойдемте в бухгалтерию, а то в приемной кондиционер сломался.
Нотариус покачал головой, спрятал платок в карман и пошел вслед за Аленой, постукивая тросточкой по паркетному полу коридора.
В бухгалтерии было прохладно. Бухгалтер Альбина Петровна, дама лет сорока, с высокой ярко-рыжей прической и тщательным макияжем, восседала в своем кресле, сдвинув модные очки в апельсинового цвета оправе на самый кончик чуть длинноватого носа. Она пила чай из изящной фарфоровой чашечки и о чем-то мечтала. Появление в кабинете Алены и нотариуса удивило и слегка напугало ее – она была в курсе афер Марата, своего давнего любовника, и теперь внутри у нее что-то оборвалось и ухнуло вниз. Она испуганно отставила чашку и проговорила чуть дрогнувшим голосом:
