Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

Экономка кивнула, Цезарь весело залаял и карета, раскачиваясь, тронулась по сухой, широкой дороге, среди зеленеющих полей — вверх по реке.

Мирьям вдруг улыбнулась: «Ну, Цезарь там себе новую любовь найдет, все же пять миль отсюда. За Беллу вы не волнуйтесь, бабушка, ей еще неделя, если не больше».

— И все равно, — Марфа провожала глазами карету, — нечего детям под ногами путаться.

Близнецы совсем, крохотные, ты тоже — носишь, — она взглянула на чуть выдающийся под шелковым, аметистового цвета платьем, живот.

— Мне еще четыре месяца, — отмахнулась Мирьям. «Пойдемте, вы же, наверное, проголодались, тетя, еще на рассвете уехали».

Марфа похлопала кнутиком по голенищу высокого сапога черной, мягкой кожи. «Сейчас лошадь расседлаю, Беллу заберу и приду. Накрывайте там пока, с мистрис Мак-Дугал».

Она подняла голову и увидела в окне опочивальни рыжие, прикрытые чепцом, волосы. «Они заснули, — сказала Рэйчел, высунувшись наружу. «Только все равно — сейчас опять кричать будут».

— Мирьям тебе поднос принесет, — ответила Марфа, и, порывшись в седельной сумке, достала пачку книг: «У дяди Джованни в библиотеке взяла, ты же тут за месяц уже все перечитала».

Невестка послала ей воздушный поцелуй и вдруг закатила глаза — из-за ее спины раздался громкий плач.

— И вправду, бойкие они, какие, — улыбнулась Марфа, и, оставив сумку на каменных ступенях, — пошла на луг.

Стрела, затрепетав, вонзилась в яблочко, и Марфа, рассмеявшись, сказала: «Видишь, седьмой десяток мне идет, а глаз все равно — верный, хоть и очки иногда нужны».

Женщина опустила лук и подумала: «Да, вот так же мы и с Петей стреляли, тогда, на Москве, как он к батюшке в усадьбу приехал. А потом на озеро отправились, — она почувствовала, что улыбается. «Господи, почти пять десятков лет прошло. И Матвей тогда из Александровой Слободы вернулся, сказал, что Иван Васильевич меня в жены взять хочет. Кто ж знал, что все так обернется?»

Белла натянула тетиву и сердито сказала: «Миссис Стэнли мне запретила из пистолета стрелять».

— И очень правильно, — сочно отозвалась Марфа, разглядывая большой, выдающийся вперед живот. «Еще чего не хватало — у младенцев над ухом палить, они же слышат все».

Стрела Беллы легла рядом и внучка повернулась к женщине: «Бабушка, а если Джон не успеет?»

— Ну, милая, — проворчала Марфа, — знала, с кем у алтаря стояла. Бывает, и не успевают они — тоже ничего страшного. Вернется, ты ему детей и покажешь. Все же с континента путь долгий, да штормить в проливе может. Все будет хорошо, — она на мгновение привлекла к себе девушку. «Ворочаются они?».

— Они тихие уже, — вздохнула Белла. «Скоро, значит».

Марфа посмотрела на румянец, что залил лицо девушки и ласково сказала: «Не переживай.

Вон, Рэйчел как быстро родила, ты же сама видела. На рассвете началось, а к обеду уже два новых внука у меня появились. А теперь правнуков жду, — она погладила Беллу по щеке.

Та подошла к мишени и выдернула из нее стрелы. «И не переваливается совсем, — подумала Марфа. «Ну да она хорошо носит, девочка молодая, волноваться нечего».

— А у дедушки Мэтью сын, — восторженно сказала Белла, когда они, с луками на плече, уже завернули за угол дома. «Ему же семьдесят восемь в этом году».

— Моему деду семьдесят пять было, — заметила Марфа, — как у него последний ребенок родился, тетка моя, госпожа Горовиц, что в Кракове живет.

Она обернулась, и, посмотрев на весело журчащий, разлившийся по лугу ручей, подумала с привычной болью в сердце: «Вот тут Федя водяную мельницу и строил. Господи, да увижу ли я сына своего, Лизу увижу ли? Вроде тихо на Москве стало, пусть хоть бы письмо прислали».

Марфа открыла внучке тяжелую парадную дверь и, бросив шляпу на кедровый сундук, посмотревшись в круглое зеркало в причудливой, серебряной оправе, услышала веселый голос племянницы: «Brochet au Four, как ее в Париже делают, и пирожное с марципаном.

Мойте руки!»

— Вот, — сказала миссис Стэнли одобрительно, когда Белла устроилась на краю стола, — больше гулять тебе надо, девочка. А сейчас поешь, и спать ложись.

Белла выразительно закатила глаза, и, накладывая себе рыбу, ответила: «Миссис Стэнли, только старики спят после обеда».

— Я не старик, — Марфа окунула свежий хлеб в соус и отпила белого вина из серебряного бокала, — а все равно — сплю. Так что не спорь, — она подмигнула внучке и подумала: «Ну, вот и славно. Как все в опочивальни разойдутся, можно будет, поработать, наконец. А Джон приедет, мы с ним обсудим — как лучше на Москву весточку послать».

Она засучила рукава белой, льняной рубашки и одобрительно заметила: «Такую щуку и его Величеству не стыдно на стол подать. Мистрис Мак-Дугал, вы мне потом кофе в кабинет принесите, хорошо?»

Шотландка кивнула, и Марфа услышала сладкий голос Беллы: «Вы же собирались спать, бабушка».

— Вот как кофе выпью, так сразу и засну, — пообещала женщина и все за столом — расхохотались.

Хосе ощупал красное, воспаленное, распухшее колено и сказал: «Ну, все понятно, ваше величество. Штатгальтер страдает той же болезнью, поэтому снадобье, — он обернулся и подал Якову хрустальный, закрытый серебряный пробкой флакон, — уже проверено».

Яков посмотрел на темную жидкость и недоверчиво спросил: «Что это?»

— Настойка безвременника осеннего, — Хосе стал ловко забинтовывать колено шелком. «Так лечили подагру еще египтяне, я научился ее делать, когда жил в Каире. Также этот лекарственный сбор рекомендуют Диоскорид в De Materia Medica, ибн Сина и Амбруаз Паре. Три раза в день, после еды, — Хосе стал мыть руки в фарфоровом тазу.

— И все? — Яков повертел флакон.

— Нет, ваше величество, — вздохнул Хосе, надевая простой, черной шерсти камзол. «Я придерживаюсь того мнения, что многие болезни человеческого организма могут быть вылечены просто изменением образа жизни».

— Мне больно ездить на лошади, — ворчливо сказал Яков. «И в теннис я не играл, с тех пор, как…, - он показал на перевязанную ногу.

— Разумеется, больно, — согласился Хосе. «Однако, если вы последуете моим советам, то воспаление больше не вернется, обещаю вам. Вы сможете охотиться, и заниматься верховой ездой. Речь идет о еде».

— Я слышал, — усмехнулся король. «Ваш соплеменник, этот месье Монтальто, что лечит Марию Медичи, запретил ей пирожные и булки. Она теперь не задыхается на каждом шагу, и может сама подняться из кресла».

— Королеве Марии Медичи, — Хосе улыбнулся, — нет сорока, она молодая женщина. А вы, — он оглядел Якова, — не достигли пятидесяти. При соблюдении моих рекомендаций вы еще тридцать лет проживете, ваше величество.