Конан в Венариуме - Гарри Тертлдав

— Ладно, а что в самой деревне? — спросил он.

— Ах, да. Деревня… — с явной неохотой начал Мордек. — Тут, граф Стеркус снова наведывался…

— Он приезжал?! — воскликнул сын и схватился за колчан, хотя в нынешней ситуации этот его жест выглядел нелепо. — Что он делал? Почему никак не оставит нас в покое?

— Стеркус говорил, что его приезд связан с исчезновением аквилонского солдата, — ответил кузнец. — Я тогда даже подумал, что он собирается нас наказать, даже если его люди никогда не найдут тело соратника. Но сейчас мне кажется — граф просто искал оправдание своему визиту.

— Оправдание? — изумился Конан, его голос заметно дрогнул.

Потом к нему пришла ужасная догадка о вещах, которые его отец старался не озвучивать.

— Тарла! — вспыхнул юноша.

— Похоже, что так, — признал кузнец. — Он все отирался вокруг нее, все принюхивался к дому Баларга, словно голодная собака к куску мяса.

— Я убью его! — разъярился Конан. — Я вырежу его сердце и скормлю свиньям, а кишки развешу на крыше.

Отцу пришлось хорошенько встряхнуть сына так, что тот больно прикусил зубами язык. Конан несколько раз сплюнул кровью. Запал его прошел, и больше юноша не сказал ни слова.

— Хорошо, — одобрительно кивнул кузнец. — Надеюсь, что теперь у тебя добавилось здравого смысла. Каким надо быть безумцем, чтобы решиться на убийство командующего аквилонской армией?

— Он заслуживает смерти, — угрюмо пробормотал Конан.

— Да, безусловно, — согласился Мрдек. — Я сам говорил, что Стеркус будет достоин смерти, если развратит дочь ткача, как ранее развратил другую киммерийскую девушку. Но подумай сам, тебе не кажется, что в первую очередь о ее чести должен заботиться Баларг?

— Я… — начал Конан и осекся.

— …Люблю хорошенький носик Тарлы, ее тонкие лодыжки, и таким образом считаю, что именно мне, а не ее отцу следует защищать девушку, — со смехом закончил за сына Мордек.

Конан молча пошел вперед, чувствуя, что у него начинают гореть щеки и уши. Он, как и большинство его сверстников, впервые положивших глаз на понравившуюся девушку, сильно стеснялся и боялся выставить себя в глупом свете перед объектом своей симпатии. В силу своего возраста, он также полагал, что его страсть незаметна для окружающих. Признание ошибочности такого мнения стало для него серьезным испытанием.

— Не раскисай, парень, — сказал Мордек благодушно. — Возможно, получится союз между вами, а может, и нет. Если смотреть на наши с Баларгом позиции в деревне, то объединение двух домов может оказаться мудрым ходом. Кстати, мы с ним несколько раз обсуждали эту тему. Но все же, я тебе так скажу: сложится у вас или не сложится — мир все равно не перевернется. Понял меня?

У Конана по-прежнему не было желания разговаривать, и он просто кивнул. Его отец продолжил наставления:

— Еще я хочу донести до тебя одну вещь, независимо от того, понравится тебе это или нет. Так вот, никто пока не умер от разбитого сердца, даже если б сам того захотел иной раз. Усек?

Слова отца казались Конану каким-то бредом, и ему не хотелось утвердительно кивать еще раз. А просто мотнуть головой, означало бы, что он не согласен с нравоучениями Мордека. В любом случае — выходило неважно, поэтому юноша сделал вид, что не расслышал. Язвительный смешок сзади показал всю неубедительность такой попытки. Конан вновь покраснел.

В Датхил они вошли бок обок. На улице толпились сельские жители и несколько солдат из аквилонского лагеря. Конан, не знавший в течение последнего месяца другой компании кроме Нектана, даже опешил. Он удивленно рассматривал большое скопление людей, собравшихся единовременно в одном месте.

Тут мяч подкатился к его ногам. Прежде, чем Конан успел что-то предпринять, его отец с силой пнул его, посылая в полет вниз по улице. За ним тут же бросилась стайка мальчишек.

— Раньше я любил такие игры, — сказал Мордек веселым тоном, которого Конан не ожидал от него услышать. — Но, когда взрослеешь, многие вещи становятся недоступными. И это — грустно. Хочешь к ним присоединиться? — спросил он, указывая на подростков. — Хочешь играть, так играй пока можно.

Но Конан помотал головой. После месяца работы с овцами, гонять мяч виделось ему детской забавой. Он и без того играл вподобные игры всю свою жизнь. Пусть отец сам занимается пустяками, если ему так это нравится.

Однако юноша тут же забыл про Мордека, про мяч, да и про все вокруг, когда увидел Тарлу. Девушка шла по улице с деревянным ведром, наполненным водой.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

Хотя ей было не больше лет, чем Конану, она уже знала, как вести себя в таком обществе. Взгляд ее холодных серых глаз окинул молодого варвара с ног до головы. Тот смутился, быстро осознав, как редко доводилось ему мыться и расчесывать волосы за время, проведенное у Нектана. Пастух не придавал значения такой ерунде, и Конан беспокоился об этом не больше. Теперь же, он устыдился своего неопрятного вида.

— Конечно я в порядке, — ответила Тарла, ее голос показался Конану перезвоном серебряных бубенцов. — А что со мной может случиться?

— Что случится? От этого подлеца Стеркуса можно ждать чего угодно…

Конан узнал от Нектана несколько новых ругательств, и ему страшно захотелось применить их в адрес аквилонского дворянина. Но он вовремя сдержался, решив, что этим не улучшит своих отношений с дочерью Баларга. Не найдя подходящих слов, юноша запнулся и замолчал.

Тарла кокетливо тряхнула своей симпатичной головкой. Темные кудри рассыпались по плечам.

— А он не так уж и плох, — сказала она и принюхалась. — По крайней мере, моется время от времени.

Всего несколькими неделями раньше, такой ответ заставил бы его отойти в сторонку. Но сейчас ненависть к графу полностью овладела душой Конана.

— Стеркус — враг. Проклятый захватчик, — сказал он строго.

— А тебе какое дело, с кем я вижусь и чем занимаюсь? — дочь ткача снова тряхнула головой.

Отец недавно напоминал Конану, что такими вещами должен интересоваться, прежде всего, Баларг. Но если в устах Мордека это были просто слова, к которым можно было не прислушиваться, то брошенные Тарлой, они поражали в самое сердце.

— Какое мне дело? Ах, значит, какое мне дело? — только и смог повторять юноша.

Все же и этих слов для Тарлы хватило. Она поставила ведро с водой на землю.

— Кого это беспокоит? — мягко спросила девушка.

— Того, кто думает, что тебе не пристало якшаться с паршивым, зловонным аквилонцем! — выпалил Конан.

Взгляд Тарлы сделался твердым как кремень и холодным словно лед.