Московит-2 - Борис Давыдов

– Оставьте мою дородность в покое!!!

– Панове, панове… – торопливо забормотал Конецпольский. – Держите себя в руках! На нас уже не только шляхтичи, но и слуги с жолнерами оборачиваются… Ох, надо было устроить совет в шатре!

– Я именно это и предлагал, но шатер показался пану великому конюшему коронному, а также старосте луцкому и воеводе сандомирскому слишком душным! – Голос Остророга можно было мазать на ломти хлеба вместо меда. – А может, и слишком тесным, кто знает… – Коронный подчаший с улыбкой скользнул глазами по необъятной фигуре Заславского.

– Сатисфакции!!! – завопил Владислав-Доминик, пытаясь выбраться из кресла и инстинктивно нашаривая рукой эфес отсутствующей сабли.

Гроза собирается долго. Сначала воздух становится душным, неестественно плотным – кажется, что можно его потрогать. Потом постепенно темнеет небо, затягиваясь мутно-серой пеленой. Вслед за этим наползает зловещая чернота, издалека доносятся приглушенные раскаты… А вот потом уже небо вспарывает первая ослепительная молния и начинается ливень.

Что Анжела не в духе, я почувствовал задолго до объяснения, больше напоминающего бурную супружескую сцену. Но, признаюсь честно и откровенно, не придал этому особого значения. Скучно женщине. Жара допекает. Развлечений – ноль. С Агнешкой наверняка уже все секреты обсудили много раз… Понятно, даже жалко, но что я могу поделать? Раз уж перенеслись почти на четыре сотни лет назад, нужно смириться. Тем более дел у мужа по горло… В конце концов, домашней работой не перегружена, есть служанки! Будь довольна тем, что есть, радуйся жизни.

Моя благоверная радоваться вовсе не собиралась. В тот вечер я почувствовал это сразу. Женщины, знаете ли, умеют говорить… даже когда молчат. А молчание Анжелы было таким красноречивым!

– Что случилось? – задал я естественный вопрос.

– Ничего! – отозвалась женушка. Вложив в это единственное короткое слово целую гамму чувств. Как умеют делать только женщины.

Правдоподобия в ее ответе было не больше, чем в словах уставшего до полусмерти «салаги», будто служба ему очень нравится, именно об этом он мечтал на гражданке днем и ночью.

– Не обманывай! Я же вижу… – начал было я. И тут грянул первый раскат грома.

– Неужели?! – ядовито-медовый голосок любимой блондинки перебил меня на полуслове. – Вот я точно кое-что вижу! Представь себе, не слепая!

– И что именно?! – Я начал заводиться, поскольку, как девяносто девять процентов мужчин, терпеть не могу все эти бабские выкрутасы. Чем-то недовольна – объясни ясно и четко, что именно тебя не устраивает! Без дурацких сцен. Тем более день выдался тяжелым…

– Вот! Уже кричишь на меня! – Анжела всхлипнула. – Дура я! Ой, дура… Влюбилась по уши, поверила… А у тебя одна Гризельда на уме! Ненавижу ее, стерву!

На выражение моего лица в этот миг стоило посмотреть… наверное. В зеркало я взглянуть не догадался. Не до того было, знаете ли…

– Э-э-э… С тобой все в порядке?

– Еще издеваешься! – глаза моей половины метали молнии. – Может, скажешь, что не делал для нее карету?! О княгине, значит, заботишься, а о жене… – ее голос прервался.

Ну, и вот что делать в такой ситуации? Я машинально подметил, что с половины дома, занятой семейством Тадеуша, тоже доносятся едва различимые звуки супружеской сцены. Ох, бабы, бабы! Никакая эпоха вас не изменит!

– Любимая, да что тебе в голову взбрело? – торопливо забормотал я, борясь с искушением показать моей благоверной кое-что… в смысле, кто в доме хозяин. – Это же для князя! Ну, чтобы он был доволен!..

– И как, был? – уперев руки в бока, ехидно поинтересовалась Анжела.

– Очень!

– А она?! – топнув, вскричала женушка.

– Еще больше… Погоди, погоди! Да при чем тут она?!

– При том!!! – Анжела, распахнув дверь, побежала в спальню, упала на кровать, уткнулась лицом в подушку и зарыдала – горько, безутешно.

Я мысленно помянул и ее, и мать ее, и мать матери ее… Незлым тихим словом.

«Да что на нее нашло? Какая муха укусила? Может…» – я напряг память, стараясь вспомнить, когда у женушки в последний раз были те самые пресловутые «дни». Ни хрена не вспомнил и разозлился. В конце концов, не девочка-подросток, должна уже научиться гасить буйство гормонов!

