Ретт Батлер - Дональд Маккейг

— Тебе, верно, что-то ну ясно, Джек. Говори начистоту.

И вот спустя много лет Ретт не может отвести глаз от ветхого дома.

— О чем задумался? — спросила Розмари.

— Прости, сестренка. Замечтался. Эдгар Пурьер любил приходить к Джеку. Эдгар обожает играть на слабостях стариков. А Эндрю это ненавидел. Он был порядочнее отца.

— А ты?

Ретт, поразмыслив, ответил:

— Я думал, мне больше всего подходит преисподняя.

Кусок старой черепицы, соскользнув с поросшей мхом крыши, с треском упал на землю. Текумсе прижал уши.

— Тихо, малыш, тихо, — Ретт уверенно натянул поводья.

Мэг с Клео разместились позади на сиденье для слуг. Ретт почувствовал жаркое детское дыхание в шею.

— Мамочка, нам еще далеко?

— Недалеко, милая, — ответила Розмари, — Смотри! Вон там, в реке, коряга. Правда, похожа на орла?

Ретт щелкнул поводьями, и Текумсе, потанцевав на месте, пустился проворной рысью.

К ним приближалась маленькая повозка, которая, как и низкорослая лошадка, тащившая ее, была мрачного черного цвета. Когда они поравнялись с Тунисом Бонно, тот коснулся шляпы, приветствуя Розмари.

Ретт так же поприветствовал миссис Бонно.

Руфи Прескотт Бонно, довольно светлокожая пухленькая молодая женщина, была затянута в корсет и едва дышала.

— Добрый день, капитан Батлер. Чудесный день, вы согласны?

— «Весны и лета чище и блаженней представший предо мною лик…»[20]

Миссис Бонно продолжала улыбаться.

— Мой отец, преподобный Прескотт, учил меня писать.

Я больше знакома с проповедями доктора Донна, чем с его поэзией.

Ретт потянулся.

— Но ведь такой день просто создан для поэзии, правда?

Тунис сказал:

— Здравствуй, Текумсе. Мисс Розмари, вижу, вы хорошо заботитесь о коне. — Он кивнул на сиденье для слуг.

— Малышка мисс Мэг, как поживаете?

Мэг прижала пальчик к губам.

— Капитан Батлер, — сказала Руфи, — каждое воскресенье в Первой африканской церкви мы молимся за то, чтобы ваша с Тунисом поездка прошла удачно.

— Ну, — улыбнулся Ретт, — и я молюсь.

— Получили письмо от папаши Томаса, — сообщил Тунис.

— Родители Туниса, — объяснил Ретт Розмари, — эмигрировали в Канаду.

— У отца моего мужа, — вмешалась Руфи, — есть дом в Кингстоне, в Онтарио, миссис Хейнз. Томас Бонно говорит, что там лучше.

— Папа говорит, — подхватил Тунис, — в Канаде холодно до чертиков.

Ретт придержал Текумсе.

— Тунис, клянусь, этот конь не был таким пугливым, когда я оставлял его тебе.

— Выходит, у негров лошадям больше причин быть пугливыми, чем у белых, — с каменным выражением лица ответил Тунис.

— Может, поэтому, — согласился Ретт. — Приятно было увидеться, миссис Бонно. Передайте мои благодарности церкви за молитвы.

Тунис кивнул и причмокнул, погоняя лошадь.

Когда солидная черная повозка скрылась за поворотом, Клео пробормотала:

— Эти свободные черные слишком много воображают о себе.

Проехали плантацию Хоуптона и Дэриена. Группы рабов засеивали поля в Чемпни.

— Мы в Броутоне так поздно никогда не сажаем, — не одобрила Клео. — Надсмотрщик не позволяет.

— Ты сейчас не в Броутоне, — напомнила служанке Розмари.

— Уж я ли не благодарю Иисуса за это!

— Я слышал, — сказал Ретт, — Уэйд Хэмптон купил старый дом Пурьеров.

— Кэткарт Пурьер сейчас живет в Лондоне. Очевидно, война отпугнула его музу.

Ретт покачал головой.

— Бедный Кэткарт. Господи, как он завидовал людям, наделенным талантом! Эдгар сейчас начальник военной полиции в Атланте — понимаешь, такая у него работа. Всю свою жизнь Эдгар стремился не стать похожим на отца.

Розмари тронула брата за рукав.

— Вон наш поворот — за тем большим кипарисом.

Повозка катилась мимо дубов, обросших бородатым мхом, к просвету, где на сваях расположился рыбацкий домик Конгресса Хейнза, похожий на болотную птицу.

Розмари глубоко вздохнула.

— Как я люблю это место! Мы сюда больше не ездим. Если Джона в городе не держат дела, то всегда находятся гражданские обязанности. Что за чудный день! — Она с наслаждением подставила лицо солнцу, — Верно?

Пока Ретт с Розмари поднимались на террасу, Мэг побежала к реке. Юбочки ее взлетали вверх, шляпка подпрыгивала на голове, а Клео бежала следом, крича:

— Не лезь в грязь! Там змеи! Упадешь в воду!

Конгресс Хейнз соорудил этот незамысловатый домик в прохладном месте, где не водились москиты: открытая терраса с перилами, ведущая в единственную большую комнату с закопченным камином, грубо сколоченными скамьями и столом, изрезанным инициалами наезжавших сюда мужчин.

Мальчиком Ретт приплывал сюда на лодке — юркие стрекозы стремительно налетали на добычу, шурша, проносились летучие мыши — и видел, как Конгресс Хейнз с друзьями, далеко, лиц было не разглядеть, выпивали и смеялись, сидя при свете лампы. Проплыв вниз по течению черной реки, мальчик, невидимый в темноте, все думал, сможет ли он когда-нибудь оказаться среди них.

А теперь Ретт, поставив ногу на ограду, закурил сигару, пока Розмари распаковывала корзину с провизией и ставила серебряные рюмочки на перила.

— В детстве я все мечтала побывать в тех экзотических местах, где бывал ты. Скажи, братец, а пирамиды действительно такие огромные, как говорят?

Ретт откупорил вино.

— Никогда не был в Египте. Может, после войны съезжу.

Задумавшись, Розмари некоторое время глядела в воду.

— Меня беспокоит мама. В город не выезжает, друзья ее не навещают, а отец выдумывает всякие отговорки в объяснение, почему его любимая и преданная супруга не может сопровождать его на праздниках к губернатору Брауну.

Брат в это время разлил вино по рюмкам.

— По словам мамы, Исайя Уотлинг убежден, что война была предсказана.

— Уотлинг?

— Они вместе с мамой молятся. Встречаются у него дома и молятся. Жена Исайи умерла в прошлом году, — Розмари подняла руку, предупреждая возражения, — они только молятся — больше ничего. Лэнгстон в курсе. Между ними ничего нет, — на ее лице вспыхнула ироническая усмешка. — Разве что Книга Апокалипсиса.

— Молитвы — мощные узы. Сядь рядом со мной. Давай немного поедим.

Розмари облокотилась на перила. Вдали от супружеских трений сестра Ретта казалась намного моложе.

Темноволосая девочка и угловатая черная служанка рука об руку семенили возле реки. Порывы ветра доносили детский лепет. Вдоль берега сновали кулики, тыча в грязь острыми клювами. Облака, пухлые, словно хлопок из созревшей коробочки, лениво плыли над головой. Хлюпали насосы плотины, выше по течению шел пароход, таща на веревке пустые ящики для рассады. Рулевой махнул рукой, и маленькая Мэг с энтузиазмом замахала в ответ.