Орден Сталина - Алла Белолипецкая

– Согласен с Павлом Николаевичем. И неважно, что Филиппов – марксист по своим убеждениям. Он и знать не будет, кто именно его нанял и для чего. Мы убедим его, что, исполнив наш заказ, он продвинет вперед науку, а заодно и пополнит свои денежные средства. Он, кажется, мечтает основать журнал «Научное обозрение»? Ну, так у него появится эта возможность… А посвящать Филиппова в дела Ярополка мы, разумеется, не станем.

Осанистый Николай Михайлович только хмыкнул. Идея была ему не по душе, но и отринуть доводы собеседников он не мог. Слишком уж многое он поставил на карту. Если бы всё раскрылось, его товарищи, безусловно, получили бы порицание и, возможно, даже были бы сосланы, а вот он сам так легко не отделался бы. Честь фамилии была бы запятнана навсегда. Однако в случае победы их дела…

– Решено, – кивнул он, наконец, и двое его товарищей облегченно выдохнули, – завтра пригласим сюда Михаила Михайловича Филиппова. И если его способ электрической передачи на расстояние волны взрыва – это не миф…

Николай Михайлович, по обыкновению, не договорил фразы.

Из этой троицы двое были известны всем, да и третий – тоже известен, хотя и в более узких кругах. Павлом Николаевичем был великий электротехник Яблочков, Александром Степановичем – изобретатель радио Попов. А вот Николай Михайлович, вдохновитель проекта «Ярополк», носил фамилию Романов. Великий князь, внук императора Николая Первого, историк и масон, он решил, что нет иного пути возрождения России, кроме как отринуть девять веков христианства и снова всем стать язычниками.

Впрочем, отцы-основатели проекта, давая ему название, имели в виду не только древнерусского князя Ярополка Святославовича, убитого по приказу его брата Владимира – Крестителя Руси. Я в наименовании проекта означало Яблочков, Ро – Романов, По – Попов. Вот вам и Ярополк. А инженер Филиппов оказался – сбоку припеку, хоть именно он и совершил нечто.

Иосиф Виссарионович хорошо помнил инженера: встречался с ним как раз в день его смерти – уже десятью годами позже, в 1903-м, когда сам он был еще не Сталиным, но уже – Кобой…

– Да, – прошептал Хозяин, отвечая своим мыслям, – такие, как Филиппов, славы не получают.

А вот Генрих Ягода явно возжелал мирской славы. О нем, созидателе Беломорканала, снимаются кинофильмы, в его честь пишутся хвалебные оды!.. Что ж, он позволит Ягоде вознестись еще немного. Товарищ Сталин не ревнив к суетной славе. Есть только один истинный бог, и имя ему – Власть. А богам не слава нужна – поклонение.

И те, кто служит Власти, не должны быть знамениты, не должны погрязнуть в тщете земного. Они будут незаметны и скромны – как, к примеру, нынешний глава проекта «Ярополк» Григорий Ильич Семенов. Только ему одному товарищ Сталин доверял теперь, когда над «Ярополком» столь отчетливо нависла опасность.

9

– Ну, так… – прошептал Коля. – Стало быть, Семенов…

– Он, он, – подтвердил Стебельков, приняв Колино замешательство за недоверие. – Семенов послал меня за вашими книгами.

– Интересно… – протянул юноша раздумчиво, а потом повторил – возвышая голос и странно воодушевляясь: – Интересно!

Стебельков изумленно глянул на Николая, но тот не дал его изумлению развиться, быстро спросил:

– Ваш начальник – разве он имел право давать вам поручения подобного рода?

– Разумеется, нет, – ответил Стебельков. – Он меня подставил, пользуясь своим служебным положением.

– И, конечно, вы не согласились бы на такое, если б у вас был выбор? Скажем, если бы вы обладали достаточными материальными средствами, чтобы распрощаться с Лубянкой?

Глаза Стебелькова снова блеснули.

– Вы правы… – произнес он так, словно эта мысль только что ему самому пришла в голову.

– В таком случае, – проговорил Николай, – я готов обеспечить вам подобную возможность в самое ближайшее время.

– А что взамен? – тотчас поинтересовался Иван Тимофеевич.

– Взамен вы будете время от времени рассказывать мне о делах вашего шефа, комиссара госбезопасности Семенова.

– Я согласен! – произнес взломщик с чрезвычайным энтузиазмом.

«Вот это да! – удивился Коля. – Другой бы на его месте возмущался и угрожал, а этот на всё согласен. Неужто жадность его настолько обуяла? Или он играет со мной? Ну, да ничего, я его переиграю».

– И чем теперь занимается Семенов? – спросил Скрябин.

– У него сейчас в разработке всего одно дело, – с готовностью отозвался Иван Тимофеевич. – О крушении «Горького». И сам Григорий Ильич работал только с одной подследственной – некой Анной Мельниковой.

Коля слегка изменился в лице, и от Стебелькова это не укрылось: он бросил на юношу быстрый и цепкий взгляд, а затем продолжил:

– Но теперь он и с ней закончил: Мельникова подписала признательные показания. Она входила в группу кинодокументалистов, которые и организовали крушение самолета. Если вам нужны подробности, я могу всё разузнать.

– Да, нужны, – быстро сказал Коля; полученными сведениями он был не только потрясен, но отчасти и обнадежен: можно было рассчитывать, что с Анной не случится ничего худшего, чем то, что уже случилось. – И вот как мы с вами договоримся. Вы дадите мне номер телефона, по которому я смогу звонить вам, или назовете другой способ с вами связаться. А по поводу сегодняшней операции вы скажете Семенову следующее. Придя ко мне, вы обнаружили этот шкаф, – он взглядом указал на хранилище эзотерических изданий, – пустым. И замок шкафа при этом был взломан. То есть вы поняли, что кто-то вас опередил. Всё остальное до мельчайших деталей расскажете, как было: про дверь квартиры, которую вы отперли с помощью отмычек, про кота, запертого вами в туалете, про обстановку моей комнаты… Словом, подробностей приплетите как можно больше.

– Да, конечно, я понимаю, – покивал Иван Тимофеевич.

И они завершили сделку. Стебельков сказал Коле номер особенного (не прослушиваемого) телефона, и они условились о времени, когда можно будет звонить. После этого неудачливый взломщик был отвязан от стула, и ему были возвращены удостоверение и список книг.

– Теперь ступайте! – Николай махнул рукой в сторону дверей. – Выход из квартиры, я полагаю, вы сами найдете. А инструменты ваши, – он указал на пакет с отмычками, – я, уж не обессудьте, оставлю себе.

Иван Тимофеевич – медленно: всё тело его затекло, – поднялся на ноги, вдел свой ремень в шлёвки на брюках и, пятясь, словно из опасения повернуться к Коле спиной, двинулся к дверям. Зато выбравшись в коридор, он явственно заторопился: поступь его сделалась частой.