Дом сна - Джонатан Коу
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Дом сна
- Автор: Джонатан Коу
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДОМ СНА
Джонатан КОУ
Предисловие к русскому изданию
Роман «Дом сна» написан преимущественно в 1995-1996 годах и первоначально задумывался как исключительно юмористическое произведение. Мрачность и грусть, обнаруженные в книге некоторыми читателями, пробрались туда без моего ведома. Но мне думается, это хороший признак – когда роман живет независимой жизнью и устраивает автору сюрпризы.
Тогда я только что закончил свой четвертый роман «Какое надувательство!», сатирическую панораму эпохи Тэтчер, и эта работа была более долгой и сложной, чем все сделанное мной прежде. Было бы слишком театрально, утверждать, что я творчески выдохся, но все же мне хотелось переключиться на что-то более простое и камерное. Вдохновленный собственной склонностью к лунатизму, я решил написать комедию-фарс, действие которой происходит в клинике для страдающих нарушениями сна, мне захотелось беззлобно посмеяться над причудами лунатиков, над людьми, которые разговаривают во сне, над теми, кто страдает бессонницей, над храпунами и нарколептиками.
Увы, ничего не вышло. У меня уже выработался вкус к фуговому, полифоническому повествованию, и сидящий внутри меня дьявол побудил вставить в роман побочную сюжетную линию, основанную на давнем замысле, который я много лет назад отложил в сторону: историю о мужчине-гетеросексуале, который без памяти влюблен в женщину-гомосексуалку. Я даже начал подозревать, что на каком-то глубинном уровне эта история тесно связана с темой сна и сновидений. Кто знает, может, сон и любовь – это одно и то же?
Я редко запоминаю собственные сны: может, раз шесть-семь в год, да и то, если повезет. Но если такое случается, то сны эти дают мне мощный эмоциональный заряд. По-моему, такую штуку, что именуется эротическим сном, я не видел уже лет десять, хотя я и не глубокий старик – мне сорок один. Но иногда мне снится друг – мужчина или женщина – и в нем столько любви и нежности, что, проснувшись, я первым делом рвусь встретиться с этим человеком, поговорить с ним по телефону или хотя бы отправить ему письмо по электронной почте. Иногда эти сны бывают исключительно яркими. Однажды мне приснилось, будто мой близкий друг сообщил мне о смерти матери. Опечаленный его утратой, я на следующее утро сел и принялся составлять письмо с выражением соболезнования. Написав половину письма, я вышел из дома выпить кофе, и бредя по лондонским улицам, вдруг подумал – а что, если эта смерть мне всего-навсего (всего-навсего!) приснилась. Я позвонил другу, и он ответил мне веселым голосом, совсем не похожим на голос человека, у которого накануне умерла мать. Я облегченно вздохнул и выбросил письмо, подумав, сколько черного юмора было бы в ситуации, если бы я дописал и отправил его, а мой друг на следующий день прочел бы послание в совершеннейшем недоумении.
Вот так получились две главных темы книги: сны, столь яркие, что мы не можем отличить их от действительности, и сны такой эмоциональной силы, что они могут навсегда изменить ваше отношение к человеку. Я поймал себя на том, что пишу какую-то не правильную любовную историю, где наиболее значительные события происходят не тогда, когда персонажи бодрствуют, а когда они спят.
Что касается юмора, то я обнаружил – в который раз – что просто не могу не вставить его в свою книгу. Моя теща – высококвалифицированный библиотекарь, специалист по медицинской литературе, очень занятой человек – рассказала мне о конференции, куда была вынуждена пойти вместе с рядом других столь же занятых личностей, дабы познакомиться с новейшими разработками в области менеджмента, и они несколько часов выкладывали фигурки из спичек и лепили из пластилина. Этот гротескный пример показался мне настолько симптоматичной тенденцией современного западного общества – насильственное внедрение нелепых и неуместных представлений об управленческой «эффективности» в государственные службы – что я не мог удержатся и создал на его основе эпизод. Сходным образом обнаружив, что роман мой посвящен еще и кино (фильмы и сновидения – это во многом одно и то же, экзотическое визуальное заблуждение, которым мы наслаждаемся в темноте), я оказался втянут в полемику о смерти европейского художественного кино и в рассуждения о том, как в течение последних тридцати лет оно было стерто с лица земли Голливудом с его циничными рецептами и безжалостным меркантилизмом, который, словно раковая опухоль, с воинственной решимостью распространил свое влияние на весь земной шар.
