Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан - Джордж Гордон Байрон

Дон-Жуан

Перевод Т. Гнедич 

{375}

Посвящение

Боб Саути! Ты — поэт, лауреатИ представитель бардов, — превосходно!Ты ныне, как отменный тори, аттестован:это модно и доходно.Ну как живешь, почтенный ренегат?В Озерной школе все, что вам угодно,Поют десятки мелких голосов,Как «в пироге волшебном хор дроздов{376};

Когда пирог подобный подаютНа королевский стол и разрезают,Дрозды, как полагается, поют».Принц-регент{377} это блюдо обожает.И Колридж-метафизик{378} тоже тут,Но колпачок соколику мешает:Он многое берется объяснять,Да жаль, что объяснений не понять.

Ты дерзок, Боб! Я знаю, в чем тут дело:Ведь ты мечтал, с отменным мастерствомВсех крикунов перекричав умело,Стать в пироге единственным дроздом.Силенки ты напряг довольно смело,Но вмиг на землю сверзился потом.Ты залететь не сможешь высоко, Боб!Летать крылатой рыбе нелегко, Боб!

А Вордсворт наш в своей «Прогулке»{379} длительной —Страниц, пожалуй, больше пятисот —Дал образец системы столь сомнительной,Что всех ученых оторопь берет.Считает он поэзией чувствительнойСей странный бред; но кто там разберет,Творенье это — или не творенье,А Вавилонское столпотворенье!

Да, господа, вы в Кезике{380} своемЛюдей получше вас всегда чурались,Друг друга вы читали, а потомДруг другом изощренно восхищались.И вы сошлись, естественно, на том,Что лавры вам одним предназначались.Но все-таки пора бы перестатьЗа океан озера принимать{381}.

А я не смог бы до порока лестиУнизить самолюбие свое, —Пусть заслужили вы потерей честиИ славу, и привольное житье.В акцизе служит Вордсворт{382} — всяк при месте;Ваш труд оплачен — каждому свое.Народ вы жалкий, хоть поэты все жеИ на парнасский холм взобрались тоже.[14]

Вы лаврами скрываете покаИ лысины и наглость, но пороюВы все-таки краснеете слегка.Нет, я вам не завидую; не скрою —Я не хотел бы вашего венка!Притом ведь лавры получают с бою:Мур{383}, Роджерс, Кэмбел, Крабб и Вальтер Скотт —Любой у вас всю славу отобьет.

Пусть я с моею музой прозаичнойХожу пешком — а ваш-то конь крылат!По да пошлет вам бог и слог приличный,И славу, и сноровку. Как собрат,Я воздаю вам должное — обычныйПрием, которым многие грешат! —Едва ль, на современность негодуя,Хвалу потомков этим заслужу я.

Но тот, кто лавры хочет получитьЛишь от потомства, должен быть скромнее:Он сам себе ведь может повредить,Провозгласив подобную идею.Порой эпоха может породитьТитана, но как правило — пигмеиВсе претенденты. Им, читатель мой,Один конец — бог ведает какой!

Лишь Мильтон, злоязычьем уязвленный,Взывал к возмездью Времени — и вот,Судья нелицемерный, непреклонный,Поэту Время славу воздает.Но он не лгал — гонимый, угнетенный,Не унижал таланта, ибо тот,Кто не клевещет, кто не льстит, не гнется,Всю жизнь тираноборцем остается{384}.

О, если б мог восстать, как Самуил{385},Он, сей старик, пророк, чей голос властныйСердца монархов страхом леденил!О, если б он воскрес, седой и страстный!Глаза слепые он бы обратилНа злобных дочерей. Но и несчастныйНе льстил бы он ни трону, ни венцу,И не тебе, моральному скопцу,[15]

Преступник Каслрей{386} — лукавый, ловкий,Ты холеные руки обагрилВ крови Ирландии. С большой сноровкойТы в Англии свободу придушил.Готовый на подлейшие уловки,Ты тирании ревностно служил,Надетые оковы закрепляяИ яд, давно готовый, предлагая.[16]

Когда ты говоришь парадный вздор{387},И гладкий и пустой до омерзенья,Льстецов твоих — и тех смолкает хор.Все нации с усмешкою презреньяСледят, как создает словесный сорБессмысленного жернова круженье,Который может миру доказать,Что даже речь способна пыткой стать.

