История болезни. В попытках быть счастливой - Ирина Ясина

Ну а относительно понятия “пропаганды” я как профессиональный журналист могу посоветовать питерским коллегам быть очень осторожными. Под понятие “пропаганда” при желании подводится что угодно. Даже простое упоминание. Что делать нам, людям, понимающим все мракобесие этого закона? Подписывать коллективные письма? Дежурить у судов, если и когда кто-то будет подвергаться конкретному преследованию? Просто молчать, стыдливо полагая, что раз мы с обычной сексуальной ориентацией, то нас это не касается? Типа как мне было сказано: ты борешься за права инвалидов – молодец, дело понятное и благородное. А этих не трогай, пускай сами разбираются.

Вот я и не знаю, можно ли бороться за права одних, не обращая внимания на других?

26 марта. Михаил Иванович из какой-то социальной комиссии Мосгордумы – полный сил, холеный даже слишком, уверенный в себе мужчина. На съемках программы про доступный город на “ТВ-3” мне пришлось полемизировать с ним в жесткой форме. Ну не въезжает ответственный товарисч.

Во-первых, он обозвал наши пробеги на инвалидных колясках показухой. Это, конечно, в ответ на мое предложение испытать доступность московских дорог на собственном опыте. Сесть задницей в коляску. Показуха, видите ли. Во-вторых, с жаром рассказывая о строительстве новых реабилитационных центров, он выдал следующее: “Вот представляете, жил он, молодой, красивый, богатый, а потом в один день попал в автокатастрофу и сломал себе спину. Все, жизнь закончилась!”

“Ну и придурок, – подумала я. – Вот сейчас, Михал Иваныч, вы полную глупость сказали. Жизнь не закончилась, она просто изменилась. Бывает, кстати, что некоторым это очень прочищает мозги”.

И про новый реабилитационный центр на Лодочной. Очень дорого. Делали здоровые для себя.

25 марта. Друзья мои, весь Татарстан на выборах голосовал за Путина. На моем семинаре “Я думаю” в прошедшие выходные была довольно представительная выборка из Казани и Набережных Челнов. Абсолютно уверены, что это Путин сделал их жизнь лучше. Ссылка на милицию и смерть от изнасилования бутылкой из-под шампанского заставила розовощеких юношей погрустнеть.

Девочка из Красноярска сама работала в штабе Путина. Но то ли делала это чисто за деньги, то ли такого там насмотрелась, что весь мой либеральный пафос встречал явное понимание с ее стороны. А может, она владеет НЛП и умеет “присоединяться”?

Парнишка из Вятки недоумевал, почему оппозиция требует вернуть выборы губернаторов. Вот им назначили очень приличного человека. А выбрали бы черт-те кого. И в соседней Перми тоже хороший мужик. Коллеги из Екатеринбурга почти взвыли. Видно, им Мишарин как-то не очень.

А девочка Карина поступила в Москве во ВГИК и теперь хочет снимать документальное кино про наш семинар.

Саша из саратовского “Яблока” готов прислать к нам всех своих немногочисленных коллег. Потому что наш семинар – это то, что нужно молодежи из “измученного Володиным” города. Это цитата.

Черноволосая деточка из Марий Эл очень хочет в муниципальные органы.

Наташа из Орла так лучезарно улыбалась, что я не помню, о чем она спрашивала.

26 марта. Я в Новосибирске второй раз. Первый был в апреле 1986 года. Двадцать шесть лет назад. Апрель, холодно было очень. Посреди Академгородка на морозе с истинно купеческой роскошью бил фонтан.

В общежитии, где мы жили, прибыв на конференцию под забойным названием “Студент и научно-технический прогресс”, утомленная сменой времени группа студентов экономического факультета МГУ, немало выпив, устроила некоторый дебош. Из соседней комнаты пришел милый мальчик в клетчатой рубашке, застегнутой на вороте на последнюю пуговицу, и потребовал прекратить бардак. Если не прекратим, он обещал написать о нашем мерзком поведении в ректорат. По-моему, его звали Саша. Мы позвали его выпить с нами, но он отказался. А поскольку шум и гам продолжился, то он написал. Прям написал донос, который потом переслали в Москву. А поскольку время было для дебоша неблагоприятное, действовал сухой закон им. Егора Кузьмича Лигачева, то некоторые из нас имели суровые неприятности.

Саше, как выяснилось потом, я очень понравилась. Как красивая девушка, а не как дебошир. Он даже написал мне несколько писем про любовь.

Но я, нечуткая, их выбросила. Я уже была влюблена в другого. В самолете по дороге в Новосибирск я познакомилась с Варькиным отцом. Он был очень похож на мою первую любовь.

27 марта. Натопить и закрыться – известный принцип российской жизни. Не в первый раз в моей биографии в гостиницах градусов 25, окна не открываются, а одеяло все равно пуховое. Это чтобы в 4.45 по московскому времени ты вылез из-под него с большим чувством облегчения.

