Отрада округлых вещей - Зетц Клеменс Й.

И данные в ЖИЛЬЕ, ТЕЛЕФОННОМ НОМЕРЕ, КОДОВОМ НОМЕРЕ КРЕДИТ.

В ответном послании, о котором я могу надеяться, оно прибудет в срочности более высокой, чем раньше. Загадка этого запоздалого Он будет отцом будет пластична в той ответственности, с которой я перенесу в Твое ИМЯ, которое я желаю внести в специальную графу пожалуйста, так чтобы он первым напал на мои глаза eyesful:[68]

С наилучшими желаниями пожалуйста о скором свидании я есть Твоя

Сара Мартингаль.

ПРОИСШЕСТВИЕ

Каролине Куттнер

Маленькое чудовище лежало под лупой часовщика и вот уже несколько минут грозило ему кулачком. Часовщик не видел в этом ничего особо удивительного, потому что оно на несколько минут спешило. После того, как часовщик своими тонкими серебряными инструментами заново настроил его, чудовище успокоилось, легло и вскоре уснуло. Только по едва заметному движению его поднимающихся и опадающих ноздрей можно было понять, что оно еще живо. На стене мастерской висело квадратное пятно солнечного света. И тут чудовище внезапно проснулось, впервые увидело часовщика и страшно испугалось. И тотчас же, как, вероятно, сделали бы на его месте все мы, сжало крохотную когтистую лапку в кулачок и погрозило ею непостижимому.

ШКОЛЬНОЕ ФОТО

По двору средней школы имени Эдварда Осбика, мимо статуи, изображающей большую белую птицу,[69] шел человек маленького роста. Низкое вечернее солнце ложилось на землю так, что идущего опережала собственная тень, длинный тощий карикатурный силуэт его тела, выделяющийся словно среди языков адского пламени. Зонтик этот человек нес перед собой, как букет цветов. Когда он приблизился к зданию школы и поднял голову, директриса на шаг отступила от окна.

Она была в пиджаке, так как по вечерам уже стало холодать, а отопление в здании еще не включили. Сегодня утром, когда она добиралась на велосипеде на работу, уже пахло осенью, густой, тяжелой землей, желудями и прелой листвой. Но старые листья еще не облетели с ветвей, и попутный ветер был теплый. Несколько дней тому назад поблизости сгорела фабрика, весь транспорт на большом участке направляли в объезд, а Венера и Марс вступили в соединение.

Немного спустя в дверь постучали, вошла Михаэла и назвала фамилию посетителя. Последний из трех «опоздавших», которые записались на прием на сегодняшний вечер. Этот пришел на сорок пять минут позже оговоренного времени.

Они поздоровались за руку. В лицо ей повеяло слабым запахом грибов. Господин Прайснер обильно потел.

— Спасибо за то, что нашли… — начала директриса и предложила ему сесть.

— Пустяки, не беспокойтесь, — отвечал Прайснер.

— Почти все остальные родители пришли вчера вечером, но в этом, особом случае мы приняли решение предоставить шанс каждому, и…

Прайснер чихнул.

— Извините, — произнес он.

Он положил зонтик рядом с собой на пол. То, что она приняла за грибной дух, могло быть запахом салона новой машины, подумала директриса.

— Что ж, хорошо, — сказала она. — Конечно, вы знаете, в чем дело.

Он кивнул:

— Вы хотели обсудить фотографию.

— Совершенно точно, — подтвердила директриса. — В первом письме родителям, и мне очень важно сейчас объяснить это каждому отцу и каждой матери лично, мы выразились, пожалуй, в слишком укоризненном тоне. Это мы осознали, к сожалению, слишком поздно, и за это мне искренне хотелось бы извиниться перед вами. И перед вашей женой.

— О, окей, — откликнулся Прайснер, кивнув с любезным видом.

Он сохранял спокойствие, похоже, безо всяких усилий.

