Адаптация - Екатерина Насута
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мальчики в церковном хоре поют.
– Извини.
По хребту пробежал холодок, плечи напряглись, а руки скользнули к поясу. И опустились: оружия нет. И сейчас эта улыбающаяся сука раскроет чемоданчик, достанет блестящий скальпель и перережет Глебу горлышко. А он так и будет пялиться на нее, не в силах пошевелиться.
Да что с ним такое-то?
Ева поставила ношу на пол. Взяла Глеба за руку, подняла, поворачивая к свету лампы. Провела кончиками пальцев по ладони. Эхо ее прикосновений ощущалось ожогом.
– Ты не любишь андроидов, – констатировала Ева, перехватывая запястье. Она слушала пульс, и в глазах щелкал хронометр, отмеряя удары Глебова сердца. Судя по выражению, хронометр остался доволен.
– А ты… любишь андроидов? – Глеба отпускало.
– Я отношусь к ним нейтрально.
– То есть тебе плевать, есть они или нет?
– Можно сказать и так, – она отступила и, повернувшись спиной, занялась содержимым чемодана. Вот теперь самое время действовать. Подойти. Положить руки на шею. Сдавить, перекрывая сонные артерии, и держать, пока она не перестанет дергаться. А потом положить на пол и аккуратно перерезать горло. Или отнести в ее собственную комнату и там перерезать. Камеры не работают. Никто не узнает.
А нож кинуть в коридоре.
Да что с ним такое? Глеб на всякий случай сделал шаг назад.
– Они – хороший экспериментальный материал. Дорого, конечно, зато при экстраполяции данных потери минимальны. Ну и при получении некоторых вакцин без дроидов не обойтись. Например, слышал об иммунизации дендритными клетками? Нет? Это своего рода вытяжка из лизата опухоли, предварительно обработанной некоторыми специфическими агентами. Хотя в последнее время все больше химерные использовали. Говорили, что за ними будущее. А будущего, оказалось, не существует. Но все равно: in vivo всегда было эффективнее, чем in vitro и уж тем паче in silico.
Складно поет. Ее послушать, так андроиды – белые пушистые кролики в лабораторных застенках томящиеся. И не кончать их надо, а спасать.
Находились придурки.
Мальчики светозарные с мечами словесей.
– Сядь куда-нибудь, – попросила Ева. – И руку положи на стол. Постарайся не дергаться. Поверхность плотная, а станок у меня портативный. С ним быстро не выйдет.
Ева продемонстрировала прибор: рукоять синего пластика, горб мотора и круг лезвия на плавающих ножках. И перчатки надела. Не для того ли, чтобы не оставить следов?
Паранойя развивалась стремительно, и Глеб, сглотнув тугой ком слюны, сел. И даже не дернулся, когда Ева прижала руку к столу. Взвыла пила, но когда лезвие коснулось повязки, звук стал глуше.
– И если уж продолжать тему, то андроиды – просто собаки. Некоторые послушны хозяину. Некоторые – непослушны. Эти срываются с поводка и убегают. В нормальных условиях их бы просто ликвидировали.
– Как собак.
Пила медленно двигалась от запястья к локтевому сгибу.
– Да. Как собак. Поэтому нет смысла испытывать ненависть к животному. Оно не виновато, что оно – животное.
– Даже разумное?
– Даже разумное, – спокойно ответила Ева. – Животные могут быть полезны или вредны. А бессмертные – только вредны.
Теперь-то взгляд у нее лютый, волчий. И улыбка больше оскал напоминает.
– А тебе, значит, девочка не по вкусу пришлась, – Глеб уставился на руку. На линии спила оседала серая пыльца, лишенная запаха и наверняка вкуса.
