Детектив и политика - Устинов Питер

Малько не подал виду, что у него появилась искорка надежды. Наконец-то Вампир сломался!

— Разговор окончен, — заявил он. — До свидания!

Он ускорил шаг. Марии выпустил его плечо, только когда Малько открыл дверцу "тойоты". Задыхаясь, он прошептал:

— Ну хорошо, ладно, я согласен. Приходите завтра после девяти утра. С деньгами…

Он повернулся и заковылял назад к своему "диспансеру". Малько сел в машину и сказал Джону Райли:

— Вот теперь за меня нужно помолиться!

Насчет Берта Марни он был спокоен: ради спасения своей шкуры Вампир сделает все от него зависящее, чтобы найти Жакмеля. Но предстоящая встреча с бывшим главой тонтон-макутов будет не менее рискованной, чем манипуляции с динамитной шашкой. Впрочем другого выхода у Малько все равно не было: до истечения срока ультиматума оставалось два с половиной дня — если, конечно, Амур Мирбале не передумала. Еще чудо, что он до сих пор на свободе, а не в карцере тюрьмы "Фор-Диманш". Видимо, самой неотложной задачей.

Амур Мирбале действительно была ликвидация Габриэля Жакмеля.

Когда Малько подъехал к дому Симоны Хинч, у него мелькнула мысль, что молодая женщина уехала: света в окнах не было. "Понтиак" тонтон-макутов подрулил ближе и остановился. Эта машина следовала за Малько с того момента, как он, после возвращения из квартала Ла Салин, уже не скрываясь вышел из здания "Радио-Пакс" и сел в свою "мазду". Всю дорогу до Петьонвиля он проделал словно в тумане, чувствуя себя как белка в колесе. Во всем Порт-о-Пренсе он мог положиться только на одного Джона Райли. Американское посольство было недоступнее гималайских вершин. Жестокая игра — жестокие правила. Он подумал о Штайнере — наемнике, плененном в Судане и брошенном на произвол судьбы своими "заказчиками". Постоянные размышления о том, как отвести нависшую над ним опасность, настолько утомили Малько, что у него сейчас было только одно желание: забыться хоть на несколько часов.

В Порт-о-Пренсе снова царил страх — как в худшие времена "папы Дока". Удары дубинок, оборвавшие жизнь Чезаре Кастелла и Гуапы, продолжали отдаваться во многих головах.

Симона все-таки оказалась дома: услышав шум мотора, она чуть приоткрыла входную дверь. Малько увидел ее силуэт. Узнав "мазду" Малько, молодая женщина открыла дверь пошире. Макуты остались сидеть в "понтиаке".

Расчесанные на строгий прямой пробор волосы придавали лицу Симоны суровое выражение, но ее женственное тело, облаченное в блузку и шорты, приятно взволновало Малько.

— Добрый вечер, — сказала она. — А я уже собиралась ехать на площадь Сен-Пьер…

— Прятаться бесполезно, — ответил он. Они и так все знают.

Он чувствовал усталость и горечь. А ведь какие чудесные минуты он мог бы провести с этой привлекательной девушкой… Вдруг он с полной, беспощадной ясностью осознал всю тщетность своих усилий осуществить операцию, в успех которой не верил никто, кроме него самого.

Он положил руки на бедра Симоны, и она крепко прижалась к нему.

— Улыбнитесь и забудьте обо всем хоть ненадолго, — шепнул Малько.

В его золотистых глазах вспыхнул озорной огонек. Он опять был во власти своего славянского фатализма. Уж если ему суждено умереть, так лучше испытать в последние минуты побольше удовольствия. В течение его полной приключений жизни Малько уже доводилось пробовать этот удивительный коктейль из ощущений смертельной опасности и острого наслаждения радостями земного существования.

Симона подняла глаза и погладила ему затылок.

— Я люблю вас за то, что вы хотите спасти мою несчастную страну, — призналась она.

Малько не осмелился сказать ей о пятистах тысячах долларов. Иллюзии — неотъемлемая часть человеческой жизни.

