Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона - Алексей Шишов

— Так можно только ускорить развал фронта на правых и неправых, отчего дезертиров будет только больше.

— Однако меры для спасения фронта нужны хирургические.

— Хирургические? Румыны стали опасаться наших развалившихся полков больше, чем австрийцев и болгар…

Тому было чисто человеческое оправдание: Щербачев, не в пример, скажем, Корнилову и Алексееву, Деникину и Кутепову, знамя Белого движения поднять не мог. Он не годился в лидеры ни под одну из сторон баррикад вызревшей гражданской войны в раздвоившейся России. В этом старого генерала могли упрекнуть только горячие головы в среде монархистов и других приверженцев российской державности.

Щербачев отличался известной непоследовательностью в решениях и даже «командной мнительностью». Был известен такой факт. В первых числах ноября 1917 года генерал Н. Н. Духонин из могилевской Ставки обратился за советом к Щербачеву, фактически командующему войсками Румынского фронта. Обратился как к «старшему главнокомандующему и человеку, которому искренне предан»:

«Дмитрий Григорьевич!

Власть продолжает быть захваченной большевиками…

Послать в Петроград достаточные силы, чтобы сокрушить их, представляется задачею, трудно достижимою…

Вполне прочных властей, на которых можно вполне положиться, трудно найти…

Большевистская волна захлестнула Северный и Западный фронты…»

Духонин просил совета у гораздо более опытного большого генерала в том, как удержать Русский фронт в повиновении и не «найти для себя прочную власть». Щербачев не смог отправить в Могилев более или менее вразумительный ответ, которого там от него очень ждали. То есть Щербачев не мог быть идеологом Белого дела. А полковник Генерального штаба Михаил Дроздовский готов был стать таковым.

Можно утверждать, что при первом знакомстве с генералом от инфантерии Щербачевым полковник Дроздовский был уверен в силе его воли. И тому были все основания, достаточно веские, связанные с уже далекими по времени событиями революционного 1905 года.

Эта страница из биографии Щербачева хорошо изложена в воспоминаниях белоэмигранта генерала А. С. Лукомского «Очерки из моей жизни». Лукомский был одно время начальником штаба Добровольческой армии, а в конце Гражданской войны — председателем Особого совещания, то есть главой деникинского правительства. Полковник Дроздовский познакомился с монархистом Лукомским, когда его бригада пробилась на Кубань.

Лукомский в своих мемуарах, долгое время пылившихся в Русском (или Пражском) заграничном историческом архиве белоэмиграции в Праге, так писал о личности генерала Д. Г. Щербачева:

«Восстание в Кронштадте внесло панику в петербургские верхи. Подавлено оно было и быстро ликвидировано Н. И. Ивановым (он был комендантом крупнейшей морской крепости Российской империи. — А. Ш.) и генералом Щербачевым…

Решительные действия Щербачева, по существу человека далеко не талантливого, способствовали и его выдвижению сначала на пост начальника Академии Генерального штаба, а затем способствовали его дальнейшей блестящей строевой карьере…»

В тех кронштадтских событиях, в подавлении революционного «возмущения» балтийских матросов, деятельно участвовал «особый гвардейский отряд», которым командовал генерал Щербачев. Отряд состоял из двух батальонов лейб-гвардии Преображенского полка, двух батальонов лейб-гвардии Павловского полка и батареи лейб-гвардии артиллерийского дивизиона.

Монархиста Дроздовского подкупала в личности Щербачева и другая страница его генеральской биографии. Тот, будучи командиром лейб-гвардии Павловского полка, 9 января 1905 года, в день Кровавого воскресенья, командовал верными монархии войсками на Дворцовой площади. Тогда в его сводный отряд входили павловцы и преображенцы, эскадроны гвардейских Кавалергардского и Конного полков, сотни лейб-гвардии Казачьего полка. Тогда Щербачев и отдал команду, которая отдалась по всей России:

— Пли!...

9 января на Дворцовой площади перед Зимним дворцом была расстреляна мирная демонстрация рабочих Санкт-Петербурга, организованная агентом тайной полиции священником Талоном. То есть в Кровавое воскресенье генерал Щербачев еще раз продемонстрировал свою верность династии Романовых и готовность постоять за ее устои.

Имя полкового командира лейб-гвардии Павловского полка в революционном 1905 году стало символом крайних монархических убеждений. Дроздовский, тогда еще воевавший далеко от России — в Маньчжурии, не мог не оценить по своим убеждениям поступки этого военного человека.

— Щербачев — не палач. Он всего лишь продемонстрировал свою верность монархии и государственному устройству нашей России… В чем обвиняют генерала Щербачева? В том, что он стал петроградским Кромвелем. Но почитайте историю Англии или той же Франции с ее генералом Кавеньяком… Решительные поступки решительных людей — это Лекарство от всех государственных болезней…

Щербачевых в преддверии Октября 1917 года в действующей армии было немало. Но почти все такие военачальники оказались в поразительном «бездействии и безволии». Не оттого, что они были людьми колеблющимися, не способными на волевые решения, а оттого, что октябрьский переворот в Петрограде стал для них полной неожиданностью и привел их в полнейшую растерянность.

— Толпа бунтующих рабочих и солдат лишила власти Временное правительство?!

— Кто есть такие Ульянов-Ленин и Бронштейн-Троцкий?

— Почему у них в руках государственная власть, а не у избирателей?

— Это же не революционная демократия, а диктатура?!

— Пройдут свободные выборы в Учредительное собрание, и Россия успокоится…

— Россия же устала от революционной смуты, народ не поддержит ее…

На что надеялись люди в генеральских чинах, составлявшие окружение Щербачева? Они этого не скрывали, уповая на то, что в самом скором времени «начнется эволюция большевиков». О ней они имели самое смутное представление И что в противном случае можно начать тайный подрыв их власти с каких-то тоже трудно представляемых «законных позиций».

…Капитан Федоров, самый молодой из участников того памятного для Дроздовского и его единомышленников «секретного» совещания, тогда произнес не без иронии:

— Я не могу быть уверенным, что завтра меня те же большевики не заменят каким-нибудь прапорщиком с красным бантом Где же тогда будет моя «законная позиция» для тайной борьбы?

На это возражение до того молчавшего офицера кто-то из старших ответил:

— Вы же капитан Генерального штаба Разве вас в полку может кто-нибудь заменить?..