Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— Я и так не люблю сладкое, — заметил Яков, отхлебнув вина из золотого кубка.

Хосе отобрал у него бокал. «Умерить употребление вина, мяса и рыбы, ваше величество, — и через год вы себя не узнаете».

— Что же мне есть? — обиженно спросил Яков.

— Овощи, — Хосе рассмеялся. «И простой, ржаной хлеб. Подагру, как известно, называют «болезнью богачей», и верное, ваше величество, я не видел еще ни одного крестьянина, который бы ей страдал».

— Вы лечите крестьян? — заинтересовался Яков.

— Разумеется, — Хосе стал собирать свою сумку. «Я врач, я давал клятву лечить всех, ваше величество. Я сейчас еду в деревню, в усадьбу де ла Марков, но, если что — сразу отправляйте гонца, я немедленно вернусь».

— Да, — Яков поднялся, и, прихрамывая, подошел к окну, что выходило в парк, — Экзетер мне говорил, что его жена должна родить. «Смотрите, — он повернулся и погрозил Хосе пальцем, — чтобы получился мальчик, его светлости нужен наследник, а лучше — двое. Вон, у этого Питера Кроу, вы мне говорили, — тридцать лет ему этим годом, а уже трое сыновей. Так и надо. И у вас, кажется, сын?

— Да, — улыбнулся Хосе уже у двери, — ему два в декабре исполнилось, ваше величество.

Он поклонился и вышел, а Яков, тяжело вздохнув, подумал: «А у меня один Чарльз остался.

Ну, хоть выправился мальчик, этот мистер Джозеф его осматривал, сказал — совершенно здоров. А что роста маленького — это ничего, еще вытянется, тринадцати лет не было. Ну ладно, сейчас Экзетер вернется, — и будем о сватовстве разговаривать».

Он позвонил в колокольчик и сказал: «Позовите герцога Корнуольского. И если герцог Экзетер приедет — немедленно ко мне».

Яков все еще стоял у окна, когда сзади раздался робкий голос: «Вы себя лучше чувствуете, батюшка?»

— А и, правда, — подумал король, — поговорил с этим мистером Джозефом и легче стало.

Хороший он лекарь, конечно, ну да я подумаю — как его наградить».

Он обернулся и, улыбаясь, ответил: «С Божьей помощью, Чарли, осенью с тобой на охоту поедем». Невысокий, красивый, изящный мальчик, темноволосый, в шитом серебром камзоле, поклонился. Он, покраснев, сказал: «Да я подожду, батюшка, вы, главное — выздоравливайте».

— Выздоровею, — хохотнул отец и, потрепав Чарльза по голове, велел: «Расставляй шахматы, а то мы с тобой давно не играли. Заодно расскажешь мне — чем ты там сейчас занимаешься, с учителями».

— О рыцаре дон Кихоте читаем, — Чарльз потянулся за шахматной доской черного дерева и слоновой кости. «Это с учителем испанского языка, батюшка».

— Да, — Яков откинулся в кресле, — правильно мы с Экзетером решили — Испания. Инфанта Мария Анна, дочь Филиппа. Шесть лет ей сейчас. Ну, через десять лет и повенчать их можно. Дожить бы, — он усмехнулся и, быстро что-то написав, передал бумагу появившемуся слуге.

— И чтобы выполняли беспрекословно, — велел он. «Остальные пусть едят, что хотят, а мне ни мяса, ни рыбы не подавать».

— А что же вы будете есть, батюшка? — удивился Чарли, двигая вперед белую пешку.

— Овощи, — Яков рассмеялся, и, посмотрев на доску, ответив на ход сына, сказал: «Сыграем с тобой испанскую партию, Чарли».

Хосе вышел во двор и сразу увидел адмирала.

— Ты прости, что я тебя так с места сорвал, — хмыкнул Виллем, принимая от слуги лошадей, — но Марта очень волновалась, я и решил — лучше сейчас тебя в усадьбу отвезти.

Хосе пристроил сумку на седле, и, наклонившись, потрепав коня по холке, ответил: «Ну что вы, адмирал, понятно, что мне с пациенткой надо быть. Там хоть и две акушерки опытных, а все равно — иногда бывает так, что без врача не обойтись».

— Но лучше бы так не было, — подумал Хосе, уже, когда она выехали на Уайтхолл и повернули к западу. Он посмотрел на широкую, сверкающую под солнцем реку, и увидел птиц, что парили над ней — десятки чаек, кричащих, мечущихся в голубом, ярком небе.

— Все будет хорошо, — твердо сказал он себе и вдруг подумал: «Но ведь, правда — пока мы не сможем заглянуть внутрь человеческого тела, все наши снадобья и уменья тратятся впустую. Но как? Невозможно, совершенно невозможно. Жаль, что Констанца уехала — она же мне говорила, в Амстердаме, что можно создать очень точные линзы для того, чтобы изучать кровь и другие выделения организма. Но у Беллы все в порядке, дети лежат правильно, не крупные — все обойдется».

— Как король? — прервал молчание Виллем.

— Король, — Хосе улыбнулся, — если прекратит пить и наслаждаться жареной дичью — всех нас переживет. Ну, вы же сами были в Индии, адмирал, видели тамошних стариков — они на девятом десятке выглядят пятидесятилетними. Вот, как вы, например.

Виллем покрутил головой и недовольно ответил: «Все бы хорошо, но вот седею я быстро.

Жена-то моя, сам видел — не меняется, а вот я… — он вздохнул и провел рукой по серебристым кудрям, падавшим на воротник камзола.

— Ну, — Хосе отпустил поводья и развел руками, — тут, адмирал, кроме краски, ничего не придумали. Грецкий орех…

— Это пусть Бэкингем красится, — сочно заметил Виллем, оглядываясь на королевский дворец.

«Все остальное, — он подмигнул Хосе, — у меня в полном порядке, так что грех жаловаться».

Хосе приподнялся в стременах и посмотрел на всадника, что во весь опор мчался по Лондонскому мосту. Красивый, белый андалузский жеребец повернул к Уайтхоллу — клубы пыли из-под копыт взлетели вверх, — и пропал из виду.

— Лошадь хороша у него, — заметил Виллем и подогнал Хосе: «Поехали, я все-таки хочу к ужину успеть, раз уж в таверне пришлось обедать».

Белла наклонилась над колыбелью и тихо, благоговейно сказала: «Какие славные!».

Мальчики зачмокали губками и девушка, отпрянув, повернувшись к Рэйчел, что, сидя за ореховым бюро, быстро ела, проговорила: «Ой, прости, я не хотела их будить».

— Все равно, — Рэйчел вытерла губы шелковой салфеткой, — сейчас проснутся.

Близнецы захныкали, и, Рэйчел, отставив поднос, вздохнув, спустила со стройных, усыпанных веснушками плеч, рубашку.

— Давай, — велела она. Белла взяла того, что справа и спросила: «Это кто?».

Рэчел пристально посмотрела на ребенка, и, приподняв пеленки, ответила: «Мэтью». Белла взглянула на красную шерстяную ниточку на ручке ребенка и рассмеялась: «Так правильно, да».

— Моя мама покойная была одна из двойни, — Рэйчел положила на вторую руку Мартина и стала кормить детей. «Брат ее еще ребенком умер, — женщина вздохнула, и, покачав мальчиков, рассмеялась: «А вы с каждым днем толстеете!»

— Много молока? — спросила Белла, забирая поднос со стола. «У меня всегда много, — Рэйчел зевнула, — да и что я делаю — только сплю, ем и читаю. И у тебя так же будет».