Песчаные замки - Луанн Райс

— Не дам, если и ты не дашь, — заявила она.

— Джон, — сказала мать, и Реджис даже тогда расслышала напряженный натянутый тон, — может быть, твоя дочка права.

Ей навсегда запомнились глаза отца, улыбнувшегося в ответ — сверкающие, синие, невероятно счастливые. Она видела, как он колеблется, желая угодить и жене, и дочери, потом переводит взгляд на гранитную скалу за железнодорожным мостом. Хотел пообещать и не смог, выбрав работу, связанную с риском. Или любовь к риску заставила его выбрать работу.

Реджис предстояло сделать свой собственный выбор: спокойно жить с матерью на берегу или взлетать с отцом к небу. Она равно любила обоих, но знала, что жажда приключений у нее в крови и в душе.

В тот день она припомнила каждый свой переход через высокую эстакаду. Припоминала каждый раз, глядя на сделанный им в тот день снимок. Выдержанный в тонах сепии[22], он напоминал фотографию столетней давности, запечатлев упавшие, посеребренные ветром сосновые ветки, которые отец собрал, выстроив из них замок, и плоские камни, сложенные в виде зубчатой крепостной стены перед устьем пещеры.

Должно быть, он установил аппарат прямо у входа: снимок был сделан как бы из укрытия и в то же время с перспективной точки. Как он и задумывал, мыс протянулся в золотистую воду, прочно ограничив кадр справа. Одни сравнивали его скульптуру с песочным замком, другие видели в ней нечто более возвышенное. В одной рецензии говорилось об «устремленности в небеса». Тетя Берни называла ее кельтской башней вроде каменного столба, дольмена[23]. Для Реджис она всегда оставалась руинами замка вроде тех, которые отец со временем отыскал в Баллинкасле.

— Ты хоть чему-нибудь научилась в Ирландии? — спросил теперь Питер. — Могла погибнуть на утесе, наверно, на таком же, как этот. Отец тебя не уберег и поэтому очутился в тюрьме.

— Очутился как раз потому, что меня уберег! — возразила Реджис.

— Он кого-то убил. Мой отец звонил своему приятелю в Дублин. Тот просмотрел дело, сказал, что твой отец признал себя виновным. Даже не пытался сослаться на самозащиту. Избил того типа и сбросил с утеса.

— И твой отец об этом расспрашивал?

— А ты как думала? Папа юрист, естественно, хотел знать детали. Зачем тогда нужны судебные протоколы?

— Твоего отца там не было, — задрожала Реджис. — Тебя тоже. Вы не знаете, что там случилось!

— Откуда мне знать, что случилось, если ты ничего не рассказываешь? Ни разу не говорила об этом. Ни словом не обмолвилась о том дне и о Грегори Уайте…

— Замолчи! — приказала она. — И никогда больше не говори, что мой отец сидел в тюрьме.

— Да ведь он сидел в тюрьме. Мог бы получше о тебе заботиться.

«Он и позаботился, — мысленно заявила Реджис. — Никто себе даже не представляет»… Она встряхнула головой. Откуда возникла подобная мысль? Как будто наполовину вспомнился сон, замерцал в памяти за гранью сознания.

— Ну, оставим Ирландию, — продолжал Питер. — Ему и здесь не следовало тащить тебя за собой на скалу, а надо было оставить на берегу с матерью.

— Да ведь он меня с собой не взял. В том и дело.

Не надо было вообще рассказывать.

Она упрашивала отца разрешить ей помочь ему строить замок из камней и сучьев, а он велел сидеть на берегу с матерью, играть с Агнес. И ушел. Она стояла, смотрела, как он становится меньше и меньше, шагая по рельсам со складным штативом на плече. Ожидая его возвращения, строила для него песочный замок, мать с Агнес таскали сырой песок для башен. Через двадцать минут его размыли волны.

Сейчас на глаза ей попался кусок дерева без коры и хвои, выцветший в непогоду до костяного серебристо-белого цвета. Реджис задумалась, давно ли он тут лежит, может быть, даже отец подобрал его для своей замковой башни тринадцать лет назад.

— Я люблю тебя, Реджис, — сказал Питер. — Хочу о тебе заботиться. Не карабкаться по скалам, а на берегу под солнцем строить с тобой песочные замки. Что ты скажешь на это?

— Скажу, что песочные замки непрочные, — прошептала она, пристально глядя в его голубые глаза.

Вдалеке прозвучал долгий скорбный свисток поезда, словно предупреждая о приближении чего-то ужасного.

Глава 14

Управляя делами монастыря, школы и виноградника, сестра Бернадетта привыкла принимать массу решений и в значительной степени руководить множеством жизней. Она устанавливает распорядок, расписание праздников и выходных, время молитвы, поста, высадки новых сортов винограда.

