Никто не знает тебя - Лабускес Брианна

— Понятия не имею, что вам и сказать, доктор Уайт, — бесцветно проговорила Маркони. — Знай я об этом раньше, возможно, я нашлась бы, что вам ответить. Но вы поставили меня в известность лишь десять секунд назад.

Упрек Маркони в сокрытии информации не произвел должного впечатления: Гретхен попросту от него отмахнулась. Пора бы Маркони привыкнуть к ее фортелям.

— Мне казалось, вы, детективы, гордитесь умением быстро шевелить мозгами.

На лице Маркони отразилась внутренняя борьба, и Гретхен хватило сообразительности не расплыться в коварной улыбке. Если Маркони затеет спор, значит, особой смышленостью она не отличается.

Через минуту, показавшуюся вечностью, Маркони смиренно вздохнула, и Гретхен возликовала — перевес в битве остался на ее стороне. Она нуждалась в этих маленьких победах, как в воздухе. Они помогали ей примиряться с жизнью.

— Лена могла хранить папку по личным причинам, — нарушила тишину Маркони.

— Могла, — подтвердила Гретхен.

— И все же странно, что она прятала папку вместе с бухгалтерскими отчетами.

Маркони запихала в рот остаток вареника, а Гретхен, одобрительно склонив голову, так как слова Маркони один в один повторяли ее мысли, поддала жару:

— А потом погибает жена…

Они замолчали, пережидая перемену блюд. Уставившись на новые деликатесы, Маркони свирепо задышала, но уже через секунду коршуном накинулась на принесенную снедь.

— Расскажи-ка мне, док, о теориях заговора, — промычала она, пододвигая ближе тарелку с борщом. — Прикинемся, что я понятия о них не имею.

— Это как раз нетрудно, — усмехнулась Гретхен.

— Легче легкого, — буркнула Маркони.

Гретхен еле удержалась, чтобы не согласиться.

— Есть люди, — начала она, — мышление которых склонно к иллюзорному восприятию мира. Такие люди способны отыскивать связи между случайными явлениями. Так уж устроен их мозг.

— Понятненько. И чьи же мозги так устроены?

— Людей с большим объемом серого вещества в областях, отвечающих за работу дофамина, — сказала Гретхен, обгладывая до неприличия вкусную утиную ножку. — То есть людей с избыточным уровнем дофамина. В противовес людям с наркотической зависимостью, у которых дофамина как раз не хватает. Недостаток дофамина внушает им, что ничего не имеет значения. Люди же с аномально высоким уровнем дофамина полагают, что значение имеет все.

— И поэтому им на каждом углу мерещатся заговоры?

Гретхен кивнула, рыская глазами по стремительно пустеющим тарелкам.

— Но не у всех же подобный задвиг, верно? — забеспокоилась Маркони. — То есть я хочу сказать, в мире полным-полно конспирологов, подвергающих сомнению то или иное событие. Убийство Джона Кеннеди, нападение на Пёрл-Харбор, смерть Тупака Шакура и так далее. С ними-то — что? У них тоже зашкаливает дофамин?

— У них парейдолия, — отчеканила Гретхен, бессовестно закидывая в рот последний вареник. — Занятное словцо, да? Оно означает склонность человеческих особей к формированию иллюзорных образов и видению того, чего на самом деле не существует. Например, фигур людей и животных в облаках. Мы постоянно грешим чем-то подобным. А отсюда недалеко и до апофении, тенденции отыскивать взаимосвязи в череде бессмысленных случайностей. Ну как, улавливаешь? — Гретхен внимательно посмотрела на Маркони.

— Улавливаю. Главное, не вздумай меня потом проэкзаменовать. Итак, что толкает людей к подобным… подобным поступкам?

— Стремление выжить, — вздохнула Гретхен, не желая признавать, что забыла научный термин.

Многие люди, якобы полностью контролирующие свое поведение, даже не подозревают, насколько жестко их действия запрограммированы эволюцией. Настолько, что они практически не в силах ничего изменить.

— Предположим, человек идет по лесу и слышит шорох. Если он решит, что рядом тигр, и бросится наутек, вероятность его выживания увеличится по сравнению с человеком, который, услышав тот же шорох, беззаботно махнет на него рукой. Таким образом выживший человек произведет потомство и передаст детям ген подозрительности к необъяснимым шорохам и ген обнаружения причинно-следственных связей там, где их, возможно, и нет.

