Грязная Гарди (СИ) - Вера Александровна Петрук

— Мы должны пожениться, — наконец произнесла она то, что терзало ее с того момента, как за ней закрылась дверь адвокатской конторы. — Ты знаешь, что такое «фиктивный брак»?

Ничто не изменилось в лице Кира, который продолжал сосредоточенно перевязывать ей плечо. Однако он кивнул, бросив озадаченный взгляд ей в лицо.

— У меня нет жара, — нервно сказала она и поспешила быстрее закончить, пока его равнодушный вид окончательно не убедил ее, что она затеяла дурную идею.

— Мы заключим брак для вида, а через год разведемся. Мне нужно получить «зеленый» статус гражданства, а пока он у меня только «оранжевый». Настоящей гражданкой Альбигштайна я стану через год, а на это нет времени. Зато я могу выйти замуж и тогда стану равной в правах со всеми. У тебя тоже появятся бонусы. Во-первых, мы поделим дом. Оформим документально, я пустых обещаний не даю. Во-вторых, ты можешь заниматься, чем угодно, денег, оставленных Алисией, хватит на любые развлечения и без работы. Для меня одной их слишком много. В-третьих, я собираюсь купить статус, который разрешает выращивать розы. А так как мы будем женаты, этот статус перейдет и тебе. Увы, оказалось, что подарить его кому-либо невозможно. Ты можешь получить его только через брак со мной. А это, в свою очередь, освобождает тебя от проблем с местными. Адвокаты сказали, что статус можно купить и «в прошлое», то есть, захватить тот период, когда ты начал выращивать розы в лесных теплицах. Потом мы даже сможем подать в суд на деревенских за то, что они сожгли твой дом.

— А через год мы разведемся? — каким-то уж больно равнодушным тоном спросил Кир, и Гарди это не понравилось. Она никогда в жизни не делала предложение мужчине, и выпалив все как было на духу, почувствовала себя выжатой.

— Если ты про дом и статус, то мы все оформим документально, — уже менее эмоционально произнесла она и подумала, что зря все это затеяла. — Статус перейдет к тебе, а дом, может, продадим. Ну, или перестроим его в дуплекс. Знаешь, это когда две семьи…

— Я знаю, что это такое, — перебил ее Кир. — Все, можешь подниматься. С раной я закончил.

Гарди села и, уперев руки в боки, яростно уставилась на него. В ответ он молча кинул ей рубашку, а сам склонился над тазом с чистой водой и принялся сосредоточенно мыть руки.

— И…? — не выдержала она.

— Ты можешь сказать мне спасибо.

Не выдержав, Гарди швырнула в него окровавленную тряпку.

— Думаешь, что в лесах тебя никто не найдет? Соглашайся! Это твой единственный шанс на нормальную жизнь. И не строй из себя недотрогу, ты мне нравишься не больше, чем я тебе.

— Прости, дорогой друг, но нет, — коротко ответил он, она же задохнулась от возмущения. Что это за обращение «дорогой друг»? Из какой старомодной дыры он выполз?

— Я тебя не собираюсь уговаривать, просто пожалела, вот и все, — выдохнула Гарди, чувствуя, что у нее трясутся руки от возмущения. Или от жалости к самой себе? А ведь она решила, что самое сложное — позади. Нужно было собрать силы и гордость, предложить ему брак, а дальше он, наверняка, согласится. По крайней мере, в этом она была уверена.

— Гарди, послушай, — он хотел подойти, но она вытянула вперед здоровую руку, предупреждая сохранять дистанцию. Кир кивнул и сел на стул рядом. — Что ты обо мне знаешь? Ничего кроме слухов. Я же не могу рассказать больше. Просто не могу. Это не от меня зависит, поверь. Как можно выходить замуж за парня, о котором знаешь только то, что, по слухам, он оборотень, и за это его ненавидит вся деревня?

— Также как нельзя жениться на девице, о которой знаешь лишь то, что она стала хозяйкой старого дома, да еще и получила кучу денег в придачу, — парировала она. — Я же тебе не настоящий брак предлагаю, а фальшивый. Для виду.

— Любой обман — плохо, — сказал он, — такое всегда плохо заканчивается. Вспомни мои теплицы.

Гарди закатила глаза и собралась выпалить все, что думала о подобном «морализаторстве». Но Кир продолжил.

— Прости, я не могу так поступить. Я, правда, ничего не знаю о твоем прошлом, но, чувствую, что это хорошо. Также хорошо, как и то, что ты ничего не знаешь обо мне. Пусть все так и остается. Завтра утром я уйду, и мы вряд ли когда-нибудь увидимся. Но я буду тебя помнить. Потому что ты мне понравилась, Гарди. Ты такая живая, настоящая. Прости за тот поцелуй. Мне кажется, он привел нас к неверной тропе.

— А может, черт с ним, с этим прошлым? — прошептала Гарди, чувствуя, что уже не в силах что-либо изменить. — Я знаю тебя настоящего уже неделю, и мне все это время было хорошо. Давай жить только настоящим? И немного будущим. Планы, как я поняла, мы оба строить не любим.

Он продолжил собирать бутылки и инструменты в потертый чемодан, а его напряженная спина говорила о том, что Кир мечтает убраться из кухни побыстрее — впрочем, как и Гарди.

Кажется, она говорила что-то еще, но в какой-то момент поняла, что осталась сидеть на столе одна — в комнате больше никого не было. Негромко скрипела лестница: Кир поднимался к себе, чтобы утром покинуть ее навсегда.

Что она делала не так? И вопрос был не в Кире, а в том, почему у Гарди получалось все только ломать, но никак не создавать? Наверное, ответ крылся в том дне, когда однажды доктор сказал ей, что у нее никогда не будет детей, а если она не остановится, ушиб превратится в опухоль, а подобное не лечат — по крайней мере, в ее случае. Вопрос всегда был простым, ответ же прятался в ненавистном прошлом, туманном настоящем и невидимом будущем.

Гарди уснула не сразу. Ворочалась из стороны в стороны, мяла простыни, в сотый раз взбивала подушку и включала лампу, чтобы посмотреть, не стоит ли кто-нибудь в проеме двери. Через час она, наконец, уснула, разбитая прошедшим днем.

Наверное, ей стоило проявить терпение и пободрствовать еще полчаса, потому что она проснулась от того, что ее трясли за плечо. Гарди казалась, что она сомкнула глаза пару минут назад, но часы показывали почти шесть утра. Это был Кир. И вид у него был еще хуже, чем у нее. Кажется, он вообще не спал.

— Гарди, прости меня, я снова думал только о себе, — прошептал он. Стоял