Палитра счастья (СИ) - Оксана Сергеева

— Не советую тебе проверять это.

— Почему? — тихо спросила она, но он лишь странно глянул на неё, не удостоив ответа.

Селеста почувствовала себя лишней и, решив откланяться, кашлянула, привлекая к себе внимание.

— Мне пора.

Эва проводила Селесту до машины и тепло поблагодарила её, вручив пакетик с вещами.

Прохладный ночной ветерок шевелил волосы, овевая и успокаивая. Поддавшись искушению, девушка побрела к берегу, оставшись, как и была в халате. Хотелось побыть одной и подумать. Подумать обо всем, и ни о чем. Столько всего произошло за эти несколько недель. Жизнь превратилась в сплошной хаос, в цепочку событий, причём совсем не тех, каких она ожидала.

Вдруг она вспомнила про Дэнни и испытала непривычные угрызения совести. Она ведь даже не позвонила ему, не справилась о его здоровье. Ровно через минуту её смятение улеглось.

Если бы с Дэнни что-то случилось, она бы об этом точно знала, а сегодня Эва имела полное право побыть эгоисткой, делать то, что ей нравится.

Ей не хотелось звонить Дэнни, расспрашивать о чем-то, не хотелось возвращаться в дом, и чувствовать себя маленькой железной стружкой, тянущейся к магниту.

Ян словно почувствовав её настроение, не пошёл за ней, а лишь наблюдал, как она бродит вдоль воды, изредка останавливаясь. Он сел на диван, бесцельно щелкая кнопки переключения каналов на пульте, в поисках неизвестно чего.

Эва скинула халат и вышла из гостевой ванной комнаты, оставшись в тонкой ночной сорочке до колен. Подол халата был весь в песке, местами мокрый, поэтому она не стала тащить эту грязь через всю гостиную. Она юркнула в свою комнату, желудок снова взбунтовался, а зубы клацали от холода.

— Эва, — Ян постучался и, дождавшись ответа, приоткрыл дверь, остановившись на пороге. — Как ты себя чувствуешь?

— Если честно, то не очень, — поморщившись, ответила она.

— Я сейчас, — через минуту он вернулся и присел рядом с ней на кровать. Эва заметила у него в руке стакан со льдом.

— Лёд? — недоверчиво уставилась она на стакан.

— Да, Джеферсон сказал, что если будет тошнить, то ешь лёд. Только понемногу и осторожно.

— Понятное дело, проглотить весь стакан целиком не смогу при всем желании, — сказала она, выбирая маленький кусочек льда.

Её волосы золотились в свете неяркой лампы и, хотя следы усталости невозможно было не заметить, лицо постепенно приобретало привычный здоровый румянец. В этом было что-то интимное, сидеть вот так на её постели и наблюдать её в одной сорочке, поддерживаемой лишь тонюсенькими бретельками.

Поддавшись порыву, он резко, но не грубо привлёк её к себе, прижав к груди, зарываясь рукой в мягкие шелковистые волосы и удерживая за плечи. Эва лишь прерывисто вздохнула от напора и неожиданности, а потом сделала то, чего так сильно хотела. Это было простое желание. Очень незатейливое желание. Она крепко обняла его, тесно прижавшись, устроившись в его тёплых руках. Погладила широкие плечи, завела холодные пальчики под рукава футболки, почувствовав упругие напряжённые мышцы. Хотелось зажмуриться и замурлыкать от удовольствия, от животного удовольствия. Раньше она и представить не могла, что простое прикосновение, или подобный тактильный контакт может быть таким желанным, таким приятным и всепоглощающим. Потом Эва слегка отстранилась, провела кончиками пальцем по подбородку, тем же знакомым ему жестом и поцеловала его. Поцеловала в губы, легко, воздушно, а он не шевельнулся, только держал её в руках, позволил ей это сделать.

— Холодные, — хрипло шепнул он, тронув большим пальцем её губы.

— Лёд…

Договорить она не успела. Он стиснул её, приникнув губами в настойчивом и крепком поцелуе, отдавая ей своё тепло, свой жар. Она не смогла бы пошевелиться… даже вздрогнуть не смогла бы… для этого не было места. Он сжал её железными тисками, сжал неистово, будто боялся, что вырвется, а она не собиралась этого делать. Совсем не собиралась, все мысли вылетели из её головы, осталось только ощущение его мягких тёплых губ и прикосновение горячего языка к холодной нижней губе.

Тепло. Его тепло. Оно разливалась в ней. Зудело в кончиках пальцев. Скручивалось в животе, разгоняя кровь и кружа голову. Она задрожала, он оторвался от неё. Оторвался с трудом, тяжело дыша. Уткнулся в её шелковистую щеку, целуя и поглаживая губами нежную кожу.

— Спасибо тебе, — казалось громче, чем шёпотом, говорить просто невозможно.

— За что? — спросил, откинув её длинные волосы на спину.

— За то, что беспокоился обо мне.

— А ты думаешь, я беспокоился? — поцеловал, коснулся кончиком языка бьющейся жилки на шее.

— Думаю, да… — с трудом выговорила она.

Замер, потом провёл руками по её спине, завёл руку под волосы.

— Ты права, я очень беспокоился, — в его тоне не было игривости. — И если я ещё хоть раз не смогу до тебя дозвониться…

— Я поняла, — она прикрыла ладонью его рот, — следующее отделение, которое мне придётся посетить в той больнице, будет хирургическое. Видимо телефон пришьют ко мне.

Ян держал её в руках, чувствовал её сладковатый запах — запах ванили и магнолии. И только ему одному было известно, как он сдерживался, чтобы не содрать с неё этот кусок ткани, именуемый сорочкой. Кусок тончайшей материи, мешающий ощутить её целиком, ласкать каждый сантиметр атласной кожи. Он ясно осознавал, что его первое влечение переросло в дикое желание и теперь стало потребностью, физической потребностью в ней, такой же потребностью, как дыхание.

Эва снова приникла в его рту, попробовала его на вкус.

— Эва, — она узнала этот тон, от которого мурашки пробегали по спине, собираясь где-то между лопаток, заставляя вздрагивать всем телом, даже без прикосновений.

— Я поняла… — она отодвинулась от него, — а то через шесть секунд на мне не будет сорочки.

Ян окинул её медленным взглядом.

— Две, — сказал он, поднимаясь с кровати. — Сегодня мне хватит двух.

— Ян, — она остановила его у двери, — А ты долго будешь на работе завтра?

— Ну, четвёртое совещание я не смогу отменить, но постараюсь пораньше. Спокойной ночи, Эва.

— Да, — она довольно кивнула, — Спокойной ночи, Ян.

Глава 12

Эва вышла из своей комнаты только к полудню. А вернее, выползла, а ещё точнее — заставила себя выползти. Потому что при мысли о «сорбентовой» диете желудок у неё сворачивался в узелок, а глаза сами собой закрывались, приглашая ко сну.