Адаптация - Екатерина Насута

– Прости меня, пожалуйста.

Он напрягся и попытался отстраниться.

– Я не умею извиняться. Я не знаю, когда это следует делать и вообще зачем. Но без тебя мне будет плохо. И сейчас плохо. Я не хочу, чтобы ты умирал.

Пожалуйста. Айне говорит правду. Просто она еще не умеет говорить правду так, чтобы в нее поверили.

– Это ты извини, – сказал Тод. – Иногда я забываю, что ты все-таки ребенок.

Айне зажмурилась, прижимаясь щекой к свитеру. Под ним знакомо бухало сердце. Когда же Тод обнял, стало совсем хорошо. Только пистолет за поясом неудобно давил на живот, но Айне согласна была потерпеть.

В конце концов, всегда приходится чем-то жертвовать.

Интерлюдия 1. Когда игры становятся взрослыми

19 июля 2034 года, г. Витебск, Белорусский анклав.

Девушка танцевала на столе. Острые шпильки рвали бумаги и крошили стекло. Поднятые руки купались в жестком свете. Когда ее ладони сжали шар светильника и сдавили, наблюдавший за танцами парень не выдержал.

– Ева, прекрати! – сказал он, поправляя очки.

Девушка не услышала. Засмеявшись, она стала на мостик. Короткая юбка задралась, блузка съехала, обнажив белую полоску живота с красной татуировкой. Колени разошлись в стороны.

– Пожалуйста! – взмолился парень, подхватывая падающую чернильницу. – Ну что ты делаешь? Давай, вставай.

Она мотнула головой и язык показала.

– Если тебе что-то надо, просто скажи.

– Надо, – согласилась она, плюхаясь на стол. – Тебя надо.

– Ева!

– Адам. Я Ева, ты Адам. И рай наш создан. Осталось лишь сбежать отсюда.

Ева соскочила со стола и, схватив парня, потянула к окну. Темное стекло от пола до потолка фильтровало солнечный спектр. Солнце висело пушистым шаром. Небо начиналось прямо у ног. И где-то в нем, под покровом облаков, прятался город.

– Посмотри, – жарко зашептала Ева, слизывая кровь с разрезанных рук. – Посмотри вниз! Что там?

– Город. Просто город.

– Неа! – Ева помахала пальцем перед носом, а затем мазнула по губам, оставляя красный кровяной след. – Не просто город! Там город, который живет для нас. Для тебя и для меня! Для ма-а-амочки… для па-а-апочки. Папиных дружочков. И мамочкиных подружек. Для твоей сучки…

– Заткнись.

– Фигу! – она скрутила фигу. – Кто ж тебе еще правду скажет, если не сестра родная? Сучка она. Думаешь, ты ей нужен? Неа. Ей сюда хочется. Воет-воет, скребется, как шавочка у порога. Пустите в дом! Пустите в рай! Ты еще не выправил ей иридиевый чип?

Адам отступил.

– Пока нет, – решила Ева. – Но папашку регулярно обрабатываешь, да? А он против. И мамочка тоже против. И все вообще против! Только ты один «за», потому что идиот. И-ди-от!

Ева кулачком постучала Адама по лбу, он перехватил руку и заломил, сдавливая.

– Больно же! Отпусти! – Девушка попыталась вывернуться, но Адам держал крепко.

– Если ты, – медленно произнес он, переворачивая сестру лицом к себе. – Если ты посмеешь тронуть Наташу…

– Ты меня убьешь, слышала уже. Отпусти.

Она успокоилась. Она всегда очень быстро успокаивалась, едва ли не быстрее, чем вспыхивала. И Адам разжал руки. В чем-то, безусловно, Ева была права, вот только признавать ее правоту было опасно. Она же приникла к стеклу, прижалась щекой и часто дышала, раздувая влажное пятно. На нем удобно рисовать, но рисунки быстро исчезнут. Еву это не волновало.

– Ты никогда не думал, Адам, что наш рай очень хрупкий? И что боги должны заботиться о людях, если они хотят оставаться богами. Но заботиться, а не поднимать до своего уровня. В раю на самом деле места мало.

Облака расступились, и город протянул к Адаму блеклые руки домов. Силуэты их виднелись внизу и походили на рифы, спрятанные под широким покровом моря. Огнями святого Эльма плыли редкие фонари. И где-то в свете их грелись люди-призраки.

Ева права. Места в раю на всех не хватит. И те, кто внизу, рано или поздно поймут, что их дурят. И от просьб и вежливого ожидания под присмотром чипов перейдут к действиям. Единственный способ – не допустить развития процесса.

И он находится на правильном пути.

Оставшись один, Адам вернулся к бумагам. Он не стал их разбирать на рваные и целые, нужные и не очень, сгреб и запихал всю кипу в камин. Потом поджег, сел поближе к огню и открыл планшет. Письмо от Натальи лежало в ящике.

«Привет. Я соскучилась. Давай встретимся? Сегодня. На нашем месте в наше время».

Адам послал подтверждение.

Их местом стало крохотное кафе. Оно появилось на стыке двух улиц, более похожем на линию фронта. Здесь старые дома одной сталкивались с глянцевыми новостроями другой, и желтый кирпич уступал место бетону и стеклу. Кафе было землянкой, где жители воюющих районов могли укрыться и забыться.

Наташа ждала. Заняла столик, который уже числила своим, хотя Адам никогда не мог понять этой ее привязанности к местам и предметам. Но игру он поддерживал.

– Привет! – она издали замахала рукой и подняла меню. – Я уже заказала! Ты же не против?

– Нет.

Адам втянул острый запах свежемолотого кофе, единственный из местных ароматов, который был ему по вкусу.

– Знаешь, твоя сестра к нам заходила. Она довольно милая. И любопытная, – Наталья сунула в рот ложечку. – Все спрашивала, чем мы занимаемся. Я ее с этими вопросами к тебе отправила. Она ведь не обиделась? А ты?

– Нет.

– Я тоже так подумала.

Возникшую паузу заполнил официант. На подносе его, расписанном восточной вязью, теснились фаянсовые тарелки. И кофейный аромат был безнадежно испорчен резким запахом жареного мяса. А от официанта еще и сигаретным дымом пованивало.

Пора завязывать с этими походами «вниз». Сверху город выглядел как-то приятнее.

– Знаешь, а я вот все не привыкну к тому, что ты такой… – Наталья прочертила ножом по скатерти линию. – Ну не знаю, такой обыкновенный, что ли? Ты только не обижайся. Я просто думала, вы совсем другие. Ну то есть совсем – это…

– Совсем, – пришел на помощь Адам. – Фенотипическая дифференциация.

– Да. Именно. Ты всегда меня понимал!

И этот момент был самым простым в их взаимоотношениях.

– Ты сделала то, что я просил? – Адам принялся разрезать запеканку на равные кусочки. Пробовать ее на вкус он не собирался, но полное отсутствия интереса к пище могло быть воспринято неадекватно. Во всем, что касалось отношений, Наталья проявляла редкую обидчивость.

– Конечно. А ты сделаешь то, о чем прошу я?

– Я постараюсь.

– Так будет лучше для всех! Знаешь, Крайцер уже выдохлась. Состарилась. Ну не в смысле возраста, я имею в виду мышление. Она думает в