Небеса ликуют - Андрей Валентинов

Да, все верно. Помню, «…а в Киеве ждал их казак бывалый, некий мещанин киевский, с которым было все улажено».

«…а в Киеве ждал их казак бывалый, мещанин киевский Павла Полегенький, с которым…»

Буквы дрогнули, словно готовясь пуститься в пляс. Бред! Я просто забыл греческий!

«…казак бывалый, мещанин киевский Павла Полегенький, с которым было все улажено. По данному им знаку Киев обступили со всех сторон, началась на улицах злая потеха…»

Хохот за левым ухом. Бумага дрогнула, налилась свинцом…

— Вы что-то уронили, мой друг!

— Да-да, шевалье, сейчас подниму…

Я не сошел с ума. Это было. Было и есть, записанное неровными греческими буквами. Перо попалось слишком острое, в нескольких местах бумагу прокололи насквозь…

«…казак бывалый, мещанин киевский Павла Полегенький, с которым было все улажено…»

Павло Полегенький — Паоло Полегини. Таких совпадений не бывает. Тот, кто приказал выкинуть его имя из документа, хорошо это понимал. Но ведь сказано «сгинул»! Неведомо куда! Я же помню: «А брат Паоло неведомо куда сгинул…»

«…А брат Паоло, свершив сие, неведомо куда сгинул…»

«Свершив сие»!

А я еще удивлялся, что за странная фамилия — Полегини? В Италии такую и не встретишь!

…Жуки, тараканы и в особенности — клещи. А также люди — зарезанные, утопленные, сожженные заживо.

Брат Паоло Брахман, прозываемый также Джанарданой, взялся за дудочку.

Похлебку на этот раз варил брат Азиний. Я проглотил две ложки и позавидовал сьеру Гарсиласио, до сих пор пребывавшему в нетях. Шевалье оказался более стоек, но после десятой ложки все-таки не выдержал.

— Признаться, синьоры, у меня сегодня отчего-то нет аппетита. Не иначе как от качки.

— Неужели не вкусно, сын мой? — наивно осведомился наш попик. — Ибо приложил я немало стараний…

И вправду! Немало стараний требовалось приложить, дабы сотворить такое с обычной хамсой.

— Отменно, отменно, святой отец, — вздохнул шевалье, глядя куда-то в сторону. — Однако же должно оставить трапезу и для синьора де ла Риверо.

Вот уж не ожидал от него такой вежливости!

Дворянин!

— А-а вы? — повернулся ко мне явно расстроенный регент. — Мон… То есть синьор де Гуаира! Должно сохранять силы телесные, как и учит нас Святой Игнатий…

Я покачал головой, мысленно поклявшись в следующий раз лично заняться трапезой.

— Так ведь вкусно! — в отчаянии воззвал брат Азиний, погружая ложку в котелок. — Дети мои! Готовил я по рецептам обители нашей… О, синьор де ла Риверо! Наконец-то!

Я оглянулся. Сьер еретик стоял в дверях, имея вид задумчивый и несколько странный.

— Трапезничать! Трапезничать, сын мой! — возопил попик и, схватив сьера римского доктора за руку, потащил к столу. — Вот и ложка! Сейчас молитву прочтем!..

Мы с шевалье переглянулись, но я не внял его молчаливому призыву.

Муки телесные не менее мук духовных ведут к просветлению.

В пытошную еретиков!

— Что вы играли, друг мой? — поинтересовался шевалье, когда я отложил гитару.

— Похоронную песнь племени кадувеев, дорогой дю Бартас. Как раз под настроение.

Он вздрогнул и перекрестился, что с ним бывало не так уж и часто.

— Гоже ли играть сии языческие напевы? — пискнуло сзади. — Ибо сия песнь, по всей вероятности, есть часть зломерзкого обряда…

Я оглянулся. Брат Азиний, к этому времени уже успевший поменять каптан на сутану, восседал на лавке, тыча прыщавый нос в раскрытый молитвенник.

Не люблю попов!

— Кадувеи уже не язычники, а «кристиано» — добрые христиане, отец Азиний. Да и раньше они были очень странными язычниками. Чтили единого Бога и, между прочим, поклонялись кресту. Есть легенда, что их крестил еще Апостол Фома.

…Поэтому мы и называли наши поселки «редукциями» — приютами возвращения к истинной вере. Поэтому так охотно и слушали нашу проповедь.

— Индейцы, равно как негры и прочие китайцы, суть дикие животные! — упрямо проговорил попик. — Ведомо, что сотворил их Господь, дабы работали они в поте лица своего на благо наше! И да не обманет их человекоподобие истинных христиан!

Я встал, поглядел в мутное окошко.

— На дворе, кажется, дождь, не так ли сьер Гарсиласио? Я поинтересовался именно у него, поскольку римский доктор уже несколько раз выглядывал наружу. Интересно зачем?

