ЭКСПО-58 - Джонатан Коу

— Кстати, уже довольно поздно, — сказала Эмили. — Девочкам пора на покой. Завтра снова сбегутся бельгийские hausfraus,[49] чтобы подивиться моим навыкам владения пылесосом, и, не дай бог, я буду страшна, как крокодил, от недосыпа — тогда меня точно уволят.

— Даже не представляю, как вы все это переносите, — заговорил Томас, пока они медленно шли вдоль озера по направлению к выходу. — Каждый день демонстрировать всю эту технику, выслушивать одни и те же вопросы! От этого можно сойти с ума.

— Уверяю вас, это ничем не хуже, чем играть служанку во втором составе какой-нибудь бродвейской душещипательной пьески, талдыча без конца одну и ту же роль, состоящую из двух фраз: «Извольте, чай подан» или: «Мадам, я нашла этот сверток на улице возле дверей». И так — шесть раз в неделю на протяжении четырех месяцев, плюс утренние спектакли в среду и воскресенье. Но если бы меня позвали хотя бы даже на такую роль, я уехала бы из Брюсселя, ни секунды не сомневаясь.

— Неужели вы вот так взяли бы и все бросили?

— Никто из нас не может знать, сколько мы тут пробудем. А вы? Вы тут надолго?

— Думаю, что до самого конца. Хотя «Британия» работает себе и в моем присутствии не нуждается. Последние пару месяцев я вообще как бы не при деле.

— Тем не менее… — Эмили вскинула взгляд на Томаса. — Нужно радоваться, пока мы здесь. Потому что в любую минуту все может закончиться. Мы не знаем, когда и как. Привстав на цыпочки, она поцеловала его в щеку. — Таково свойство счастья.

Тутинг Коммон[50]

Стоя возле темного дубового стола у себя в гостиной с чашкой сладкого кофе с молоком в руках, Томас задумчиво смотрел через распахнутую дверь на задний дворик. Ему до сих пор не верилось, что он дома. Впечатления последних дней были столь ярки, что провинциальный Тутинг с его размеренной жизнью вообще никак не воспринимался. Томасу было что вспомнить: была шумная попойка после балета Большого театра, была поездка в машине Уилкинса, с черной повязкой на глазах. Были самые невероятные откровения со стороны мистера Уэйна и мистера Редфорда. И еще — ужин с Аннеке в ресторане «Прага», а потом — поход на концерт симфонической музыки в компании с Эмили. Неужели все эти невероятные приключения происходили с ним на той же самой планете, где есть и этот городок, этот дом с аккуратными грядками в саду? И этот безвкусный орнаментированный пруд с запущенными туда рыбками (спасибо мистеру Спарксу), с фигуркой толстого херувима из фальшивой бронзы — с чашей в руках, из которой лилась водопроводная вода…

11 часов утра субботнего утра. Спаркс уже нанес визит вежливости, чтобы сунуть всюду свой нос и засвидетельствовать свое почтение.

— Доброго вам утречка, мистер Фолей, — сказал Спаркс, войдя в гостиную и с ходу шлепнувшись на диван.

Томас как раз был занят чтением газеты, но соседа, похоже, это нимало не смутило:

— Ну, как там в Бельгии?

— Все прекрасно, благодарю вас, — ответствовал Томас, даже не оторвавшись от газеты.

— А мы тут читаем и смотрим новости про выставку, — продолжил Спаркс. — Вот это жизнь! Визиты королевских особ, кинозвезд. Я делаю вырезки и показываю их на работе — мол, мой сосед находится там, в самой гуще событий. Посиять в отраженных лучах чужой славы, как это приятно.

— Действительно, — недружелюбно пробурчал Томас, проглядывая газетные полосы, и все больше убеждаясь, что у него на родине не происходит ничего интересного: сплошные партийные разборки, диспуты на тему профсоюзов да мелкие преступления. Тривиально донельзя! Неужели вот в такой стране он и жил все время?

— Конечно, у нас тут тихая жизнь, без особых событий, — вторя его мыслям, сказал Спаркс. — Сплошной застой, не то что в Брюсселе. Наверное, вам тут скучно? А вы когда возвращаетесь обратно? Завтра вечером?

— Утром в понедельник.

— В самом деле? Думаю, Сильвия будет рада провести с вами лишний денек.

— Послушайте, Спаркс, — Томас наконец отложил газету и придвинулся ближе. — Я вам весьма благодарен за ту заботу, которой вы окружили мою жену. Наверное, это как-то скрашивает ее одиночество. Но не очень-то обольщайтесь. И не рассчитывайте на мое великодушие. Только сегодня утром Сильвия призналась, что она прекрасно справляется со всем сама. Так что, будьте уж любезны, переключите свое внимание на другие проблемы — ваша больная сестра гораздо больше нуждается в вашей опеке, нежели Сильвия.