— Хорошо, — сказала директриса, — итак, мне бы очень хотелось, чтобы к концу этого разговора у нас не осталось непроясненных вопросов. А прямо в начале хотела бы уверить вас, что, разумеется, покупать или не покупать что-либо — ваше неотъемлемое право. Но вы, то есть ваша жена, мне кажется…

Она протянула ему записку. Когда он пробежал ее глазами, брови у него не приподнялись, только под одной строчкой он быстро провел указательным пальцем, одновременно приблизив лицо к листку, но в остальном никак больше не реагировал.

— Все правильно, моя жена записывалась, — сказал он, изучив список желающих. — Это она занимается всеми школьными делами.

— Ах вот как. Видите ли, господин Прайснер, я знаю, вы не хотите показаться невежливым и поэтому вы… И пожалуйста, поверьте, я благодарна вам за это, правда, у меня уже побывали некоторые родители, и они совсем иначе… Но, хорошо, я понимаю и это. Зрелище действительно странное. Вот такая фотография. Взгляните.

И сейчас, когда она подвинула ему фотографию класса, он остался совершенно спокоен. На краю группового портрета парил над детьми логотип школы имени Осбика, старательно выведенный фотохудожником и составленный из надписи с коротенькими крылышками по бокам.

— Это ведь из-за Даниэля Грондля? — любезно спросила директриса.

Ее гость излишне поспешно затряс головой.

— Нет-нет.

— Я совсем не хочу вас в чем-то упрекать, господин Прайснер.

— У нас есть на то свои причины, — пояснил он. — Мы ничего не имеем против этого бедного ребенка. Против того, чтобы он фотографировался вместе с остальными. То есть я хочу сказать, я знаю, может показаться, что я, что мы… Но проблема в том, что мы просто не хотим покупать фотографию, даже притом, что моя жена тогда на нее подписалась. Вот и всё.

— Конечно, вполне возможно, что фотография вам не нравится. Почти все родители отказались от нее, после того, как ее увидели. А они заранее знали, что Даниэль тоже будет сниматься вместе с остальными.

— Да, конечно.

Директриса повернула фотографию и внимательно рассмотрела ее сама. При этом она попыталась изобразить на лице благосклонную серьезность, избежав показной толерантности. Тем самым она давала понять, что ведет с ним беседу на равных и не намерена прибегать ни к каким педагогическим уловкам. Она чувствовала: этот человек — из числа добрых. К нему в душу она, пожалуй, может проникнуть на межличностном уровне.

— Этот аппарат, — сказала она, дружелюбно взглянув на Прайснера.

На лице его на миг появилось какое-то странное, неопределенное выражение, и тотчас же исчезло.

— А причем тут аппарат? — спросил он.

— Аппарат необходим. Без него Даниэль не смог бы…

— Да-да, конечно, — кивнул Прайснер, как будто слышал нечто подобное уже не раз.

— Знаю, зрелище весьма странное. Но вот, например, ваша Джессика видит этот аппарат каждый день. Учится в быту общаться с товарищами, которые очень и очень отличаются от большинства. Для этого и существуют инклюзивные классы.

— Разумеется.

Посетитель плавно перевел взгляд на потолок, но потолок был в целом неинтересен, фресками не расписан, и потому он вскоре вновь сосредоточился на неприятном разговоре.

— Видите, я сейчас хочу сказать, — начала директриса, — и пожалуйста, не расценивайте это как выпад…

— Мы ничего не имеем против мальчика, — нетерпеливо прервал ее Прайснер. — Мы просто не хотим покупать фотографию. Список желающих — это же не договор.

— Конечно, нет. Это только ни к чему не обязываю… то есть я хочу сказать, обязывающий…

— Да, я очень сожалею, — перебил он ее. — Знаю, вы потратили силы и время, приглашали фотографа и так далее. Это не имеет никакого отношения к Даниэлю.

В усах господина Прайснера посередине наблюдался необычайно большой пробел, что придавало его лицу миролюбивое выражение и одновременно делало его похожим на азиата. Директриса изо всех сил пыталась не смотреть на эту безволосую кожу прямо над выемкой верхней губы. Однако, подобно кошачьему пупку, это место излучало странную, неодолимую притягательность, превращаясь в своего рода живописную точку схода.

— Аппарат вас пугает? — спросила она.