Елизавета. Любовь Королевы-девственницы - Наталья Павлищева

И вдруг…

Вот этого не ожидал никто – после своего выздоровления Елизавета отменила решение назначить Дадли лордом-протектором Англии, решив, что с него хватит и простого участия в Тайном Совете!

– Ваше Величество…

– К чему вам такая должность, Роберт? Вы желаете править Англией? Пусть этим занимаются другие – Сесил, Норфолк, Пемброк, Уолсингем… Вы останетесь при мне.

– В качестве кого? – Дадли решил, что пора поставить все на свои места. Если она сейчас скажет «мужа», то остальное неважно. Но Елизавета сказала совсем другое. Она вдруг поинтересовалась:

– А к чему вам были две тысячи всадников, Роберт? – Внимательно глядя на слегка вытянувшееся лицо возлюбленного, она горько усмехнулась: – Власти захотелось? Только после моей смерти, Роберт. Но я не Эми Робсарт, меня с лестницы не сбросишь и улики просто так не спрячешь. Я, как вы видите, даже оспу пережила. – Юбки взметнулись от поворота. Это ее излюбленный прием, так Елизавета получала дополнительный заряд энергии. – Вы не знаете, откуда в моих покоях появился надушенный веер, как раз такой, о каком я однажды вам говорила? И горничная, принесшая этот веер, якобы доставленный неизвестным, умерла от оспы первой… А леди Пемброк, державшая его следующей, изуродована настолько, что вынуждена прятаться в своем имении. Не хлопайте глазами, вам не скоро удастся убедить меня, что в этом нет вашей вины.

– Но зачем мне было бы убивать вас, Бесс?! Да, веер передали по моему распоряжению, но как я мог знать, в чьих руках он побывает, прежде чем попасть в ваши?

Королева задумчиво полюбовалась лицом Дадли, потом покачала головой:

– Только это вас и спасает от моего гнева. Моя беда в том, что я вас люблю. Подите пока прочь, потом поговорим.

Елизавета никому, даже Сесилу не стала рассказывать о своих подозрениях, она прекрасно понимала, что если сделает это, то Роберту Дадли уже не отвертеться. Сама она догадалась обо всем, лежа долгими бессонными ночами под одеялом. Просто вспоминала всех, кто заразился вместе с ней или от нее. Постепенно стала вырисовываться странная картина – болели не совсем те, кто был рядом. Почему не заболела Кэт, но погибла горничная, которая вовсе не была так уж близка? Всего-то отвечала за ее веера. Елизавета пожалела, что так и не успела расспросить девушку, кто же все-таки принес тот изумительный веер. Сразу не удалось, а когда очнулась от болезни, оказалось, что и горничная тоже больна, только не сумела выжить.

Постепенно раскручивая мысленно все события последнего дня, Елизавета пришла к ужасному выводу – зараза была на веере! Погибли все те, кто к нему прикасался! Кэтрин нет, она заразилась позже и от самой королевы. Заразилась и Мэри Сидни, лицо которой осталось обезображенным оспинами. А вот две горничные, та, что принесла веер, и та, что его держала, умерли. Стало ясно – человек, передавший веер, ошибся только в том, что зараза попала к королеве не сразу, а спустя три-четыре дня, ведь изумительная вещица два из них просто пролежала среди ее вещей.

Кто мог прислать такое?! И вдруг среди ночи она вспомнила, как описывала дорогую безделку Роберту Дадли! Неужели?! От понимания этого стало совсем плохо, и как бы она ни гнала страшные мысли, они возвращались. Роберт, влюбленный Роберт, готовый терпеть от нее любые издевательства, пойти на любое преступление, только чтобы видеть каждый день… Нет, это не мог быть он! А из подсознания настойчиво выплывало: как раз он и мог. Но зачем, ведь тогда он терял все?! – уговаривала себя Елизавета. Кроме того, опасно, в случае ее гибели рано или поздно Уолсингем раскопал бы виноватых и нашел Дадли. А не для того ли были собраны всадники?..

Легче всего обмануть того, кто хочет быть обманутым. Елизавета очень хотела, она уговорила сама себя, что Роберту не было никакого смысла убивать ее, что вся история с веером ее собственная выдумка. Уговорила, но отношение к возлюбленному изменилось.

И вот теперь она ругала сама себя за то, что рассказала Дадли о своих подозрениях. Это очень опасно. Но как истинная женщина, Елизавета свято верила в свою неотразимость и не сомневалась, что стоит снова приблизить Роберта, и он не сможет сделать против нее ни единого движения.

