Праймашина - Вадим Панов

Выскочив из Гридвальда, они поскакали по Имперскому тракту, торопясь уйти как можно дальше от города, а километра через два вырвавшийся вперед Ураган повернул в Пущу. С ним не спорили: старый воевода знал местные леса лучше всех.

Узкая дорожка – две колеи среди деревьев – скоро сменилась едва заметной тропинкой, а потом пропала и она. Прошло всего двадцать минут, как беглецы свернули с тракта, а Карлос уже окончательно заплутал, но Ураган не останавливался, упрямо продолжал путь, заводя их все дальше и дальше в Пущу. В какой-то момент воевода приказал спешиться – нужно было перевести лошадей через овраг, после чего вернулся в седло, и неспешная дорога через лес продолжилась. Еще двадцать минут, еще час, еще два… И ближе к вечеру, когда измотанный юноша решил, что скачка продлится всю ночь, Генрих сделал знак остановиться.

– Здесь наш схрон.

Это были первые слова, которыми обменялись путники после бегства из замка.

Ураган спешился, очень медленно – он еще не до конца восстановился после схватки – прошел вперед, со вздохом присел у самого обыкновенного пенька и хитрым образом надавил на него: сначала сверху, затем сбоку и снова сверху. Послышалось гудение, и небольшой холмик, что находился в десяти шагах от пня, вдруг приподнялся над землей, показал дверь и окошко, на глазах превратившись в небольшую землянку.

– Прайм-укрытие, – хмыкнул Карлос.

– Ага, – коротко подтвердил воевода. – Лошадь стреножь.

Приказывать лорду?! Шахмана замерла, ожидая реакции юноши. Возмутится или согласится? Поймет ли, что сейчас, в походе, прислуживать ему никто не будет, или устроит сцену? Каким воспитал сына старый Датос?

Как выяснилось – нормальным. Ни жестом, ни словом не показал Карлос, что предложение Урагана его оскорбило, кивнул: «Хорошо», и тут же поинтересовался:

– Кто схрон строил? Городские мастера?

Другими словами: кто еще знает о тайном убежище? Не появится ли погоня?

Вопрос правильный и своевременный.

Генрих одобрительно улыбнулся и пророкотал:

– Мы сами схрон поставили. Спросили, что нужно делать, чертежи у мастеров взяли, готовые механизмы, а поставили сами. Чтобы не знал никто.

– Даже отец?

– Ваш отец был нашим повелителем, от него у нас секретов не было.

– А от Ханса?

– Ментор Ханс Героями не командовал, – заметила Егоза.

– Ах, да…

Карлос хотел спросить, что они будут делать дальше, определить, так сказать, ближайшие планы, но с легким удивлением обнаружил, что спутники занялись своими делами. Ураган вошел в землянку, через пару минут вышел, держа в руке банку с целебным бальзамом, медленно, но достаточно ловко и без посторонней помощи скинул доспех и принялся смазывать раны. Тем временем Егоза, двигаясь тоже медленнее обычного, но больше никак не выказывая усталость после боя, расседлала стреноженных лошадей, собрала хворост и разожгла бездымный костер. Затем взяла у воеводы банку и занялась собой.

– Есть солонина и сухари, – сообщил Ураган.

– Вот и хорошо.

На молодого лорда Герои не обращали никакого внимания. Мол, не мешает – и ладно. Лошадь свою стреножил? Спасибо, хоть какая-то помощь, а под ногами путаться не надо. Зато комары местные благородную кровь оценили весьма высоко и накинулись на Карлоса так, словно он был первым и единственным объектом охоты за последнюю тысячу лет. Мерзкие насекомые ухитрялись жалить юношу во все доступные и даже недоступные места, заставляя постоянно дергаться и почесываться. В конце концов, молодой лорд не выдержал:

– Почему они кусают только меня?

– Прайм, – ухмыльнулся Генрих. – Наши тела защищены.

Прайм, опять этот прайм. Он повсюду и нигде. Он исцеляет, воскрешает и помогает убивать. Смертельный враг и надежный помощник. Прайм…

Ужинать сели в беспросветном мраке, который едва разгоняло пламя костра. Как и было обещано: солонина с сухарями. Вместо вина – вода. Спать же придется на земле, в лучшем случае – на узкой лавке в землянке, кутаясь в старое одеяло и прислушиваясь к каждому шороху.

Но что делать, такова горькая участь изгнанника.

Изгнанника…

Несмотря на то что с момента их бегства прошло уже несколько часов, Карлос только сейчас по-настоящему задумался о происходящем, только сейчас ощутил тоску по отцу и понял, что потерял. Его жизнь не просто изменилась – перевернулась с ног на голову, более того, она висит на волоске, потому что император терпеть не мог неблагодарных отпрысков и безжалостно наказывал тех, кто поднимал руку на родителей.

«Может, я зря бежал из Гридвальда, своими руками, точнее – ногами, подтвердив нелепые обвинения Ханса? Может, следовало остаться?»

И что бы это дало? Кобрийцы не позволили бы ему выступить перед гридийцами в свою защиту, продолжили бы бой, доведя его до логического конца. До смерти неудобного лорда, ставшего неудобным свидетелем.

«Они хотели Гридию – они ее получили. Мне же остается лишь… Сражаться!»

Слово прозвучало решением. Не спонтанным, но обдуманным. Решением настоящего лорда, не привыкшего сдаваться без боя. Решением владетеля.

«Я буду сражаться, – пообещал себе Карлос. – За себя и за отца. За свое имя и за свою честь. Если потребуется – против всех. Если потребуется – до конца!»

Потому что ничего другого не остается.

Карлос стряхнул с колен крошки, перевел взгляд на сидящую напротив Шахману, кашлянул и негромко произнес:

– Твои раны быстро затягиваются.

Синяки, что были на обнаженных руках Егозы, уже сошли, а порезы выглядели старыми, не было сомнений, что к утру от них не останется и следа.

– Прайм, – пожала плечами Героиня.

Он не только делает их сильными и выносливыми – он исцеляет. Им пропитана каждая клеточка Героев, собственно, они и есть – прайм. Его дети. Его воины.

– Какой он? – неожиданно спросил Карлос.

– Кто?

– Прайм.

Ураган крякнул, но тут же замолчал, внимательно глядя на юношу. Егоза же, поколебавшись, тихо ответила:

– Он внутри меня.

И в этих словах было все.

Каков прайм для Героя? Точно такой же, как сам Герой: слиты воедино и навсегда.

Пора было переходить к делам насущным, обсуждать, что делать дальше, но Карлос не удержался от еще одного вопроса:

– А что осталось от тебя?

И буквально кожей ощутил сгустившееся вокруг неудовольствие.

Датос предупреждал сына о болезненной реакции Героев на подобный интерес, убеждал ни в коем случае не затрагивать эту тему в разговорах, но Карлос решил иначе. Теперь он был лордом, а лорд имеет право спрашивать о чем угодно. И Герои обязаны ему отвечать.

Хотя бы потому, что он, Карлос, лорд Грид, собственноручно стреножил свою лошадь.

– Это плохой вопрос, – протянула Шахмана.