Рыдания вскоре прекратились. Но не успел я этому обрадоваться, как вместо них начался тонкий пронзительный скулеж, перемежаемый всхлипами и жалобами на подлых мужиков, которые спят и видят, как бы досадить бедным беззащитным женщинам. Напрягая слух, я разобрал нечто подобное, доносившееся с половины Тадеуша.

«Ну, стервы! Да что же с вами делать?!»

Я решил, что из чистого принципа не подойду к ней. Один раз дашь слабину – привыкнет добиваться своего слезами и жалобами. Ничего, пусть поплачет, от этого еще никто не умирал. А со мной такие фокусы не пройдут. Должна сама понять, что вела себя глупо и эгоистично, и сделать вы– воды.

– Проше ясновельможного пана первого советника… – раздался вдруг тихий женский голос, и я от неожиданности чуть не вздрогнул. А потом едва не сорвал злость на служанке, ни в чем не повинной. Ну да, подошла бесшумно, но я-то обязан был услышать! Даже будучи поглощен невеселыми мыслями о прелестях супружества…

– Что такое? – усилием воли я заставил себя произнести эти слова достаточно спокойно, хотя внутри все кипело.

– Пусть ясновельможный пан не прогневается… – Женщина, явно смущаясь, говорила робко, буквально выдавливая слова. – Но, на бога, не нужно сердить пани! Ребеночку от этого может быть плохо, упаси Матка Бозка!

– Какому еще ребе… – я поперхнулся на полуслове, уставившись на женщину округленными глазами. А потом схватился за голову, вскочил, едва не опрокинув стул, и побежал в спальню. Хорошо еще, что догадался по пути затворить за собой дверь: посторонним не нужно видеть семейные сцены.

Анжела все так же мочила слезами подушку, пронзительно подвывая и всхлипывая. Я бухнулся на колени возле кровати, припал губами к разметавшемуся золотистому шелку, стал целовать, шепча какие-то бессмысленно-трогательные слова…

– Догадался, наконец-то? – сквозь слезы улыбнулась моя ненаглядная. – Господи, ну почему эти мужики такие глупые?

Я решил не возражать. Все равно же – без толку… Женщины не виноваты, что никакой логики у них нет, не было и не будет. Такими их природа создала.

– Солнышко мое… – прошептал я, нежно поглаживая ее раскрасневшееся ушко. И тут меня просто обожгла одна мысль…

– Дорогая, а что, Агнешка… – не договорив, я потрогал свой живот.

Анжела кивнула, расплывшись в улыбке.

«Да они что, сговорились?!» – возопил внутренний голос.

Глава 33

До «сатисфакции», коей требовал задетый за живое князь Заславский, дело все же не дошло. Не только молодой Конецпольский, но и многие комиссары из числа тех тридцати двух, что были приставлены к региментариям в качестве советчиков, яростно воспротивились, взывая и к благоразумию, и к соблюдениям интересов Отчизны.

– Шляхетский гонор – дело святое, но бывают моменты, когда и его надобно укротить! Где это видано, чтобы начальники войска вместо помощи друг другу враждовали, да еще рубились, на радость неприятелю! – твердили они, возбужденно сверкая глазами и вздымая руки к небу. – Неужто паны региментарии желают не только причинить вред Речи Посполитой, но и порадовать презренных хлопов и зрадников?!

Остророг, степенно кивая, заявил, что полностью согласен со сказанным. После чего вновь произнес длинную латинскую фразу, заставившую Заславского заскрежетать зубами. Но, видя, что он остался в одиночестве, великий коронный конюший счел за лучшее нехотя согласиться.

– Будь по-вашему, панове! Ради общих интересов я готов забыть обидные слова пана подчашего, – со спесивым видом промолвил он, в глубине души радуясь, что дело не дошло до поединка. Куда ему рубиться на саблях, с его-то весом и одышкой! Даже если противником был бы какой-то «книжник», наверное, уже успевший позабыть, как держат оружие…

– Вот и слава Езусу! – с облегчением вздохнув, воскликнул Конецпольский. – Благодарю вас за участие, панове, – произнес он, обращаясь к комиссарам, – а теперь попрошу оставить нас, дабы мы смогли продолжить прерванный совет.

– Однако осмелюсь напомнить ясновельможному пану региментарию, что мы посланы сюда Сеймом, дабы любое ваше решение было согласовано с нами! – тотчас вспыхнул один из комиссаров. – И изгонять нас, как каких-то мальчишек…

Другие поддержали его слова хоть и нестройным, но вполне согласным гулом.

– Когда решение будет принято, мы не преминем ознакомить вас с ним и попросить поддержки! – умиротворяющим тоном произнес Остророг. – Теперь же, панове, не стоит превращать военный совет в чересчур многолюдное сборище! Ибо, хотя quaestiones vero, qui natus est in[35], но quae est in modum…[36]