Дело о Сумерках богов - Георгий Персиков

– Участники регаты ответным салютом приветствуют восторженных варшавских обывателей! – и обратился к Максиму, уверенно правившему послушным суденышком: – Идем ходко, не так ли? Каковы наши шансы?

– Не хотелось бы сглазить, – сквозь зубы ответил молодой шкипер, не глядя на своего спутника. – Но если зюйд-вест не переменится, скоро у нас появится возможность сцапать проклятого коротышку!

Родин явно хотел что-то еще спросить, но, пристально изучив напряженное лицо товарища, предпочел промолчать. Максим был как натянутая струна – одно неосторожное движение могло оборвать жилы его души, и волевой и отважный мичман в мгновение ока обратился бы в жалкую тряпку. Георгий видел подобное ранее, а потому старался быть как можно бережнее к компаньону. Он зажмурил на мгновение глаза, и перед внутренним взором моментально предстало лицо силача Ван де Кастелее.

Пышущий здоровьем фермер Яп возглавлял небольшой партизанский отряд бурских повстанцев, который крайне удачно пиратствовал по британским тылам на протяжении почти полугода. Громогласный командир всегда был не прочь незатейливо пошутить и первый начинал раскатисто хохотать. Он обожал угощать своих собратьев-стрелков и иностранных волонтеров жареной на углях говядиной под домашнее пшеничное пиво, а после заводил веселые песни. Пуще прочего же он любил демонстрировать окружающим фотографии своих четверых белокурых дочурок и такой же светловолосой супруги. Он нежно водил огромным пальцем по их лицам и называл нараспев имена: «Стерре, Маделиф, Фенне, малышка Эли и моя красавица Хендрика».

Семейство Ван де Кастелее забрали в концентрационный лагерь английские каратели – слава о деяниях его главы докатилась даже до Лондона. Жизнерадостность Япа пропала без следа. Он бледнел и худел день ото дня. Пару раз с верными людьми предпринимал отчаянные попытки прорваться через многочисленную охрану к своим девочкам, но отряд вынужденно отступал под пулеметным огнем. Надежда угасала в когда-то ярко-синих глазах здоровяка, превращаясь в грязно-серую муть осенних луж.

Однажды ночью явился беглец из лагеря. Он принес страшную весть – всех из Ван де Кастелее повесили, включая даже малютку Эли. Яп не проронил ни слезы, но к утру сложил с себя полномочия командира и вернулся на ферму. Он стал молчаливым и отрешенным, лицо бывшего весельчака никогда не посещала улыбка. Ничто ему не помогало: ни участие товарищей, ни заботливое лечение Родина. Даже возвращение пятерых узниц домой, слухи о казни которых оказались очень сильно преувеличенными, не помогло Япу вновь обрести себя. Он сломался окончательно и бесповоротно.

От тягостных воспоминаний Родина отвлекло злобное бормотание.

– Уж из моих-то рук этот мерзкий карла не вырвется! Я-то цепкий и хваткий. – Тут Максим обнаружил, что его шепот чересчур громок. Он посмотрел в упор на Георгия и с вызовом заявил: – Да, я считаю, что мы продолжаем оставаться в положении вечных охотников-ротозеев исключительно по вашей милости! Как могли вы прозевать карлика?! Этот единственный шанс, который никак нельзя было проворонить, бездарно упущен.

– Вынужден вам напомнить, что мы тогда чудом уцелели, – обезоруживающе улыбнулся Родин. – И одного из похитителей все же удалось свалить. А скоро настанет черед второго.

Максим сварливо взвизгнул не своим голосом:

– Нет уж! Я теперь не позволю вам встать между мной и моими сестрами! На сей раз я сделаю все сам и сделаю это правильно.

Он пронзил Георгия огненным взором и холодно перевел взгляд на реку. Родин промолчал.

«Нет, друг мой ситный, поодиночке у нас с вами нет даже призрачной надежды одолеть столь матерых врагов. Во имя ваших сестер я продолжу молчать, а вы не станете отказываться от моей помощи. Даже если нужно будет принудить вас принять ее!» – произнеся этот внутренний монолог, доктор снова взялся за листы с переводом стихотворения.

Максим, конечно, помог невероятно, признав в поэтическом строе, в метафорах и именах собственных отрывок из скандинавской саги. Несомненно, отгадка должна лежать где-то в северных суровых землях. И вопросов о том, куда именно держит путь яхта карлика, не остается. Беда лишь в том, что Дания, Швеция и Норвегия – страны очень даже немаленькие. Не стоит сбрасывать со счетов Исландию, ведь это островное государство сохранило в наибольшей степени уклад и язык времен викингов. Да и про Гренландию не стоит забывать – ведь эта земля уже много столетий неотъемлемая часть Дании. Наконец, Финляндия – страна нескандинавская и давно входящая в состав Российской империи, но при том семь веков кряду рассматривавшаяся грозными шведскими вояками в качестве полигона для набегов и грабежей. Да уж, сузил область поисков, называется! Родин решил внимательнее вчитаться в хитросплетенье слов.

