Хозяйка Его крепости (СИ) - Васёва Ксения
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это заметила на только я.
— Вельмир… — обеспокоенно потянул один из масок, — прекращай, он нам живым нужен! Лекарь даже не дрогнул. Его вытянутая вперёд рука почти сжалась в кулак. Что?!
— Вель! Упырь тебя подери, очнись! — выругался ближайший ко мне страж, запуская снежком ему в голову. Стряхнув снег с капюшона, Вельмир медленно повернулся к нам.
В красных глазах не было ничего человеческого.
Охнув, страж застонал, закрывая мгновенно распухший нос. Словно его сломали всего пару часов назад…
Что за чертовщина?! Никакими заклятиями нельзя сломать человеку нос на расстоянии! Лекари в принципе не способны на такое, кроме как физически!
Разве что…
Кратинка в моей голове сложилась, как любимая в детстве мозаика. Не бывает дыма без огня.
Проклятый, внушающий ужас наследник. Лекарь, который справляется с заклятиями обратных лекарей. Сын бывшей фаворитки императора.
Я действительно ничего о нём не знаю. О нём, настоящем.
Единственное, на что у меня хватило смелости — подхватить пригоршню снега и запустить её точно Мистиславу в лицо.
С расстоянии двух шагов не промахнуться.
— Ну давай! — отчаянно крикнула я: — Мне немного надо! Одно кровотечение — и прости-прощай, грешный мир. Ты же меня сейчас ненавидишь, правда?!
— Дур-р-ра! — прорычал Хелис, вставая между мной и Мистиславом, но я не отвела взгляд. Стало жутко и больно внутри, как будто плечо вновь прошила пуля. Я понимала, что это скорее память, отголоски, но долго ли до расплаты за дерзость?..
— Ягара с дружками срочно в столицу, пока не очухались, подземелье обыскать, с губернатором я сам поговорю, — вдруг вполне чётко произнёс Мистислав, отворачиваясь, — княгиню в Академию, до моего приезда никуда не выпускать. Хорь, твой нос вернётся в норму минуты через две-три… извини. Вернёмся в Руссу, отдохнёшь.
— Ага, и всё веселье с этой ягаровской шайкой пропустить? — хмыкнул пострадавший страж:
— Нет уж. Премию хочу. Тройную. И ставку побольше…
— Я тебе сейчас бесплатно шею сломаю, — проворчал Вельмир под дружный смех. Я же медленно осела на снег.
Всё кончилось.
Глава 17
В столицу я отправилась в компании Хелиса и молчаливого стража… или же конвоира. Но спорить не было сил, и когда мне представили Рока, я лишь пожала плечами. После вчерашнего вечера в душе царила пустота. Я занимала себя мелкими несущественными делами, стараясь не плакать и ни о чём не думать.
В такие моменты я остро ощущала нехватку семьи — некому уткнуться в грудь, поныть, пожаловаться. Конечно, была любимая сестрица, но перед ней нельзя распускать нюни. Я старшая, образец стойкости и уверенности. Пусть плохой образец, но если я расклеюсь — расклеится и Зарина, а у неё и без того жизнь не медовая.
К ночи головная боль стала невыносимой. Даже свежий воздух уже не помогал. В дилижанс я села совершенно разбитой. Хелис со старанием вытер лапы и забрался на диванчик со мной, положив мохнатую голову на колени. Пока почёсывала его да поглаживала, вроде успокоилась немного…
Не знаю, что заботило Хелиса, но вид у пса был совсем понурый и печальный. Мне хотелось его разговорить, да только я не спешила. Когда плохо самому, единственное, что получается на отлично — это жаловаться.
Сейчас ночь, и разговоры лучше отложить до утра.
Укрыв тяжёлым пледом себя и пса, я покосилась на стража, который, не отрываясь, смотрел в окно. Даже не шелохнулся, хотя его диванчик выглядел широким и комфортным.
— Вам не мешает свет? — спросила я, ни столько ради приличия, сколько убедиться, что он вообще живой: — Если нужно, я могу погасить лампу.
— Как вам угодно, — был ответ. Я вздохнула. Не человек, а деревянный солдатик.
Закрутился в суконный серый кафтан, натянул капюшон посильнее — такое чувство, что он меня больше боялся, чем возможных врагов.
Раз свет никому не мешал — Хелис давно уже спал — я принялась за чтение дневника Лисы. И чем дальше, тем грустнее становились отрывки.