Сейчас, стоя с чашкой кофе в руках и глядя на задний дворик, Томас пожалел о собственной грубости. В конце концов, этот Спаркс очень даже неплохой малый, к тому же он, Томас, лукавил, делая вид, будто ему не все равно, чем занимается Сильвия в его отсутствие. Тем более что он-то проводит массу времени (пусть даже самым невинным способом) в компании других женщин. Ах, если б он только мог рассказать Сильвии про свои бельгийские приключения, о том, как странно повернулись для него события последних дней, и о том, что ему предстоит выполнять задание самого деликатного свойства! Но он был скован рамками секретности, и, наверное, эта невозможность поведать жене о мучивших его вопросах, это вынужденное молчание и отдалили их друг от друга. Сразу же, как Томас переступил порог собственного дома, он почувствовал эту отстраненность, переросшую в постоянное молчание.

— У тебя есть на сегодня какие-нибудь планы? — спросила Сильвия. Она неслышно вошла в комнату и вдруг возникла подле него.

— Планы? Да ничего особенного, — Томас вымученно улыбнулся. — Может, тебе нужно помочь по дому, пока я тут?

— Да нет. Ты можешь полностью располагать своим временем.

День тянулся долго, скучно, безрадостно. Где-то около пяти приехала миссис Фолей с большой сумкой, чтобы остаться на ночь. Через плечо у нее висел старый, потертый от времени кожаный портфель, и Томас был весьма обескуражен — что бы это значило? Он отнес тяжелую сумку наверх, а затем они всей семьей расположились в гостиной. Миссис Фолей отказалась от бокала шерри, потому что, по ее понятиям, принимать спиртное в пять вечера — неприлично. Но Томас все равно выпил свой бокал под укоризненным взглядом матери.

Мысль о том, что обедать придется в полной тишине, казалась Томасу невыносимой, и он принес с кухни транзисторный приемник, поставив его на сервант. Нашел канал с оркестровой музыкой. Малышка Джил уже проснулась, и Сильвия усадила ее к столу на высоком огороженном стульчике напротив бабушки. Затем она разложила по тарелкам пудинг со стейком и почками, картофельное пюре и стручковую фасоль. Томас налил себе красного вина. Дамы отказались от спиртного и пили минеральную воду. Ели молча, под музыку. Сильвия одновременно кормила Джил с чайной ложечки, засовывая ей в рот маленькие порции картофельного пюре с мясной подливкой.

Потом задернули занавески и включили эстрадное представление по Би-би-си. Но если в иные времена Томас тихо посмеивался, наблюдая ужимки Ричарда Харна в роли мистера Пейстри, то сегодня он не испытывал ничего, кроме раздражения. Ричарда Харна сменил Джек Биллингс с номером «Танцующие ноги» и, наконец, Клаудио Вентурелли в роли итальянской оперной дивы. Томас более не мог выносить этого натужного кривлянья и вышел на улицу. Он выкурил подряд две сигареты, с молчаливым злорадством стряхивая пепел в чашу херувима, потом вернулся в прихожую и, вытащив из кармана сложенный листок, набрал по нему номер телефона.

— Илинг, 4-99-3, — сказал на том конце провода знакомый голос.

— Тони?

— Да.

— Это я, Томас, Томас Фолей.

— О, Томас, привет! Слушайте, как вас хорошо слышно. Вы в Брюсселе?

— Если бы, старина. Я звоню из Тутинга.

— Из Тутинга? А что вы там делаете?

— Приехал на выходные навестить семью. У меня тут Сильвия и ребенок.

— Неужели тюремные власти мотеля «ЭКСПО» сжалились и отпустили вас?

— Что-то вроде этого. Но расскажите лучше: как вы? Почему вы так неожиданно сорвались с места и уехали?

— Приказ. Вы ведь слышали про нашу ZETA? Вот опозорились! Нужно было срочно все сворачивать и перевозить аппарат обратно.

— Так вы не возвращаетесь в Брюссель?

— Нет, мой контракт аннулирован. Вернулся домой, и через два дня поехал в Королевскую ассоциацию заполнять кучу бумаг. Вы лучше скажите мне, как там Эмили? Вы с ней виделись?

— Да, как раз вчера. Водил ее на концерт.

— Да вы что? Ну, вы время даром не теряете. Могли хотя бы сделать перерыв для приличия!

— Вы несправедливы. Эмили очень грустит по поводу вашего отъезда.

— Да? Она и впрямь милая девушка. Но у наших отношений не было будущего. Я не собирался срываться за ней в Соединенные Штаты. Тут у нас в Королевской ассоциации взяли новую секретаршу — просто фантастически хороша! Так что уже сегодня вечером веду ее в кино.