Погодой, конечно, не распоряжается — если молиться о суши для сладких сортов, то засуха погубит шардоне. С другой стороны, при обильных дождях корни подгнивают — однажды всем лозам на склоне грозила гибель. Берни все-таки попросила Тома выкопать в том году дренажные канавы и спасла урожай. Всегда новичкам повторяет: «Бог стоит у руля, а вы гребете. Приплывете в любой колледж, в какой пожелаете. Соберете виноградные гроздья, о которых мечтали…»

В данный момент в запылившемся одеянии, с грязными ногтями, она стояла на самом высоком холме в винограднике и смотрела, как ее брат трудится на берегу, зная, что он делает что-то не то. Услыхав скрип, оглянулась, увидела поднимавшегося по тропинке Тома с тачкой. Попробовала спрятаться в покрытых листвой лозах, но он уже увидел ее.

— Доброе утро, сестра.

— Привет, — ответила она.

— Что ты тут делаешь? — спросил он, громыхая тачкой и сворачивая с дорожки.

— Лозы подрезаю. По-моему, в этом году нас ждет хороший урожай.

— Угу, похоже на то, — буркнул он. — С ирригационной системой дела идут лучше?

— Кажется. Хотя хорошо бы, чтобы дождь пошел. Боюсь, как бы колодец не высох.

— Я за ним присмотрю, — пообещал Том.

— Приказав его выкопать, твой прадед вряд ли думал, что он будет снабжать водой монашескую общину, которая откроет школу и разведет виноградник.

— Наверняка думал. Больше всего на свете он любил монашек и выпивку.

— Ты, обыватель, — это не выпивка, — усмехнулась она, — а изысканное вино.

— Ты кого это назвала обывателем? — Том подошел поближе.

Берни шагнула назад, отвернулась. Дунувший по холму ветер бросил плат на лицо. Чувствуя, что Том стоит рядом, она откинула плат с глаз.

— Взгляни на моего брата.

Джон стоял на берегу у разбитого валуна, связывал цепью крупные осколки и вытаскивал на берег за линию прилива. Берни наблюдала за ним весь день. Теперь он взвалил камень на плечо, слегка пошатнулся и бросил в общую кучу.

— Сооружает новую скульптуру, — сказал Том. — Слушай, не ты ли его наставляла, советуя «сбросить с плеч ношу»?

— Хорошо бы. Хотелось бы мне вразумить их с Хонор.

— Да? Что бы ты им сказала?

— Посоветовала бы не ссориться из-за того, что им отлично известно. Они любят друг друга, у них трое детей…

— Утверждаешь, что дети связывают родителей? — спросил Том.

— Нет, не утверждаю. — Она сверкнула на него глазами.

— А мне только что послышалось.

— Зачем тебе вдруг понадобилось осложнять ситуацию? — спросила она. — Столько лет мы работали вместе изо дня в день. Я тебя вижу повсюду, ты ведешь за меня дела. Никогда никаких проблем не возникало. Почему теперь? Что случилось?

Он покачал головой, глядя на Джона.

— Все время их перед собой вижу. Джона и Хонор.

— Какое это к нам имеет отношение? — спросила Берни. Том искоса бросил на нее долгий мрачный взгляд, отчего она покраснела. Впрочем, не желая сдаваться, прямо взглянула ему в глаза. — Отвечай, Томас Келли.

— Слушай, — он схватил ее за плечи. — Может быть, ты прошла долгий путь, чтобы стать матерью-настоятельницей. Я этого не знаю и знать не хочу. Пусть для всех ты сестра Бернадетта Игнациус, а для меня по-прежнему Берни. Моя Берни…

Она заледенела, не в силах вымолвить ни слова.

— Разве любовь не священна? — допытывался он. — Разве бывает что-нибудь священнее, даже для такой верующей, как ты?

— Нет, — тихо признала она.

— О чем тогда еще говорить?

— Любовь для каждого разная, — сказала Берни. — Я люблю Бога. Сделала выбор и живу с тех пор такой жизнью.

— Знаю, — кивнул он, по-прежнему держа ее за плечи и глядя в глаза. Ей казалось, будто он хочет из нее что-то вытрясти… И вдруг Том выпустил ее. — Прости.

— Ничего.

— Просто Джон вернулся домой. И мне захотелось вернуть прежние времена. Помнишь? Когда мы все были молоды, куролесили на холмах… Помнишь, как тайком таскали вино из погреба моего деда, распивали за стенами?

— Помню.

— Тогда ты нарушала правила точно так же, как все.

— Правда. — Берни отвела глаза.

— Я думал, мы все вместе будем растить своих детей.

— Тебе надо жениться, — прошептала она. — Еще не поздно завести семью.

— Да? — спросил он. — Не будешь возражать, видя меня с женой и сынишкой в коляске?