Грязная Гарди (СИ) - Вера Александровна Петрук

жесткой проволокой, которая наверняка оставит новые шрамы поверх тех, что уже украшали ее запястья. Рядом чувствовалось чье-то прижимающееся к ней тело. Помимо того, что оно также подпрыгивало в такт движения колес, соседка еще и всхлипывала в голос. Прислушивавшись, Гарди определила, что таких хныкающих тел в фургоне — а она уже догадалась, что стала пассажиркой того потрепанного микроавтобуса, что торчал у входа в тоннель, было не меньше десятка. Слегка приоткрыв глаза, она убедилась, что не ошиблась и немного успокоилась.

Все указывало на то, что прошлая работа Гарди к ее нынешней неприятной ситуации отношения не имела. И это радовало. Огорчало то, что Альбигштайн, похоже, был не лучше Старого Города, и человеческий траффик работал здесь по схожему принципу. Все девушки были связаны, зареваны и испуганы. Писклявая выискивала наивных дурочек из провинций, набивалась в компанию, оказывала какую-нибудь пустяковую услугу, а на самом деле, заманивала в ловушку. И было неважно, куда их сейчас везли — разобрать на органы или продать в дом терпимости, важно было то, что ее приняли за местную простушку, а такие трюки с Грязной Гарди никогда не проходили. Неужели она настолько изменилась за те несколько дней, что провела в Голубом Ключе? О том, хорошо это или плохо, Гарди думать не стала — не было времени. Обратный поезд уходил в три, а еще неизвестно, сколько она провела в отключке. Да и порешать вопрос с адвокатами тоже надо было. Ко всему — ее жутко тошнило, а во рту стоял кислый привкус фарша с капустой из недавнего пирожка.

— Я хочу на твое место, — сказала она девице, которая сидела рядом с перегородкой, отделяющей водителя от пассажиров. С виду стена была глухой, но опытный глаз Гарди подметил, что при необходимости водитель мог отодвинуть перегородку.

Пока девушка соображала, чего от нее хотят, Гарди сама пересела к стене, буквально вытолкнув девицу на свое место. Времени не было, тошнота и начинающиеся спазмы в животе играли не в ее пользу. Проклятый пирожок. Все в этом Альбигштайне было против нее.

За перегородкой слышались приглушенные голоса. Гарди определила, что в кабине сидели двое. Судя по расслабленному тону, сегодняшняя операция не была чем-то выдающимся — обычное, рутинное дело, а значит, компания проворачивала похищение не в первый раз.

— Зачем ты взяла стриженую? — пробасил мужской голос.

— У нее фигура хорошая, — ответила Писклявая. — Парик оденем, клиенты и не заметят. Лис просил потощее искать, спрос на них в последнее время хороший, а стриженая — в самый раз.

— Какая-то она странная, — продолжал мужчина. — Лицо будто бы знакомое. Я точно ее где-то видел. Как бы проблем не было. Уверена, что она не из города?

— Я ее специально спросила. Сказала, что из Голубого Ключа. Там все странные. А лиц таких — вся улица. Вот ты хоть что-нибудь из ее внешности запомнил? Волосы какого цвета? А глаза?

Молчание. Наверное, мужчина пожал плечами.

Оглядев девиц в фургоне, Гарди даже не стала сомневаться, что говорили про нее. Во-первых, все девушки были примечательными на вид: у одной роскошная копна светлых волос, у другой грудь вот-вот кофточку порвет, у третьей глаза синющие, хоть и в слезах. Дураку понятно, что похитители говорили про нее, Гарди. Про нее сперва всегда так говорили: ни рожи, ни кожи. Из всего, что сказал водитель, взволновало только одно: Гарди где-то видели, и это было нехорошо. Потому что она догадывалась где именно.

— Эй! — она изо всех сил забарабанила в перегородку. Получилось так громко, что затихли не только сидящие рядом девушки, но и говорившие в кабине.

— Здесь у одной горлом кровь идет, все забрызгала!

Сидящая рядом с Гарди блондинка шарахнулась в сторону, зато на водителя и Писклявую слова возымели правильный эффект. Они завозились, а через секунду перегородка отъехала в сторону, явив лицо Писклявый, у которой было уже совсем другое выражение — деловое и озабоченное. Далеко не студентка, но деляга с криминальным прошлым и, возможно, печальным будущем. Девушка прищурилась, пытаясь разглядеть, что происходило в фургоне. Наивная, она полагала, что какое-то стекло, разделяющее ее от пассажиров, реально могло спасти от Грязной Гарди, которая бушевала давно — с тех пор, как услышала слово «клиенты». В доме терпимости когда-то сгинула ее мать, и на свете осталось мало вещей, которых Гарди ненавидела сильнее, чем проституцию.

Будет больно, промелькнуло в ее голове, но осознать, кому именно будет больнее — ее кулаку или Писклявой, она не успела. Тело среагировало привычно быстро. Кулак с силой врезался в стекло, которое, к счастью, оказалось обычным. Гарди предполагала, что в таком задрипанном автобусе не может быть бронированных стекол, но всегда оставался риск. Стекло брызнуло осколками, на которых остались ее кровь и кусочки кожи с ободранных костяшек, но Писклявой досталось больше. Ее нос и рот мгновенно превратились в кровавую кашу, утыканную стеклянным крошевом, и девица в отключке откинулась назад, освободив Гарди место для дальнейших действий. Водитель уже тянулся за пистолетом, но сапог Грязной Гарди легко выбил остатки стекла вместе с перегородкой. Сначала в отверстие проскользнула ее рука, которая ткнула туда, где обычно у человека находятся глаза. Однако водила успел увернуться и попытался в ответ садануть ее локтем, но вести машину и убивать взбесившуюся девицу одновременно — дело трудное, тем более, что задерживаться в фургоне Гарди не стала и, проскользнув через выбитую перегородку в кабину, закончила то, что должно было занять куда меньше времени: ударом ног впечатала голову мужчины в дверцу, отчего дверь распахнулась и тут же с треском оторвалась, врезавшись в дерево.

Гарди поморщилась от внезапного спазма, скрутившего живот, но заставила себя перевести внимание на дорогу. Теперь было понятно, отчего водитель так напряженно держался за руль. Грунтовая дорога извилистой лентой вилась по лесу, заросшему гигантскими соснами. Такое дерево вряд ли почувствует столкновение, зато от машины останется много метала, годного разве что на переплавку.

Судорожно схватившись за руль, Гарди в последний момент вывернула фургон с опасной колеи. В голове шумело, а в животе вила гнездо огненная змея. Зря она ела тот пирожок. Будь проклята кухарка, не прожарившая мясо. И будь проклят Альбигштайн со всей его цивилизацией.

А вот Грязная Гарди, кажется, теряла квалификацию. Провозившись с водителем, грузное тело которого норовило выпасть на ходу из машины, она проворонила пулю, царапнувшую ее по руке. Знакомая боль огнестрельного ранения вызвала в душе бурю, которая заглушила ноющие спазмы желудка. Мельком оценив травму, которая оказалась, к счастью, поверхностной, Гарди улучила момент, когда