В сладостном уединении - Амалия Джеймс

— В самом деле? У нас там в Гринвиче друзья.

— Я из северо-западного Коннектикута, — уточнила Пруденс. — А вы часто бываете в Штатах?

— Теперь нет, — сказала Кэтлин. — В молодости мы частенько туда наведывались. А с годами, знаете, тянет ближе к дому. Конечно, иногда мы ездим в Париж или Рим.

Извинившись, Кэтлин отошла к другим гостям. Пруденс вздохнула и устало присела на скамеечку. Ее одолевало беспокойство. Продержится ли она еще две недели? А, собственно, зачем ей это надо? Вот взять бы сейчас, встать на скамейку, хлопнуть в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание, и объявить: "Я Пруденс Эдвардс из "Манхэттен мансли". Можете облить меня краской, затем поджечь". Зато все проблемы сразу же решились бы сами собой.

Естественно, ничего подобного она не сделала. Из вежливости еще посидела, а когда вынесли черри и чай, извинилась перед Грэхэмом Элгартом и незаметно ускользнула.

Да, видимо, не очень незаметно. Потому что не успела повернуть на Шарлот-сквэа, как рядом появился Колин.

— Заскучали?

Не глядя на него, она помотала головой:

— Устала.

— Провели напряженный день с Чарльзом?

Нахмурившись, Пруденс ускорила шаг, но Колин легко догнал ее, пошел совсем близко, однако не дотрагиваясь. Руки его были засунуты в карманы. «Раздражен», — решила она.

— С моей стороны нахально завидовать? — спросил небрежно он.

— Я бы сказала, глупо, — пробормотала Пруденс, пересекая площадь.

— Глупо, — повторил он.

Она остановилась, повернулась к нему.

— Да, глупо завидовать, особенно когда это касается человека, которого не уважаешь и которому не доверяешь.

— Очень красивая фраза! — заметил Колин. — И грамматически правильная. Хорошее образование, должно быть, дают в Холиок-колледже!

Пруденс снова пошла вперед, бросив через плечо:

— Глупо!

Подойдя к дому, быстро взбежала по ступенькам.

— Но не нахально? — продолжал настаивать он, пока она искала ключи.

— Чтобы ответить на этот вопрос, — уверенно заявила Пруденс, ощущая, как дрожат в руках ключи, — надо разобраться в чувствах к вам. А поскольку вас не волнуют мои чувства, с какой стати я стану в них разбираться? Желаю вам спокойной ночи, мистер Монтгомери!

— Но это моя квартира, припоминаете? — сказал Колин, накрывая ее руку своей. — Вы не можете желать мне спокойной ночи на пороге моего дома.

Пруденс застыла на месте, не зная, что делать.

Колин взял у нее ключ, вставил, повернул его, открыл дверь. Затем прошел мимо нее в холл и стал открывать другую дверь. Пруденс стояла в нерешительности. Открыв и ее, жестом пригласил девушку войти.

— Только после вас, мисс Эдвардс.

Пруденс заправила локон за ухо, пожалев, что у нее волосы не такие длинные и густые, как у Моники, иначе этот жест был бы наполнен большим драматизмом, распрямила плечи, прошла мимо него. И, дабы чем-нибудь заняться, налила себе холодной воды из холодильника.

Колин подошел, взял стакан, поставил его на стойку, затем обнял Пруденс.

— Вероятно, я близок к цели. Мое расследование начинает вас раздражать.

Она пожалела, что у нее не хватает мужества схватить стакан и выплеснуть воду ему в лицо. Но ей очень нравились его объятия. Многое бы отдала она, лишь бы он обнимал ее еще и еще.

— А вот и нет! — стала отрицать она просто так.

— Я наблюдал за вами весь вечер, — глядя ей прямо в глаза и улыбаясь, сказал Колин. — Вы красивы и пленительны. Я вам этого еще не говорил?

— Ничего вы мне не говорили! — замирая в его объятиях, ответила Пруденс. — Вы веселились со своими друзьями и не обращали на меня никакого внимания!

— Пруденс…

Он прильнул к ее губам. Она приоткрыла рот, обняла его за плечи, изо всех сил стараясь сдерживать нахлынувшую страсть. Его руки, сначала покоившиеся на ее бедрах, смяли ткань платья, поднялись выше и задержались на груди. Наконец он обнял ее за спину и, слегка отклонившись, пристально всмотрелся в ее глаза.

— Это даже хорошо, что мне придется провести ночь у Элгартов, — проговорил Колин. — Отец хочет поговорить со мной. Одной вам будет лучше.

Пруденс кивнула, изнемогая от желания сказать, как сильно хочет, чтобы он остался, как ее тело жаждет ласки, как она его любит.

Он погладил ее обнаженные руки:

— Увидимся завтра.

13

В понедельник утром поехали в замок. Колин с отцом на «порше». Пруденс села в другую машину с Моникой и Джульетой.

— Я так рада, что отец стал показываться на людях, — сказала Джульета, ведя свой изящный серый "мерседес".

В воскресенье днем камерный оркестр Чарльза Мартинса давал концерт. Все были очень удивлены, когда в зале появился Хейли. Джульета предупредила, что могут присутствовать представители прессы, которые, вполне вероятно, узнают его. Он же только что-то проворчал и отмахнулся. Пруденс внимательно наблюдала, стараясь все запомнить, чтобы потом записать: его замечания, одежду, реакцию. "Эллиот Тромбли будет гордиться мною", — думала она.

— Может, он решил вернуться к нормальной жизни, как ты думаешь? — спросила Моника, сидящая рядом с подругой.

— Не знаю…

Пруденс на заднем сиденье прислушалась к их разговору, но женщины сменили тему, стали обсуждать планы на осень. Моника собиралась репетировать день и ночь, готовясь к предстоящим гастролям в Соединенных Штатах. Джульета подумывала о том, как перейти на другую работу. Пруденс невесело задумалась над своим будущим.

Когда машина уже ехала в Грампианских горах, Моника повернулась к ней, вздохнула и сказала:

— Осталось две недели до приезда Джоан. Посмотрим, как ее визит отразится на Хейли.

— Я думала, они иногда встречались друг с другом, — заметила смущенная Пруденс.

— О да, по крайней мере раз в год, — подтвердила Джульета.

— Тогда чем будет отличаться этот визит?

Джульета глянула на нее в зеркало заднего вида:

— А ты не знаешь? Джоан везет с собой Франклина Ардена. Вот с ним отец не виделся много лет.

Пруденс застыла от удивления. Почему же ни Хейли, ни Колин и словом не обмолвились об этом? Неужели настолько ей не доверяют? Очевидно, так и есть. Но, поскольку они абсолютно правы, жаловаться не приходится. Впрочем, для нее гораздо важнее другое — сам факт, что Хейли решил восстановить связь со своим агентом. Значит, надумал опубликовать новый роман.

Оставшуюся часть пути Пруденс почти не разговаривала, только смотрела в окно и раздумывала о том, как быстро пробегут две недели. Она смертельно боялась во всем признаться Хейли и похоронить даже надежду на продолжение отношений с Колином.