И таким образом, как вы можете видеть, мой роман превратился в нечто большее, чем маленькая и радостно сюрреалистическая комедия о нарушениях сна. Ей даже грозила опасность войти в неуправляемый штопор. Поэтому я решил прекратить придумывать все новые и новые линии, а вместо этого сесть наконец за работу над книгой.
Джонатан Коу
Лондон,
10 октября 2002 г .
Уведомление автораНечетные главы романа относятся преимущественно к 1983-1984 годам.
В четных главах романа действие происходит в последние две недели июня 1996 года.
– Я действительно путаюсь во времени. Если из-за сильного потрясения человек перестает чувствовать… – Она замолчала, сделала над собой усилие и торопливо продолжила:
– …то он перестает чувствовать. Эпохи и мгновения меняются местами. И обычный счет времени теряется.
Розамонд Леманн. «Гулкая роща»БОДРСТВОВАНИЕ
1
Было совершенно ясно, что это их последняя ссора. Но хотя он ждал чего-то подобного уже несколько дней, а то и недель, сдержать гнев и возмущение все-таки не удалось. Она была не права, но отказывалась признать свою не правоту. Всякий его довод, всякая попытка примириться и воззвать к благоразумию выворачивались наизнанку и обращались против него. Как она смела попрекать его за тот невинный вечер в «Полумесяце», что он провел с Дженнифер? Как она смела назвать его подарок «жалким», да еще уверять, будто у него «бегали глаза», когда он его вручал? И как она смела заговорить о его матери – не о ком-нибудь, а о матери – как смела она обвинить его, что он слишком часто навещает мать? Словно сомневалась в его зрелости, в его силе, даже в его мужественности…
Он невидяще смотрел перед собой, не замечая ни окружающих предметов, ни пешеходов. Сука, подумал он, вспомнив ее слова. И вслух, сквозь стиснутые зубы выдохнул:
– СУКА!
И почувствовал себя немного лучше.
***Эшдаун, огромный, серый, внушительный, высился на мысу в каких-то двадцати ярдах от отвесной скалы; он стоял здесь уже больше ста лет. Целыми днями вокруг его шпилей и башенок с хриплым причитанием кружили чайки. Целыми днями и ночами о каменную преграду неистово бились волны, порождая в студеных комнатах и гулких коридорах старого дома непрерывный рев, словно где-то рядом неслись тяжелые грузовики. Даже самые необитаемые уголки Эшдауна – а необитаемы ныне большинство из них – никогда не ведали тишины. Наиболее приспособленные для жизни помещения скучились на втором и третьем этажах, окна выходили на море, и днем комнаты заливал холодный свет. В Г-образной кухне на первом этаже было три маленьких окошка и низкий потолок, отчего там всегда царил полумрак. Суровая красота Эшдауна, противостоявшая стихии, попросту маскировала то, что дом, в сущности, был непригоден для жизни.
Соседские старики могли припомнить – не слишком веря своим воспоминаниям, – что некогда особняк принадлежал семье из восьми-девяти человек. Но пару десятилетий назад дом перешел к новому университету, и сейчас в Эшдауне обитало около двух дюжин студентов: население переменчивое, как океан, что начинался у подножия скалы и тянулся до самого горизонта, в болезненном беспокойстве вздымая тошнотворно зеленые волны.
***Спрашивали эти четверо разрешения присесть за ее столик или нет? Сара не помнила. Вроде бы они спорили, но Сара не слышала, о чем идет речь, хотя голоса и пробивались до ее сознания – то нарастая, то затихая сердитым контрапунктом. В эти минуты реальным было для нее лишь то, что она видела и слышала у себя в голове. Одно-единственное ядовитое слово. И глаза, полыхнувшие необъяснимой ненавистью. И ощущение, что слово не столько произнесли, сколько им в нее харкнули. Та встреча… сколько же она длилась – две секунды? меньше? – но в памяти Сара прокручивала ее уже больше получаса. Эти глаза, это слово… от них теперь очень долго не избавиться. Даже теперь, когда люди вокруг говорили все громче и оживленнее, Сара чувствовала, как ее захлестывает очередная волна паники. Она прикрыла глаза от внезапной полуобморочной слабости.
Напал бы он на нее, думала она, не будь Хай-стрит такой оживленной? Затащил бы в подворотню? Разорвал бы на ней одежду?
Она подняла кружку с кофе, поднесла к лицу, заглянула внутрь. Маслянистая поверхность мелко подрагивала. Она крепче сжала кружку. Жидкость перестала колыхаться. Руки у нее больше не дрожали. Все позади.