Прайс-лист для издателя - Чингиз Абдуллаев

– Тогда подскажите, что нам делать? – разозлился Фюнхауф. – Просто сидеть сложа руки и ждать, когда они уедут? Сербская делегация улетает уже сегодня вечером, ночью улетят словенцы, остальные – завтра после закрытия. Что мне делать? Смотреть, как убийца спокойно уезжает, убив гражданина моей страны? Пусть даже не самого лучшего гражданина…

Дронго понимал взвинченное состояние начальника полиции. Времени действительно оставалось совсем мало. А после вчерашнего дня, когда был чудом сорван террористический акт, готовившийся против американского издательства «Саймон энд Саймон», можно было смело сказать, что это были самые напряженные дни в служебной карьере Фюнхауфа.

Вошел Грисбах и доложил, что фрау Тунджич ждет за дверью.

– Пусть войдет, – разрешил Фюнхауф и взглянул на Дронго с Дюнуа. – Если она не говорит по-английски, постарайтесь поговорить с ней либо по-французски, либо по-турецки, в зависимости от кого, какой язык она знает.

В кабинет вошла Мирца Тунджич. На вид ей тоже было около пятидесяти. Седые волосы, которая она принципиально не красила, темно-синее платье, ровные черты лица, очки, спокойные, плавные, уверенные движения. Она вошла в кабинет и поздоровалась по-английски. Фюнхауф облегченно вздохнул, разговаривать с ней будет достаточно легко.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он женщину, показывая на стул, стоявший в середине кабинета. – Вы – госпожа Мирца Тунджич?

– Да, – кивнула она. – Я могу узнать, почему меня сюда вызвали?

– Можете, – ответил Фюнхауф. – Дело в том, что несколько дней назад здесь, на ярмарке, был убит немецкий издатель Марк Ламбрехт. И теперь мы ищем его возможного убийцу.

– А почему вы позвали меня?

– Дело в том, что настоящее имя этого господина – Марко Табакович. Он серб из Боснии, был командиром батальона, который действовал там во время войны.

Женщина нахмурилась, поправила очки, посмотрела по сторонам.

– Вы считаете, что это был тот самый Табакович? – спросила она.

– Какой «тот самый»? – тут же уточнил Фюнхауф.

– Я думала, что его давно убили, – пожала плечами Тунджич.

– Значит, вы о нем слышали?

– О Ламбрехте никогда не слышала, а о Табаковиче – да, конечно. И даже видела один раз, когда он приезжал в Сараево. Его трудно было с кем-то спутать. Он хромал, и на лице у него был запоминающийся шрам от пули. Но все говорили, что он погиб.

– Не погиб, – строго произнес начальник полиции, – но его нашли здесь и зарезали. Поэтому я позвал вас, чтобы попытаться понять, кто именно мог это сделать.

– Он умер? – уточнила Мирца.

– Да.

– Слава богу, – перекрестилась она, – значит, есть правда в этом мире.

Фюнхауф посмотрел на сидевших в комнате мужчин, затем снова повернулся к Тунджич.

– Почему вы так сказали?

– Именно потому, что его зарезали, – объяснила женщина. – Он должен был именно так кончить. Хотя его судьба была по-своему трагична.

– Вы можете рассказать нам все, что о нем знаете или слышали?

– Конечно, могу. Он был неплохим ученым, даже защитил диссертацию. Семья его сестры, которую он очень любил, жила в сербском селе Подраванье, находившемся рядом со Сребреницей. Когда началась боснийская война, он даже хотел перевезти семью сестры в Белград, но они отказались. Тогда рядом с их селом нашли несколько убитых боснийцев, и бригадир Насер Орич приказал найти виновных. Их, конечно, не нашли, но боснийцы решили, что обязаны отомстить, и несколько отрядов вошли в это сербское село. Я потом туда приезжала, поэтому знаю все достаточно подробно. Восемь мужчин расстреляли, обвинив в этих преступлениях; двое пытались оказать сопротивление, и один из них был мужем сестры Табаковича. Их детей убили, дома сожгли, а женщину изнасиловали на глазах у мужа, после чего убили обоих. На следующий день туда приехал Марко Табакович, которому рассказали о случившемся. Он тогда бросил науку и записался добровольцем в отряд Крстича. Потом постепенно вырос до командира взвода, роты, батальона. Его батальон был самым непримиримым и самым жестоким. Говорили, что среди его бойцов – только те сербы, которые потеряли родных и близких в боснийском войне, поэтому они так отчаянно воевали и так неистово мстили. Во всяком случае, последующие события в Сребренице и Жепе на совести в том числе и этого батальона. Табакович был не просто командиром подразделения, он превратился в карателя, в палача. Но его можно понять – после такого потрясения, когда перебили семью его сестры…

– Почему его не было в списках военных преступников?