Гнусна твоя бездарная работа:Одно старье латать, клепать, чинить.Всегда страшит твоих хозяев что-то,И это — повод нации душить.Созвать конгресс{388} пришла тебе охота,Чтоб цепи человечества скрепить.Ты создаешь рабов с таким раденьем,Что проклят и людьми и провиденьем,

Ну, что о сущности твоей сказать?Имеешь ты (или, верней, Оно)Две цели: удушать и угождать.Кого и как — такому все равно:Привык он, как Евтропий{389}, услужать.В нем, правда, есть достоинство одно —Бесстрашие, но это уж не смелость,А просто чувств и сердца омертвелость.

Куда бы я глаза ни обратил,Везде я вижу цепи. О Италия!Ведь даже римский дух твой погасилСей ловкий шут, презренная каналия!Он ранами Ирландию покрыл,Европа вся в кровавой вакханалии,Везде рабы и троны, смрад и тьма,Да Саути — их певец, плохой весьма.

Но, сэр лауреат, я все ж дерзаюСей скромный труд тебе преподнести.Особой лести я не обещаю —Я ближе к вигам и всегда почтиЦвет желто-голубой{390} предпочитаю.До ренегатства мне не дорасти,Хоть без него живется многим худо —Тем, кто не Юлиан{391} и не Иуда…

Песнь первая

{392}

Ищу героя! Нынче что ни годЯвляются герои, как ни странно.Им пресса щедро славу воздает,Но эта лесть, увы, непостоянна:Сезон прошел — герой уже не тот.А посему я выбрал Дон-Жуана:Ведь он, наш старый друг, в расцвете силСо сцены прямо к черту угодил.

Хок, Фердинанд и Гренби — все герои,{393}И Кемберленд-мясник и Кеппел тут;Они потомством Банко предо мною,Как пред Макбетом, в сумраке встают{394},«Помет одной свиньи», они толпоюПо-прежнему за славою бегут,А слава — даже слава Бонапарта —Есть детище газетного азарта.

Варнав, Бриссо, Дантон, и Кондорсе,{395}Марат, и Петион, и Лафайет —Вот Франция во всей своей красе,(А все-таки забывчив праздный свет.)Жубер и Ош, Марсо, Моро, Дезэ —Смотрите-ка: им просто счету нет!Недавно их венчали лавры славы,Но не приемлют их мои октавы.

Наш Нельсон{396} — сей британский бог войны —Достоин славы гордого угара,Но вместе с ним давно погребеныИ лавры и легенды Трафальгара.Нам силы сухопутные нужны,И моряки встревожены недаром:Великих адмиралов именаЗабыл король, забыла вся страна!

И до и после славного АхиллаЦвели мужи, не худшие, чем он,Но песнь поэта нам не сохранилаНи славы их, ни доблестных имен.И потому мне очень трудно былоВ тумане новых и былых временНайти героя вовсе без изъяна —И предпочел я все же Дон-Жуана!

Гораций говорил, что «medias res»[17]{397}Для эпоса — широкая дорога.Что было раньше, волею небесПоэт потом покажет понемногу,Влюбленных приведя под сень древес,В пещеру или к пышному чертогу,За ужином, в саду или в раю —Где он посадит парочку свою.

Таков обычный метод, но не мой:Мой метод — начинать всегда с начала,Мой замысел и точный и прямой,В нем отступлений будет очень мало.Начну я просто первою главой(Каких бы мне трудов она ни стала).Я вам хочу подробно описатьОтца и мать героя, так сказать.

В Севилье он родился. Город, славныйГранатами и женщинами. ТотБедняк, кто не был в нем, — бедняк подавно.Севилья лучшим городом слывет.Родители Жуана благонравноИ неизменно жили круглый годНад речкою, воспетой целым миромИ называемой Гвадалкивиром.

Его отец — Хосе, понятно, «дон»,Идальго{398} чистокровный, без следаЕврейско-маврской крови, — был рожденОт грандов, не робевших никогда.Не всякий граф, маркиз или баронБыл на коне так ловок, господа,Как дон Хосе, зачавший Дон-Жуана,Зачавшего (об этом, впрочем, рано)…

{399}