— Логично, ничего не скажешь, — хмыкнула Маркони.

— По той же причине людям мерещатся лики святых, проступающие на обычных деревяшках, — облизнулась Гретхен, вонзая вилку в особо мясистый и сочный кусок колбасы. — И по той же причине ты слышишь, как выкрикивают твое имя в разноголосой толпе. — Гретхен ткнула вилкой в сторону Маркони. — Вполне вероятно, в тебе подобное чрезвычайно развито.

— Ну, спасибо, польстила так польстила.

— Да пожалуйста. Я тебе действительно польстила, так что мотай на ус и будь благодарна, — возвысила голос Гретхен. — Ты видишь закономерности там, где остальные видят лишь пустоту. Но берегись! Один неверный шаг — и ты диагностированный шизофреник.

— А что, если в данном случае мы видим закономерности там, где их не существует? — спросила Маркони, мастерски возвращая их к теме беседы.

Гретхен невозмутимо промолчала, ничем не давая понять Маркони, что восхищена ее прозорливостью (не стоит раздувать в детективе лишнее самомнение).

— Мы все равно сунем голову в петлю?

— Разумеется.

Юноша, которого Гретхен осчастливила визиткой, принес десерт, и Гретхен, признательно улыбнувшись, лукаво ему подмигнула. Юноша споткнулся и поспешно ретировался.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского. А мы ведь его пьем, верно?

22. Рид. За пять месяцев до гибели Клэр…

Лена и Рид встретились неподалеку от Фанейл-холла, рядом с тележкой с хот-догами. Знакомые Клэр скорее застрелились бы, чем появились бы в этом районе и уж тем более попробовали бы уличную еду.

Блаженно улыбаясь, Лена обильно залила сосиску горчицей и откусила булку. Рид залюбовался подругой — помнится, он улыбался точно так же, когда, потакая собственным слабостям, творил глупости или предавался сомнительным удовольствиям. Он не стал дразнить Лену и по ее примеру вывалил в свой хот-дог полную ложку горчицы.

В молчании они прошли несколько кварталов.

— Ну колись, почему ты решила, что Тесс убили, — завел разговор Рид.

Какие у нее основания бередить старые раны? Какие причины?

Лена не ответила. Любовно оглядела остатки хот-дога и закинула их в рот. Рид понимал Ленино желание уклониться от темы и не осуждал ее. Имя Тесс всегда вызывало и будет вызывать у них мучительные воспоминания.

Лена и Тесс, походившие друг на друга, как вода и пламя, с первого же дня стали лучшими подругами. Мечтательная и воздушная Тесс вообще казалась не от мира сего. В столовой, бесплатно раздававшей пищу нуждающимся, она волонтерствовала по зову сердца, а не для того, чтобы, как Лена, приукрасить вступительное эссе. Она даже не собиралась поступать в колледж, хотя Рид и Лена, не жалея сил, превозносили ее ум и способности.

Но она только смеялась и спрашивала о том, кто возьмется оплачивать ее обучение. Тогда они затыкались. Лену ждала полная, покрывающая все расходы стипендия, а вот Тесс, несмотря на довольно приличную успеваемость, о пособиях и грантах могла только мечтать.

В то же время Лена — единственная из их маленького трио — боялась, что жизненные устремления разведут их по разные стороны баррикад. И она, Лена, останется одинокой и не у дел. Потому что кому интересен человек, поступивший в Гарвард? Что он знает о повседневных заботах, обидах, борьбе за существование, о боли и радости покинутых им друзей?

Не это ли застарелое чувство вины толкнуло Лену на раскопки позабытого прошлого?

— Я получила письмо, — хрипло прошептала Лена, хотя вокруг не было никого, кто мог бы их подслушать. — Некая персона собирается нанять меня.

— Ты назовешь мне имя этой персоны? — напрягся Рид, ожидая услышать…

— Нет, — отрезала Лена и обаятельно улыбнулась, смягчая колкость.

— Лена, не валяй дурака! — вспылил Рид. — Подумаешь, какое-то письмо! Из-за него ты и развела эту муру?