Пройди меж клыкамиФенрира смело…

Так, Фенрир – это вроде бы такой исполинский волчище, дитя Локи. И пасть у него, надо думать, соответствующая – если меж клыков можно спокойно пройти.

Левый резецТюром обломан…

Да, тоже занятная история. Сын Одина храбро вложил руку в пасть этому самому Фенриру. А вот обратно вынуть ее уже не смог. Стало быть, разменял руку на клык – тоже не из простого теста был сделан Тюр! Значит, не надо бояться, надо уподобиться богу побед и воинской доблести – ну тут вроде бы они на верном пути.

Дракона направьНа акулий плавник,И борона не тронет дракона…

Здесь Георгий начинал блуждать в потемках. Конечно, можно предположить, что акулий плавник – метафора треугольного паруса. Аналогия, что называется, на поверхности. Но вот откуда нужно взять дракона, каким образом его направить на акулий плавник, да еще так, чтобы борона не тронула дракона? Если летающий дракон – это аэроплан, то при чем тут борона? Черт, какая еще борона? Может, борода? Или ворона? Может, мичман ошибся? Ворона тоже летает, но куда ей трогать дракона, дай Бог, чтобы саму не сожрали. Заковыристая загадка – тут головой тронуться недолго!

Впрочем, дальше начинались форменные непролазные дебри. Кинжал и копье еще можно было как-то объяснить, однако Корона и Мидгард заставляли доктора лишь бессильно разводить руками. А финальное четверостишие и вовсе казалось форменным заклятием, но никак уж не скрытым посланием, содержащим в себе четкие указания.

Но богами любимКорону отвергший,Распявший себяНа ветвях Иггдрасиля!

Раз за разом Родин шепотом повторял эти строки, но ни на дюйм не приближался к пониманию.

– Чертовщина какая-то! – досадливо произнес он себе под нос и поднял голову. На обоих берегах начинались рабочие предместья какого-то крупного города.

«Распял себя на ветвях древнего ясеня вроде бы сам Один, – припомнил Георгий уроки профессора Смородинова, – и глаз он тоже пожертвовал, чтобы получить мудрость и научиться меду поэзии. То есть это единственный понятный кусок в этой висе, или как там ее. Что боги предпочтут мудреца, принесшего себя в жертву ради мудрости, королю или конунгу… А эти бороны, клыки – слишком непонятные метафоры…

– Куда же нас привела Висла? – спросил Георгий у Максима.

– К Данцигу, – нервно ответил кормчий. – Скоро уже устье, а злосчастного недомерка и Полюшки с Юленькой все не видать!

– Позвольте-ка мне воспользоваться вашим биноклем. Вроде бы река здесь течет прямо…

Максим молча протянул Родину футляр. Тот же моментально приник к окулярам и повел их по линии соприкосновения воды и воздуха.

– Вот! Вот! – Георгий закричал, тыча пальцем вниз по реке. Протянул бинокль его владельцу. – Сами посмотрите – до них верст восемь, не больше!

Максим жадно схватил бинокль и вперился взглядом в даль.

– Да, пять миль ходу до стервеца, – удовлетворенно проговорил он. Впервые за долгое время он посмотрел на старшего товарища прежним открытым взором. – Мы их догоним через пару часов. Есть все же на свете справедливость, и я своими руками вырежу его проклятое Богом сердце!

Прогноз Максима оказался чересчур оптимистичным. В самом устье Вислы до яхты карлика оставалось еще не меньше мили. И его команда наконец-то заметила погоню. Немедленно поднялся и раскрылся второй парус. Судно заметно прибавило ходу. «Тевтон» перестал нагонять похитителей. А вскоре расстояние между двумя яхтами начало увеличиваться. Беглецы держали курс в открытое море и явно надеялись затеряться на просторах Балтики.

Отчаяние Максима было велико, как колокольня Ивана Великого. Он то и дело кидался к парусу, пытаясь расправить его как можно шире. Поминутно менял галс в надежде поймать больше ветра. Но тщетно. Родин сохранял присутствие духа.

– Как вы определите их курс? – деловито вопросил он у шкипера.

– А? Что? Курс? – заполошно ответил Максим, глядя перед собой невидящими глазами.

– Посмотрите внимательно, в каком направлении они движутся, – это очень важно понимать!