В Новосибирске вполне приличные пробки на дорогах. Леворульные машины сюда не доезжают, а то было бы еще толкливее. Говорливый студент Сережа, коему поручено возить меня с Ленкой, моей верной подругой в сумасшедших путешествиях, опаздывает на своем видавшем виды японце минут на двадцать. Автобус из Академгородка, в котором едут молодые журналисты, участники конкурса “Аргонавты”, опаздывает еще больше. Пробки. Не как в Москве – из-за невероятного количества машин, их здесь все-таки меньше, а из-за идиотской организации движения.

Хоть и с опозданием, начинаем. Мой мастер-класс называется “Гражданская позиция журналиста”. Рассказываю про все: “Белое кольцо” на Садовом и помощь детям-инвалидам, кошачьи приюты и почему мне все равно, что делал Прохоров в Куршавеле. Дети прекрасны. Им интересно все.

Вот только в машине, когда я спрашиваю, с какой стороны от города находится аэропорт Толмачево, никто из троих двадцатилетних новосибирцев не может мне ответить. Только специалист по спортивному ориентированию Ангелина в конце концов утверждает, что с юга. А Сережа, который три с лишним года за рулем, не в курсе. Зато знает, когда день рождения Филиппа Киркорова. И вообще говорит, что хорошо запоминает даты. День взятия Бастилии, впрочем, не знает.

28 марта. И будет вам щастье, если в Новосибирске у вас есть парочка замечательных взаимных френдов. Как у меня. Тогда вы прилетаете вечером в город, часик отдыхаете в гостинице, спускаетесь вниз и упоительно треплетесь часа три до полного изнеможения. Выпиваете бутылочку красненького, съедаете ранее никогда не пробованную рыбку нельму с гречневой кашей. Поднявшись обратно в номер, вы засыпаете через полчаса, несмотря на внушительную разницу во времени. Выданное мамой снотворное не пригождается. Более того, вы в страшном плюсе. Вы обзаводитесь коробкой шоколадных конфет марки “Новосибирск”, книжкой стихов от Александра Григорьевича и набором очень нужного нескажучего, выпускаемого Сашиной фирмой. Ради этого стоит метнуться кабанчиком за три с лишним тыщи километров даже на один вечер. Еще из кайфного: вас обслуживает вот прямо красивый официант Никита, который сам из Краснодара, а в Сибирь приехал учиться на строителя. А не какого-нибудь там политолога или экономиста.

9 апреля. Так надо или не надо составлять черные списки учителей, принимавших участие в фальсификации выборов? Доводы тех, кто считает, что не надо, сводятся к стонам про якобы 1937-й год. А я глубоко уверена, что такие списки нужны. Конечно, такие списки черные-пречерные нужны не только про учителей. Про судей нужны, про прокуроров, про ментов (полицейских). Но с учителями дело особое. Вот он соврал, сфальсифицировал и, уверенный, что никто ничего не заметил, пошел учить наших детей.

В стране, где быть просто честным требует от человека героизма, единственное, что может сделать общество, это выразить осуждение. Не подать руки, дать пощечину– это все из лексикона XIX века. А как иначе возрождать институт репутации? В стране, где твое достоинство не защитит ни суд, ни выборная власть, тебе остается бороться только самому. Один на один с ложью. И вот в кои-то веки ты не один. Вас, с белыми ленточками или без оных, несколько сотен. А может быть, несколько тысяч или миллионов. Но лжецов пока больше. Единственное, что мы можем сделать, это назвать их поименно. И только не надо криков про то, что если учительница откажется, она потеряет работу. А что, работа стоит доброго имени? Вот Сергей Магницкий, сохраняя доброе имя и честь юриста, умер в тюрьме. А тут – работа. Мои журналисты в КРЖ тоже периодически ноют: “Не напишу поганку – меня уволят”. Ну и что, тоже мне редкая профессия – журналист. Вон умудряется же Зоя Светова годами писать правду про самые чудовищные нарушения. А Политковскую убили. А вы про работу.

Репутация – вот что нам стоит поставить на самый высокий пьедестал. А иначе – труба.

9 апреля. Скажу сразу, что я все больше и больше уважаю Ксению Собчак. Взрослеет, причем быстро.

Теперь про вчерашнее. На вручении премии “Оскар”, если кто не в курсе, задавать острые политические вопросы вполне принято. К тому же на любой широте и долготе, если только там не находится абсолютная монархия или диктатура, публичному человеку, каковым является актриса, вопросы, не касающиеся зарплаты, здоровья и сексуальной ориентации, задавать принято. Мерзкий человек Миронов, что не мешает ему быть хорошим актером, сам спровоцировал Ксению репликой про “ублюдков”. Я не исключаю, что он действительно так думает, что это не просто желание тупо лизнуть власть. Ну, думает и думает, черт с ним, это не мешает ему быть прекрасным в роли Отрепьева в постановке “Бориса Годунова” Деклана Донеллана.