– Все считали, что Табакович погиб во время отступления сербов. Но потом стали говорить, что он был контужен и лежал в коме в Белграде. Это его спасло от преследования. Хотя все остальные командиры были осуждены. Последними выдали Караджича и генерала Младича, которые несли ответственность за события в Сребренице.

– И вы не видели его на этой ярмарке?

– Нет, не видела.

– А если бы увидели, как бы вы поступили?

– Не знаю, – растерялась женщина, – даже не представляю. С одной стороны, я, конечно, должна была позвать полицию. За ним числилось столько кровавых подвигов, что его давно пора отправить в Гаагу в качестве обвиняемого. Но с другой стороны… как можно судить человека, который пережил такое потрясение? Как взвесить и понять его состояние? Нет, не знаю, как бы я поступила. Просто не представляю.

Фюнхауф взглянул на Дронго, словно приглашая его вступить в беседу. И тот, поднявшись, подошел к столу и спросил:

– Вы видели кого-нибудь из знакомых на ярмарке?

– Конечно. Я знаю всю боснийскую делегацию, которая сюда прибыла. Всех четверых. Мы были знакомы еще тогда, когда я жила в Боснии.

– Но вы не боснийка?

– У нас была общая страна, – напомнила Тунджич. – По отцу я хорватка, по матери сербка, а муж у меня македонец. И таких семей много во всех республиках.

– Они воевали против сербов, – напомнил Дронго.

– Да, я знаю. Там тоже у каждого свои трагедии. У Халила Иззета погиб старший сын, у Салеха был убит брат, у Лейлы вообще истребили всю семью в Сребренице. Одним словом, трагедий много. Сейчас очень сложно считать количество пролитой крови с обеих сторон, но ее было очень много.

– В делегации Косово есть Зейнал Рамовш, который воевал тогда в составе 28-й дивизии. Вы были с ним знакомы?

– Да, конечно. Он потом переехал в Косово и сейчас живет там.

– А Бенкович? Вы слышали такую фамилию?

– Как вы сказали?

– Андро Бенкович, руководитель отрядов самообороны хорватов и венгров, проживающих в районах Сребреницы и Жепы.

– Нет, никогда не слышала. Может быть, он возглавил эти отряды уже на другом этапе войны, когда я покинула Боснию.

– Кто еще мог знать Табаковича?

– Любой из тех, кто прибыл сюда из наших республик. Но многие считали, что Табакович умер, поэтому могли просто не узнать его, даже несмотря на такие характерные приметы.

– Как вы считаете, его могли убить из-за событий в Сребренице? – не выдержав, спросил Фюнхауф.

Женщина снова поправила очки.

– Его должны были убить после всего, что он и его люди натворили там, – убежденно произнесла Мирца Тунджич.

Фюнхауф вздохнул. Было понятно, что подобный ответ его мало устраивал. Но он больше ничего не спросил, только сказал:

– Вы можете идти, фрау Тунджич, и, пожалуйста, будьте любезны, никому не рассказывайте о нашей беседе.

– Я понимаю. До свидания, господа, – произнесла Мирца с чувством собственного достоинства и вышла из комнаты.

Наступило неловкое молчание.

– Что теперь? – спросил Дюнуа. – Наш друг Дронго предупреждал о подобном варианте. Что будем делать?

– Может, провести генетическую экспертизу ДНК, отправив этот нож в нашу лабораторию в Берлине? – предложил Фюнхауф. – Хотя гарантий нет никаких.

– На это уйдет не меньше двух недель. И еще эти результаты нужно сличить со взятыми образцами у подозреваемого лица, – напомнил Дюнуа. – У тебя есть такие подозреваемые?

– Нет.

– Тогда не стоит дергаться, – посоветовал профессор.

– Должен быть какой-то выход, – ударил кулаком по столу начальник полиции, – мы обязаны что-то придумать.

– Давайте еще раз просмотрим все записи, – предложил Дронго. – Может, нам удастся увидеть, кто именно проходил по коридору в голубом халате, украденном у вашей уборщицы…

– Я принесу записи, – сказал Грисбах, быстро выходя из комнаты.

– Наш последний шанс, – подвел неутешительный итог Фюнхауф.

Глава 18

Им принесли кофе и чай. Приехал понурый Меглих. Он добросовестно проверил все отели и все химчистки, но никто не сдавал в чистку одежду, запачканную кровью. Было понятно, что убийца просто избавился от нее, не рискнув оставить у себя или сдать в химчистку. Меглих доложил, что федеральная контрразведка БНД приняла к своему производству дело Уотсона, и сюда уже прилетели следователи ФБР для проведения необходимых процедур по оформлению документов и последующей выдаче бывшего начальника службы безопасности издательства «Саймон энд Саймон» американским властям. По линии Интерпола решено было начать поиски Оскара Герстмана.