Болезнь королевы показала всем, насколько сложен вопрос о престолонаследии. Тайный Совет снова и снова настаивал на ее замужестве. Лорды уже были согласны даже на Роберта Дадли, а вот сама королева теперь почему-то не спешила соединить свою судьбу с красавцем. Такого не мог понять никто. Дадли свободен, все уже забыли странную смерть его супруги, почему бы не выйти за него замуж, решив, наконец, эту пресловутую проблему?!

И только Уильям Сесил, пожалуй, знал ответ. Хотя он не подозревал, что знает далеко не все.

Однажды Сесил попросил аудиенции без свидетелей. Это никого не удивляло, есть вопросы, которые королева должна решать только лично со своим канцлером.

По окончании разговора Елизавета скорбно вздохнула:

– Он мечтает быть королем. Любой ценой.

Ни она, ни Сесил не сообщили о теме беседы, но вскоре все выяснилось само собой. Оказалось, что Роберт Дадли обращался за помощью к… королю Испании, умоляя посодействовать его с Елизаветой браку и признанию папой римским этого брака действительным. Взамен Дадли обещал, став королем, действовать в интересах Испании и римской церкви. Что он имел в виду, непонятно, но ничего хорошего для Англии, безусловно. Нашлось кому разнести эти новости по Англии, и вскоре Елизавета остро почувствовала, что будет, если она сделает-таки Роберта Дадли королем. Такого протеста не ожидал никто! Отвлекла от страстей только эпидемия чумы, которую привезли солдаты английской армии, оказавшейся втянутой в религиозные разборки во Франции.

Те протестанты во Франции, кому английские войска охотно помогали из религиозных соображений, быстро сумели договориться со своими соотечественниками-католиками, и англичане оказались не нужны.

После того как были казнены все солдаты, попавшие в плен при обороне Руана, королева приказала сдать Гавр, мотивируя это тем, что для нее жизнь солдат важнее удержания любого города. Англия потеряла все свои опорные пункты на континенте. Взамен получила мощнейшую эпидемию чумы, унесшую жизни каждого шестого жителя Лондона.

Королеве было не до разборок со своим возлюбленным.

Но все в жизни проходит, прошло и это.

И снова возникли вопросы престолонаследия и замужества, только теперь они в первую очередь касались не Елизаветы, а… Марии Стюарт. Слишком связаны были судьбы двух королев, чтобы изменения у одной не касались другой.

Мария уже повзрослела и постепенно стала вмешиваться в дела королевства к величайшему неудовольствию ее брата. Пока птичка пела и плясала, Меррей только следил, чтобы не заливалась слишком звонко и не наделала глупостей. Но этой красотке надоели балы и музицирование, и она решила поиграть в правительницу. Пора было все же выдать Марию замуж.

Но переговоры с королем Испании Филиппом по поводу брака его сына Дона Карлоса с шотландской королевой двигались ни шатко ни валко. Также зависли договоренности с австрийским эрцгерцогом Карлом. И не последнюю роль в этом сыграла английская кузина Марии Елизавета.

Когда до Лондона дошли сведения о сватовстве к шотландской соседке австрийца, Елизавета вызвала к себе австрийского посланника и без обиняков объявила ему, что английское правительство будет рассматривать такой брак как объявление войны Англии. Конечно, эрцгерцог тут же ретировался. Шотландия слишком далеко, чтобы ради нее ссориться с ее сильной соседкой.

Мария с изумлением читала строчки письма Елизаветы, в котором та, рассыпаясь в комплиментах по поводу несравненной красоты своей кузины и множества ее несомненных достоинств, все же ставила ее в известность, что любое несогласованное с ней самой замужество Марии будет рассматриваться как выступление против. Шотландская королева в негодовании отбросила письмо, такое поведение английской королевы граничило с наглостью! Какое Елизавета имела право требовать от нее отчета в своих действиях, тем более действиях, направленных на замужество?! Она тоже королева и вольна выходить замуж за кого угодно!

– Гренвилль, – обращалась Мария к своему канцлеру, – почему она считает себя вправе вмешиваться в мои личные дела?! Я же не советую ей, с кем спать или идти под венец!

Канцлер дипломатично молчал.

Возмущалась Мария Стюарт, конечно, только наедине или в обществе близких людей, в письмах к Елизавете она была сама благожелательность. Между двумя королевами началась большая игра с чисто женскими выходками и пакостями, которая привела одну из них на плаху. Но случилось это много лет спустя, а тогда Мария, стараясь затянуть время в ожидании решения короля Филиппа, писала «дорогой сестрице», прося дать неоценимый совет, за кого же ей выходить?