Она описывала неудачные свидания и нелепые ухаживания Глеба, едко шутила и словно насмехалась над наставником. Но между строк дневника читалась горечь. Любовь девушки никуда не исчезла, а вынужденная роль строптивицы давалась ей с трудом. Она едва держалась, когда он обнимал её, заглядывал в глаза, понимая, что однажды выстроенная стена даст трещину. Признаться, ещё месяц назад я бы только расфыркалась, но после всего…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Если подумать, Мистислав долго держал дистанцию. Да, ревновал, отчитывал, ругал, утаивал — даже удержал меня в замке на время, но… Я не чувствовала себя в опасности рядом с ним. Эта нужда в защите, в чужом тепле меня и сгубила.
Я решительно не понимала, в какой момент мой интерес из лёгкого и дружеского превратился в желание близости. Можно обвинить Миста во всех грехах, но я не любила себе врать. Вино нередко играло в голове, пьянела я быстро… но в первый раз захотела одного конкретного мужчину.
Ты такая же, как мать…
Это всегда казалось мне страшным оскорблением, ведь матушка меня нагуляла. Но сейчас я вдруг задумалась — а какой была моя мать?..
Она была яркой, не красавицей, но очаровательной и красиво улыбалась. От её озорной улыбки я всегда переставала кричать и тоже расплывалась. Многие отмечали мамину искренность, чувство стиля и острый ум. Она всегда держалась с достоинством, когда Ольховский брызгал ядом, обнимала меня и утешала. Никаких истерик, глупых требований, только идеально прямая спина и принятие факта своего несовершенства.
По итогу выходило, что на маму я не похожа ну никак!
Слёзы капали на пахнущую цветочной водой бумагу. Почему она сломалась? Зачем нужно было это самоубийство?!
И вдогонку — что я чувствую к Мистиславу? И что он чувствовал ко мне? Не был ли наш порыв просто порывом людей, оказавшихся в одном месте вдвоём? После всего слово "любовь" стало для меня почти ругательным.
Никакой любви.
Лиса была со мной солидарна. Она с головой ушла в формулы, смысл которых я не могла постичь. Банально не хватало опыта. Но кроме формул нашлось кое-что интригующее.
Собирая информацию о правящей семье, Лиса выявила одну пикантную закономерность — у Лесовских всегда были фаворитки-язычницы. Зачастую даже наравне с законной женой — императрицей. Казалось бы, что здесь такого?.. Но эта неугомонная хозяйка дневника выяснила, что практически все фаворитки были щедро одаренны силой. С уровнем в девятке, чтобы это не значило.
Первая фаворитка, княжна Мариан, запомнилась современникам сильнейшей из женщин Темновских. Александра Светлогорская, мать Мистислава, явно имела недюжинный дар, судя по её молодости и способностям сына.
Любопытно. Кажется, я уже слышала фразу про страсть императоров Лесовских к молоденьким язычницам. Но как говорится, где связь?..
Запись, датированная последним днём весны, вызвала у меня тяжёлый вздох. А ещё — смутные подозрения.
Мы опять спорим. Эти споры для меня — просто отдушина. В такие минуты мастер Глеб похож на того мужчину, в которого я влюбилась. Терпеть его розовый сироп, выдаваемый из-под палки, то ещё мучение. Так мне казалось. Но сейчас я поняла, что мучение впереди.
Мы спорили на привычную тему — моё увлечение клятвой верности. Я убрала эту часть из диплома, скрывала свои изыскания, но Глеб неизменно догадывался. Один раз я выдала себя сама — спросила у него про нечисть кадо. Естественно, мастер не ответил, а я получила выговор. Сегодня он злился, а в моей голове крутилась одна мысль о том, какой он… О, это пошлое и прекрасное слово "сексуальный". Эти чувства изводили меня, манили и одновременно пугали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мы ругались до хрипоты. До ненависти. В какой-то миг он сорвался и прижал меня к столу. Этот поцелуй даже рядом не стоял с моими прежними поцелуями. Он был сильный, властный, подавляющий… такой эмоциональный, что мне не верилось в поцелуй для липовых ухаживаний. Мы дышали друг другом. Он нападал — я оставалась несгибаемой и нежной, он покрывал моё лицо поцелуями и что-то шептал — я запустила руки в его волосы и укусила за губу. Великий Сварог, мы едва не принадлежали друг другу на том столе… Но Глеб смог взять себя в руки. Тогда я была ему благодарна, а сейчас… Сейчас я подавлена.