На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр) - Юрий Ампилов

Еще у нас трудился молодой специалист из Грозного Миша Базалеев, человек очень добрый и застенчивый. Наверное, именно поэтому он долгое время холостяковал, а активные девушки, которые в поисках мужей брали инициативу на себя (как Света Каплан), до него еще не добрались. Мы с работавшей тогда в лаборатории Мариной Бажановой решили прекратить это безобразие, В МАГЭ работала скромная девушка Рита, которая поехала в Москву на курсы повышения квалификации, по-моему, в ГАНГ. Мы постарались подыскать аналогичные курсы и Мише в тот же период времени и нашли таковые, кажется, в МГУ. Дальше придумали банальный повод: попросили Мишу разыскать Риту в Москве и передать ей какую-то книгу. К счастью, все получилось, и вскоре мы гуляли на свадьбе, а еще через некоторое время у них родился сын. Надеюсь, и по сию пору у них все хорошо.

В лаборатории в разное время работали также техниками милые девушки: Таня Попова (Пряженникова), Лена Ильина, Галя Перепеченова.

Уже позднее, когда Евгений Федорович на «волне демократии» был избран директором института, а лабораторию возглавил я, у нас работали весьма толковые сотрудники – Володя Колмыков и Юрий Драница. После развала института, случившегося через пару лет после моего отъезда в Москву, они ушли работать в другие организации. За пределами лаборатории в рамках института мы время от времени общались по работе с А.Ю. Юновым, В.А. Дядюрой, Г.В. Матвеенко, А.А. Гагельганцем, Н.Н. Трубятчинским, Э.А. Блясом, А.Г. Мадатовым и другими.

Лаборатория наша занималась преимущественно поиском «скрытых резервов» в сейсмической информации, которая оставалась невостребованной в рамках стандартной обработки и интерпретации данных. Кое-каких вполне успешных результатов удалось достичь уже в то время. Например, широко применяемый сейчас атрибутный анализ а сейсмической интерпретации тогда фактически впервые был поставлен нами на «серьезные технологические рельсы». До этого а лучшем случае проводился лишь качественный анализ мгновенных амплитуд и частот в рамках преобразования Гильберта. Нам же удалось использовать элементы количественной интерпретации, применяя факторный, кластерный и регрессионный анализ, а затем и алгоритмы нейросетей.

Фактически мы на десять лет опередили мировые тенденции в интерпретации, «подсказав» некоторым образом мировым фирмам правильное направление развития. Это было тут же подхвачено и по достоинству оценено. В период уже наступающего упадка всей российской науки, в том числе и геофизики, мы, наверное, единственные в России, кто получал в то время заказы мировых лидеров нефтяной отрасли (Norske SHELL) по количественной интерпретации их материалов. Я тогда ежемесячно летал в Ставангер сдавать промежуточные результаты. Мы выполняли аналогичные заказы потом, уже в рамках европейской программы «Инко-Коперникус», вплоть до моего переезда в Москву. Этими приработками тогда в значительной степени удалось сохранить коллектив лаборатории. Правда, Саша Токарев немного не дождался этих работ и, защитив диссертацию, почти сразу перешел работать программистом в коммерческий банк, так и не вернувшись в геофизику. В эти же наступающие уже трудные годы я без особого труда подготовил и защитил в родном Московском университете докторскую диссертацию, благодаря свежести наших научных идей. Не хватило тогда буквально пары лет стабильности, чтобы мы могли сами достойно завершить эту работу. Дважды в те годы получал предложения от двух европейских фирм о переезде за рубеж и работе по контракту, но, поразмышляв некоторое время, отказывался. Как показало время, это было верным решением.

Большинство остальных геофизических российских организаций тогда в массовом порядке всеми правдами, а чаще неправдами продавали информацию о «недрах Родины» западным компаниям.

Наш институт почти не выполнял морских работ за исключением испытания экспериментальных образцов техники или проведения опытно-методических работ на чужих судах. Сами полевые работы, включая стандартную обработку и интерпретацию, выполнял производственный трест «Севморнефтегеофизика», также входивший в объединение «Союзморгео». Фактически на тот момент, да и сейчас по своей оснащенности флотом и оборудованием он является лидером морской геофизики в России. Многие кадры специалистов, выросшие там, сейчас являются лидерами основных геофизических компаний, работающих в России. Все эти годы вплоть до сегодняшнего дня трестом руководит бессменная тройка, сумевшая «вырулить» в сложные 90-е годы, сохранив организацию «на плаву»: К.А. Долгунов, Б.Г, Сапожников, В.Н, Мартиросян.

В то же время для того, чтобы сохранить институт в это наступающее тяжелое время, надо было предпринимать экстраординарные шаги. А после того, как МИНТОП по окончании срока контракта не утвердил Е.Ф. Безматерных на новый срок за его строптивость и назначил директором Б.К. Остистого, институт фактически был обречен. Дальнейшее бездарное руководство В.А. Слипченко быстро привело эту организацию к полной деградации, и вскоре там не осталось ни одного сколько-нибудь стоящего специалиста.

Отдельного внимания заслуживает громкая история с созданием в первой половине 90-х годов акционерного общества «Росшельф».

Всем известное уникальное Штокмановское газоконденсатное месторождение на шельфе Баренцева моря уже несколько лет к тому времени было предметом всевозможных спекуляций с потенциальными иностранными партнерами. Был создан некий консорциум «Арктическая звезда», куда вошли ведущие зарубежные добывающие компании, скупившие у наших организаций всю имеющуюся информацию о месторождении и возлагавшие надежды на свое выгодное участие в проекте. Совсем запутавшееся тогда наше российское правительство, чтобы начать все с чистого листа, придумало создать новую закрытую акционерную компанию и передать ей все права на Штокмановское и Приразломное месторождения. И такая компания «Росшельф» была создана. Список ее акционеров с соответствующим количеством причитающихся им акций был заранее определен. Туда вошли некоторые крупные российские оборонные предприятия, а также профильные научно-исследовательские организации, включая в том числе ВНИИГАЗ (куда я потом перейду работать) и нашу НИИМоргеофизику, где я работал в тот момент, Поскольку у нас были материалы по этим двум месторождениям и их простейшие компьютерные модели, построенные с использованием своего разработанного компьютерного матобеспечения, НИИМоргеофизика поначалу была в большом фаворе в рамках созданной компании. Исполнительный директор «Росшельфа» и его заместители с восторгом знакомились с нашими достижениями. Одним из основных идеологов создания «Росшельфа» был известный академик Павел Евгеньевич Беликов. Он умудрялся быть придворным академиком при всех режимах: Брежневском, Андроповском, Горбачевском, Ельцинском, да и сейчас пытается, несмотря на преклонный возраст, не выпасть из первой обоймы.