Ева хмыкнула:
– Это ты воспринимаешь ее как девочку. Как ребенка, если точнее. Реагируешь на заложенную в генах программу, – дойдя до края, Ева высвободила лезвие, передвинула фиксатор, увеличивая глубину проникновения, и вновь начала движение по единожды прочерченному пути. – Пропорции тела. Ярко выраженные инфантильные черты лица. Высокий лоб. Большие глаза. Пухлые губы. Отбор на инфантильность, который ложится на минное поле инстинктов.
– Ты ей не веришь.
– Конечно. Бессмертное дитя торчит в бункере в компании андроида с лабораторной меткой? – Ева коснулась виска. – Сиротинушка несчастная. Ни мамы, ни папы. Никого. И при этом относительная нормальность. Нет уж, не верю. Она опасна. Все они опасны!
Хрустнуло. И серая повязка, сковывавшая движения, разломилась пополам. А пила замерла, пошевелив волосы на коже.
– Извини, – Ева улыбнулась и с явной неохотой убрала инструмент. – Меня они бесят.
– Приходилось сталкиваться?
– Да уж… приходилось. А тебе?
Глеб кивнул и медленно согнул руку. Разогнул. Повернул. Пальцы сжали рукоять несуществующей сабли, описав клинком полукруг. Поворот. Удар. Переход. И выпад, поражающий соперника-тень. На этот раз Глеб знал тень в лицо.
А плечо неприятно заныло, пальцы дернуло, точно током, но почти сразу отпустило. Ева, наблюдавшая за манипуляциями, сказала:
– Ты бы аккуратнее. И я еще не закончила. Если ты, конечно, не против.
– Спасибо.
Благодарность получилась вымученной, но Ева приняла, ответив:
– Не за что. А от девчонки держись подальше. Тронешь ее, попадешь под удар. Или если попробуешь тронуть. Или если десятый решит, что в твоей голове появилась подобная мысль. Они все параноики. А уж после многолетней консервации в обществе мелкого монстра…
– Десятый?
– Последний номер в серии. Кожу не обдирай! Ее смывать надо, а не… ну дай сюда. И господи, ну что вы за люди! Зашивал тоже сам? Да я говорила, что про аппараты думаю. Просто чудо, что сепсис не начался. В нынешних-то условиях…
Ева бормотала, как тетка, выговаривавшая за оценки или ночную прогулку. Ева ватным шариком сдвигала пласты отмершей кожи, и покрывала новую, розовую, пленкой регенеранта. Евины пальцы порхали, а прикосновения были почти не ощутимы, и Глеб подумал, что убивать ее будет неприятно.
И что шея у нее смуглая, цвета чая.
Ева наклонилась, оказавшись вдруг слишком близко. Глеб вдохнул ее запах: резкий, одуряющий. Он видел этот запах, цветным пятном обволакивавший кожу. Он сочился из пор Евиной кожи, поднимаясь по стержням волос, оседая на Глебе.
И не выдержав, Глеб лизнул Евину шею.
Горькая.
– Спокойно, мальчик, – сказала Ева, не пытаясь высвободиться. – Сейчас все будет.
А глаза у нее все-таки волчьи.
Андростероловая ловушка сработала. Самка вида, соответствовавшего виду носителя, получила дозу безусловного аттрактанта и включилась в брачный танец. Ее согласие проявилось вместе с потом, и носитель уловил его раньше, чем сформулировал мысль и желание. Гайто затаился. Дальнейшее его вмешательство могло лишь повредить отточенному тысячелетиями эволюции механизму взаимного притяжения.
Щелкал фениэтиламиновый хлыст, разгоняя нейроны. Зоны тревоги глохли, получая дофаминовые конфеты, и кровь закипала, принимая адреналин, порцию за порцией.
Ускорялся ритм сердца. Работали легкие. Работали мышцы. Нейронные пути перекачивали потоки сигналов от кожных рецепторов. И гайто едва успевал засекать точки раздражения.
Затылочная часть головы. Шея. Грудь. Редуцированные молочные железы. Нижняя зона живота. Бедра. Половой член. Проникновение в
