Твои письма не лгут (СИ) - Екатерина Герц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время поездки отмечаю, что сегодня на дорогах Мортимора непривычно много машин. В центре даже пришлось постоять немного в пробке. Суббота. У многих наступили выходные. Люди разъезжаются кто куда, либо выполняют дела, которые откладывали всю неделю. Например, закупиться на рынке. Помню, как сама ездила с родителями в основном по выходным. На рынке много всякой всячины: начиная от одежды и заканчивая продуктами. Как-то раз мне купили огромную упаковку кукурузных палочек с сахарной пудрой. Такие сладкие и вкусные они тогда были. Я объелась ими до такой степени, что потом ещё долго не могла даже смотреть на кукурузные палочки. Но оно того стоило, конечно же!
Когда проезжаю гипермаркет красно-белого цвета и автозаправку, граница города остаётся позади. Начинаются одинокие старые домики, разбросанные на расстоянии. Сбавляю скорость и внимательно всматриваюсь в наполовину стёртые номера, выискивая нужный дом. Поиск занимает некоторое время.
Машину оставляю практически на территории дома под номером шестьдесят шесть. Чтобы оставалась всегда на виду. Понятия не имею, что здесь за район и какие люди живут. Не доверяю.
На первый взгляд многие дома выглядят заброшенными. Как-то грустно на это смотреть. В воздухе витают ароматы нечистот. Видимо, где-то поблизости прорвало канализацию. Либо у них вовсе отдельный сток для отходов. Ни один из этих вариантов меня не устраивает, так что спешу поскорее выполнить задуманное и убраться подальше.
Нужный дом не внушает должного доверия. Вижу обшарпанную крышу и давно не мытые окна. Фасад здания облазит, как и краска на деревянном покрытии. Возможно, когда-то здесь было намного уютнее. Трудно сказать, как изменилась жизнь этих людей после исчезновения дочери. Остаётся надеяться, что они не переехали.
Пробираюсь к двери по вязкой грязи. Сапоги вскоре становятся коричневыми и тянут за собой грязные следы. Возле дома стоит одинокая будка. Из круглого отверстия выглядывает ржавая цепь. У сарая замечаю стопку дров, накрытых грязной клеёнкой. Её треплет колючий ветер, силясь сорвать и унести прочь.
Прямо над моей головой проносится ворона, которая лишь чудом не задела голову. У меня сердце уходит в пятки от её протяжного карканья. Инстинктивно приседаю, но она проносится дальше и скрывается за деревьями, перелетев через электрические провода.
Дьявол!
В моей голове звучит ещё множество проклятий, но вороне явно наплевать. Поправляю пальто, приглаживаю волосы. Затем подхожу к облезлой двери и стучу. Дверного звонка, к сожалению, нет.
Хозяева гостей явно не ждут. Выждав время, стучу ещё раз. Пробую даже подобраться к окну и постучать туда. Вдруг не слышат. Заодно, разумеется, царапаю кожу о какой-то куст. По округе разносится звонкий стук костяшек пальцев о запылившееся стекло.
А когда осторожно пробираюсь обратно на тропинку возле двери, она распахивается, едва не стукнув меня по лицу. Видимо, неудачи преследуют сегодня не только в игре. Я аккуратно обхожу дверь и встречаюсь глазами с долговязым мужчиной, страдающим неестественной худобой. На нём тёплый свитер и свободные тренировки. На босых ногах потёртые тапки. Больше всего меня поражает осунувшееся лицо, словно он не ел уже много дней. И специфический запах наталкивает на мысль, что человек явно пренебрегает уходом за собой. Но мне не привыкать. Приходилось общаться с разным людьми, и ни разу не позволяла себе проявить бестактность.
— Что Вам нужно? — спрашивает мужчина, смотря на меня с высоты своего роста.
При одном только взгляде и интонации в голосе я понимаю, что в данный момент вижу перед собой затворника. Об этом говорит и стопка просроченных счетов на тумбочке позади него. Наверняка в доме нет света. Отопление возможно только за счёт печи, которую давно не разжигали. И вода в кранах течёт только холодная.
Мне становится не по себе. Хотела бы всего этого не видеть.
— Добрый день! — сглотнув ком в горле, выдавливаю из себя я. Принимаю решение не лгать, говорить только напрямую. Не могу врать в глаза таким несчастным людям. — Меня зовут Валерия Арсенева, я журналистка. Хотела бы поговорить о вашей дочери, если Вы не против.
Между нами возникает молчание. Выражение лица мужчины почти не меняется, но в глазах возникает давно измучившая скорбь. Постепенно начинаю думать, что он сейчас захлопнет перед моим носом дверь. Возможно, перед этим выскажет всё что думает. И будет прав.
Но вот он предлагает зайти внутрь, и я, скрепя сердце, прохожу в маленькую прихожую. Неприятный запах становится более выраженным, но из вежливости стараюсь не морщиться. В доме так холодно, что даже в мыслях нет снять пальто. Мой взгляд падает на грязный пол. Не хочется пачкать носки, но и идти вот так неправильно. Тем более в грязной обуви.
— Простите, могу я… — жестом указываю на свои сапоги.
Мужчина безразлично оглядывается на мои ноги и сухо произносит:
— Можно так.
Но всё равно долго и кропотливо вытираю подошвы о старый палас возле двери. Не успокаиваюсь до тех пор, пока не перестают оставаться грязные следы. Затем следую за хозяином дома в тёмную гостиную.
На диване замечаю его жену, закутанную в плед. Неловко здороваюсь. Она выглядит такой же усталой и измученной жизнью. Смею предположить, что оба сидят безвылазно дома. За долги по счетам электричество отключили. Хорошо, из дома не выселяют. Но всё равно такой жизни никому не пожелаешь. Моё сердце изнывает от сочувствия и жалости.
Мужчина шаркает к дивану и усаживается рядом с женой. Перед этим объясняет кто я такая и зачем пришла. Она разбито кивает. Похоже, оба хотят поделиться своим горем. И когда я скромно опускаюсь на край пыльного кресла, расположенного напротив, уже понимаю, что подписываюсь под обязательством написать об этом, если они попросят. Об этом же просил Герман. Уже слишком поздно, но я могу спровоцировать хоть какие-то подвижки в деле.
Мы сидим в тёмной комнате, где на облезлом полу слоями покоится давняя пыль. А на кофейном столике на соплях держится завал из вещей и посуды. Холодные помещения комнат давно не слышали детского смеха. Он забрал с собой всё, включая жизни этих людей. Не смогли смириться с потерей. Но не теряются в алкоголе. Во всяком случае, не каждый день. Не наблюдаю ни одной пустой бутылки. Даже воздух не проспиртован. В какой-то степени это заслуживает уважения, но от