Сьер еретик едва соизволил кивнуть. В этот вечер ему было явно не до меня.

— Прекрасно! Так вот, отец Азиний, по поводу индейцев. Да будет вам ведомо, что собор епископов в городе Лиме признал их людьми, сотворенными по образу и подобию Божьему. Это раз. Их признал людьми покойный папа Павел — это два. А сейчас будет три!

— Синьор! Монсеньор! Не нада-а-а! Сначала за порог вылетел сам брат Азиний. Затем — его молитвенник и уж следом — феска.

Я хлопнул дверью и вновь взял гитару в руки.

— Отменно, друг мой, — прокомментировал невозмутимый шевалье. — Эти попы должны знать свое место. Однако же, друг мой, вы действительно не в настроении! Смею ли поинтересоваться причиной?

Причина? Да какая уж тут причина!

— Не знаю, друг мой. Наверно, из-за дождя.

Илочечонка, сына ягуара, предали.

Капкан, скрытый в высокой траве, яма с отравленным колом посередине, ловчая сеть, спрятанная среди листьев… Предали!

Мне сообщили все — кроме главного. Тайна, которая вовсе не была тайной. А я еще недоумевал, никак не мог понять…

Миссию в Киеве тоже предали. И в Риме знали имя предателя! Знали — и не сообщили мне. А ведь бывалый казак Павло Полегенький служил в Республике много лет и прекрасно знал наши потаенные тропы.

Теперь ясно, как погибли братья Поджио и Александр! Им тоже не сказали!

Спросить бы, почему? Но у кого спрашивать? Я — мягкий воск, я топор в руках дровосека. Я — труп.

— Сьер де Гуаира! Можно вас спросить? Голос римского доктора не предвещал ничего доброго, но я столько кивнул.

— Вы сейчас так… эффектно заступились за наших заморских братьев. Почему же вы и ваши… (он покосился в сторону шевалье) ваши друзья не построят Город Солнца тут, в Европе? Это проще, чем ехать в какую-то там Гуаиру!

— Вам это действительно интересно? — удивился я.

— Представьте себе, да.

— О чем вы, синьоры? — недоуменно поинтересовался шевалье, но его не удостоили ответом.

— Причина проста, сьер Гарсиласио. Собственность — и привычка к собственности.

— Ага! — Его глаза радостно сверкнули, но я поднял руку.

— Погодите! Город Солнца во всех деталях описал еще Платон. После него Блаженный Августин, затем Мор и Бэкон. Но никто не видел пути. Справедливость невозможна при наличии собственности, но люди слишком привыкли к ней…

— Забрать! — Тонкие губы сьера еретика дернулись в злой усмешке. — Забрать — и поделить! По справедливости!

— Да о чем вы, синьоры? — вскричал сбитый с толку дю Бартас. — Я ничего не понимаю!

— Позвольте вам разъяснить, синьор, — охотно откликнулся римский доктор. — Представьте, что крестьяне разграбили ваш замок, перерезали скот, землю поделили между собой.

— Что-о-о?!

— А в замке устроили общий коровник. Вам бы понравилось?

Влезать в подобный спор не хотелось. Проще всего довести любую идею до абсурда, тут сьер еретик далеко не оригинален. Но ведь когда-нибудь нам придется рассказать о Гуаире! И не только тем, кто читал Мора и Колокольца, но и таким, как шевалье.

— Из этого ничего не получится, — начал я.

— Слава Богу! — поспешил вставить дю Бартас.

— Так уже пытались делать — при Лютере. Имущество целых городов объявлялось общим, делилось, распределялось. Но всегда находились обиженные, которым их кус казался слишком маленьким. И все начиналось сначала. Поэтому такой путь не годится.

— А ваши индейцы — ангелы! — хмыкнул сьер Гарсиласио. Я пожал плечами.

— Конечно, нет. Но они не знают, что такое «мое». Поэтому им легко привыкнуть к тому, что земля принадлежит всем. И не только земля…

— Жены, например, — подбросил дров в огонь еретик.

Шевалье перекрестился — второй раз за день.

И вдруг я понял, что разбит. Конечно, я сейчас могу рассказать, как мы строим Гуаиру. Как распределяем землю, как пытаемся убедить «инфлиес», что брак — это таинство, а не случайное сожительство, как учим их управлять миссиями.

Рассказать — но не убедить.

Для сьера Гарсиласио, отравленного протестантским ядом, Гуаира — ересь. Для шевалье — замок, превращенный в коровник.

Отец Мигель умел убеждать — даже таких, как эти двое.

Я — не он.

Сьер де ла Риверо удовлетворенно потер руки, празднуя победу. Хотелось осадить этого мальчишку, но внезапно я ощутил страшную усталость. Гуаира далеко, слишком далеко, дальше, чем Город Солнца и Остров Утопия. Здесь все иначе.