Дело крестьянской жены Катерины Ивановой (История о том, как одна баба дело государево решила) - Екатерина Константиновна Гликен
- Категория: Историческая проза / Исторический детектив / Русская классическая проза
- Название: Дело крестьянской жены Катерины Ивановой (История о том, как одна баба дело государево решила)
- Автор: Екатерина Константиновна Гликен
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Екатерина Гликен
Дело крестьянской жены Катерины Ивановой (История о том, как одна баба дело государево решила)
«Прошу вас, милостивейший государь, не манкируйте просьбой покорной слуги вашей, не оставьте дело это, дело Катерины Ивановой, без вашей милости….»
Писала давняя знакомая Александра Николаевича. Он слегка поморщился, припоминая детали собственных ухаживаний.
Случай свел его погостить некоторое время назад в усадьбе N..ких. В те поры соглядатаи Канцелярии тайных и розыскных дел разъезжали по городам и весям в поисках указанных камергером государыни Петром Салтыковым пособников в ворожбе.
Петр Васильевич, как о нем замечали, «был дурак в полном смысле слова». «У него была самая глупая физиономия», — открывалось из характеристик, данных подследственному, — «большие неподвижные глаза, вздернутый нос и всегда полуоткрытый рот; при этом он был сплетник перваго сорта». Между тем Салтыков был не только камергером государыни Елисавет, но и состоял в родстве с императорской фамилией, стало быть распространять таковые о нем суждения не полагалось. Если бы не один удивительный случай, наделавший, впрочем, в то самое время много шуму.
Был он уличен в одном нехорошем деле. Впрочем, нехороших дел за ним водилось немало, однако, в этот раз означенный господин, кажется, перешёл черту. Занятие, за коим застали его доверенные люди, было таково: «имея в горсти своей некий порошок, у дверей из залы в галереи, по пути следования Государыни, оный розсыпал».
Ворожбу, а это была именно она, измыслил Петр Васильевич Салтыков для привлечения милости Государыни, а значит, диавольские козни чинил противу самой императрицы, что составляло прямую угрозу государственному строю. И как сей дерзнул такое сотворить, многим умам непостижимым казалось. Указом Ея Величества Елизаветы за содеянное и доказанное полагалась смертная казнь сожжением.
Но, как говорилось, Салтыковы приходились сродни Ея Императорскому величию, а значит, обошлись с ними довольно легко и тайно. Чего не скажешь о тех, кого он привлекал для пособничества в волшебстве. А взяты им к участию в непотребстве были многие. Слуги Салтыкова изыскивали по России верных чародеев, кои обещали сотворить два срамных дела: уморить жену и привлечь милость Государыни Елизаветы Петровны с тем, чтобы отпроситься в Москву. За второй надобностью камергер Ея Императорского не побрезговал самолично посещать дворника с Литейной улицы, сына великолукского дьячка, почитавшегося за чародея, о коем, с его собственных дворничьих слов было известно, что он своею непотребною персоной в Зимний Дворец ко многим по их просьбам хаживает. Тот дворник и дал ему порошок, с которым и уличен, по донесению упрвляющего имениями, был в царственных покоях Петр Васильевич, и которое волшебное средство надлежало, со слов волшебника, не позже, чем в три дня рассыпать по ходу Государыни, ежели желает ее милости. Будто бы, как только Государыня переступит через то снадобье, так сразу благоволить к камергеру начнет.
Названные за чародеев лица, помощники камергера, сысканы были по Великороссии и Малороссии и доставлены для допросов. Тот самый ворожей с Литейного так и не покинул застенок, несмотря на то, что в Зимнем Дворце, по его уверениям, принят весьма ласково бывал. Впрочем, по ходу дела выяснились и еще обстоятельства удивительнейшие, которые четко указывали на одно: при дворе даже в самую спальню Ея Величества волшебство проникало. Чего стоит одна история с мантильей, которая вдруг надобна стала Елизавете Петровне. Оную искав, найти и доставить ей не могли. С тем же Императрица обратилась с указанием искать накидку в подушках изголовья. По той надобности любимая камерфрау Ея Величества руку под подушки и сунула, добыв, однако оттуда вовсе не мантилью, а колтун оборванных волос. Стремительно последовал приказ перетряхнуть все подушки и матрацы, в результате таких поисков обнаружена была на кровати и бумага, в которую чьей-то суеверной рукой положен был корешок, обмотанный также волосами. Общая догадка на всех заходила по дворцу: кто-то во дворце колдовал. Заподозрена была фаворитка Ея Императорского, от которой, впрочем, ожидали гораздо больших успехов и которую побаивались, зная о том, что недовольство свое она непременно выразит Императрице, а сие губительно может отразиться не только на карьере, но и на жизни придворных. Семья фаворитки по усмотрению в колдовстве была арестована. Впрочем, муж оной не стал дожидаться дыбы и застенок, а перерезал горло от уха до уха. Фаворитка призналась, что решилась на такую дерзость, чтобы удержать милость императрицы к себе, сознавшись еще и в том, что подкладывала в вино, назначенное к Елизавете Петровне, крупинки четверговой соли, всё с той же целью.
На какие дерзости только не решались ради милости Ея Императорского. Петр Васильевич, до того, как пойман был с порошком, лепил воск под нательный крест, носил под пяткой заговоренную траву. Однако, ничего не помогало.
Вспомнив об этом, Александр Николаевич усмехнулся. Личное государыни Елизаветы участие в деле Ея камергера обеспечили Александру Николаевичу высочайшее доверие и продвижение по службе. И, хотя теперь указом государя Петра III, названная общественная институция была упразднена, однако Александр Николаевич нашел себе место и в заново учрежденной Тайной Экспедиции. Дела были всё те же, хотя теперь ему доставались размахом поменьше, а опыт расследования духовных преступлений на дороге, как известно, не лежит. По всему выходило: без Александра Николаевича — никуда.
В те поры, как случилась оказия с Петром Васильевичем Салтыковым, с розыском Александру Николаевичу выпало побывать в Ярославской губернии, в крепких объятиях тамошней хозяйки, из обедневшего, но достойного рода, письмо которой вот уж сутки не давало ему покоя.
Александр Николаевич закрыл глаза. Ему живо припомнился их выезд на охоту. Она, в английской амазонке, голубой с серебром, отделанной хрустальными пуговицами, сверкающими как настоящие бриллианты, раскрасневшаяся, гнала вперед свою каурую кобылу. Он, едва поспевающий за ней, восхищенный и раззадоренный погоней…
Впрочем, все это не давало ей повода писать теперь к нему, тем более по такому ничтожному поводу.
«… я сумневаюсь, поскольку чистое мое женское чутье угадывает во всем этом деле какую-то загадку, кою сама тщуся разгадать, но всё бесполезно. Пусть, решите вы, дело пустяковое. Однако, я обещала себе разобраться в этом нехорошем деле, поклявшись перед иконами, так как, несмотря на нестарые годы свои, больна по большей части и чувствую, скоро смерть моя, а посему прошу вас не оставить меня, пролив свет вашей работы на темные стороны жизни простого народу. Да и та мелкая мелочь побуждает меня увериться, что нет в имении моем колдовства, что по весне чаю продать большую