Они обменялись жгучим поцелуем, и Симона потянула его к дивану. Все остальное отступило на второй план. Малько начал гладить ее шелковистую, теплую, отливающую янтарем кожу. Она тихо застонала от блаженства. Шорты и блузка упали на пол. Симона страстно обвилась вокруг Малько, но как только он захотел полной близости, она на мгновение замерла. Когда ее ласки возобновились, в них уже не было прежнего пыла. Малько открыл глаза и встретился с ней взглядом.

— Я так счастлива! — прошептала она.

Малько лежал не шевелясь. Симона провела кончиками пальцев вдоль его спины и сказала:

— Делай то, что тебе хочется, не думай обо мне.

Он не успел последовать ее совету: дверь резко распахнулась, и в комнату ворвались двое негров с пистолетами в руках. Оба остановились в нескольких шагах от дивана, жадно глядя на обнаженное тело Симоны. Молодая женщина перевернулась на живот, всхлипывая от стыда. Малько вскочил и пошел на тонтон-макутов, пока в его голый живот не уперся кольт тридцать восьмого калибра.

— Вон отсюда! — крикнул Малько с такой свирепостью, что макуты даже немного растерялись. Но ненадолго. Один из них, который был поменьше ростом, плотоядно усмехнулся:

— А что, мы разве мешаем?

Не отрывая кольта от живота Малько, он снова жадно взглянул на Симону. Второй макут обошел Малько и шагнул к дивану.

— Gade y sun bonbonte![20] — хохотнул он и медленно провел черным пальцем по спине Симоны и между ее ягодиц.

Симона взвыла, перевернулась и с искаженным ненавистью лицом, оцарапала ему ногтями щеку. Макут инстинктивно отступил и угрожающе сказал:

— Мы еще встретимся…

Оба ушли так же внезапно, как и появились.

Малько задыхался от бешенства. Этот эпизод явно был маленьким тактическим ходом в затеянной Амур Мирбале травле.

Симона рыдала, закрыв лицо руками.

Малько молча оделся.

Симона обвела взглядом посетителей ресторана и наклонилась к Малько, всем своим видом выражая сильнейшее презрение.

— Просто не верится, — шепнула она. — Здесь полно негров!

Они сидели на террасе ресторана "У Жерара Бальтазара" — одном из самых фешенебельных заведений Петионвилля. Впрочем, дорога, по которой подъезжали к этому заведению, была такой же разбитой, как и все остальные. В ресторане действительно преобладали чернокожие — было только несколько мулатов. Малько внутренне расхохотался. В устах девушки, которая не отрицала примеси в своих жилах негритянской крови, это была неожиданная ремарка. Где только не коренится расизм? Вот и здесь тоже — в стране, где последнего белого съели двести лет назад…

Малько ужасно хотелось расслабиться, повеселиться и выпить. Симона была прелестна в своем легком облегающем белом платье. В ушах у нее красовались большие серьги. Отправляясь в ресторан, она сделала легкий макияж и, несмотря на жару, надела колготки — высшее проявление элегантности на Гаити.

Они выпили уже по три порции ром-пунша. Глаза у Симоны блестели, а Малько преисполнился некоторым оптимизмом.

— Раньше негры в такие заведения не ходили, — вздохнула Симона, — но при Дювалье они таскаются повсюду. Посмотрите, как они уродливы. Только в "Бельвю" и можно чувствовать себя спокойно — там они появляться еще не решаются…

А ведь у матери этой девушки кожа была черной, как уголь…

От легкого порыва ветра Симона зябко поежилась.

Под тонкой тканью ее платья четко обрисовались соски. Перехватив взгляд Малько, она покраснела:

— Наверное, вы считаете, что у меня неприличный вид. Но мне просто хочется вам понравиться. Если бы вы смогли увезти меня отсюда, я стала бы вашей преданной рабой!

Малько благоразумно ограничился поцелуем ее руки, Он представил себе выражение лица Александры, вернись он с Гаити в сопровождении рабыни с такой фигурой. Вряд ли это укрепило бы их брачные узы…

Официант принес счет. Малько положил на стол десять долларов. С робостью девственницы Симона прикоснулась к его руке.

— Мне ужасно хочется пойти в кино, — призналась она. — Тут недалеко показывают "Историю любви"…