Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2 - Дэвид Годмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие люди, которых я знал в Индии, подходили ко мне в зале прибытия и простирались передо мной в полный рост на полу. Некоторые из них также вешали гирлянды из цветов мне на шею. Это привлекало всеобщее внимание, потому что люди на Западе никогда не приветствуют друг друга подобным образом. Некоторые репортеры, которые постоянно находились в аэропорту, чтобы брать интервью у прилетающих знаменитостей, бросались к нам и начинали фотографировать. Они не знали, кто мы такие, но мы устраивали для них интересное представление.
Одна девушка, которая пришла встречать меня, засмеялась и сказала: «Они никогда не видели ничего подобного. Мы все скоро увидим наши фото в газетах».
Падать ниц перед учителем – это хорошая традиция. Самому учителю все равно, простираетесь вы перед ним или нет, но такой обычай дает ученику возможность усмирить свое эго и в какой-то степени избавиться от гордыни. Когда вы смиренно падаете ниц перед учителем, он забирает часть ваших недостатков, ваших изъянов и взамен дает вам любовь и свободу. Даже несмотря на то что это очень выгодный обмен для ученика, многим западным последователям все же тяжело склониться перед учителем. У индийцев нет такой проблемы. Если они видят своего учителя, идущего по дороге, они с радостью падают в грязь, чтобы лечь, распростершись у его ног. По моим наблюдениям, иностранцам не так легко склонить голову.
Я впервые заметил это, когда жил в Раманашраме. Некоторые иностранцы признавались мне в личных беседах, что им очень трудно падать ниц перед Махарши, потому что подобные действия не входят в их традицию. По моему мнению, это была просто их гордыня. Они находились в присутствии величайшего святого нашего века, но их эго отказывалось признавать этот факт. Индийские махараджи, которые правили целыми царствами, приходили и падали к его ногам, но иностранцы, приветствуя его, только кивали головами или делали жест намаскар стоя.
Когда Индия стала республикой, доктор Радхакришнан занял должность вице-президента. Через несколько лет он стал президентом. Он был одним из самых выдающихся людей в стране, но когда он посетил Махарши в 1940-х гг., он упал к его ногам и распростерся в полный рост. Таким образом, все наши правители, кроме британских, показывали свое уважение к великим просветленным.
Поскольку Пападжи упомянул о визите доктора Радхакришнана к Махарши, я вкратце расскажу один малоизвестный случай, который произошел в то время, пока он был там.
За день до его приезда в Раманашрам приехал один французский ученый-гуманитарий и попросил Махарши объяснить ему, что такое майя. Махарши проигнорировал его вопрос. Примерно через час он спросил снова и опять не получил ответа. Когда Махарши отправился на вечернюю прогулку на гору, ученый пошел за ним и еще раз попросил объяснить ему, что такое майя. Махарши снова не показал виду, что услышал вопрос.
Когда на следующий день приехал доктор Радхакришнан, все последователи вышли к воротам, чтобы поприветствовать его. Его привели в зал, где сидел Махарши, и, как Пападжи уже рассказал, доктор Радхакришнан распростерся во весь рост на полу. Через несколько минут менеджер повел его показывать ашрам. Все пошли с ним, и в зале остались только Махарши и француз.
Когда они остались одни, Махарши посмотрел на ученого и сказал: «Вчера вы спросили меня три раза, что такое майя. Люди приходят сюда за освобождением, но через некоторое время появляется кто-то или что-то более интересное, и они бегут за этим. Это и есть майя».
Из франкфуртского аэропорта Пападжи увезли в Кельн и поселили в доме, который Йоахим Греберт специально подготовил для него. Вскоре после этого Пападжи начал давать там ежедневные сатсанги.
Когда я впервые попал туда, Йоахим показал мне его большой зал. Он выставил всю старую мебель и выбросил много других вещей на дорожку снаружи дома. Внутри многое переделали. Старые обои поменяли на новые, более подходящего цвета. Убрали все картины, которые висели на стенах, и все книги, которые находились на столе и на полках. Даже столы и сами полки выбросили. Йоахим не хотел, чтобы там оставалось что-либо из прошлого. Вместо старой мебели на полу расположили подушки, чтобы посетители могли сидеть вокруг меня, скрестив ноги. Это помещение было небольшим. Там могло находиться около тридцати человек. В первый вечер, когда я давал там сатсанг, пришло столько людей, что все они не могли разместиться там. Многие вынуждены были уйти, разочарованные, потому что они просто не могли войти туда. Греберт хотел купить мне большее помещение на берегу Рейна, но я отказался. Я никогда не хотел приобретать недвижимость или ашрамы.
На эти сатсанги приезжали люди со всей Германии. В первые две недели я встречал посетителей из Мюнхена, Дюссельдорфа, Франкфурта и Берлина, так же как и жителей Кельна. В будни большинство посетителей сатсангов были местные, из Кельна, зато на выходных были люди со всей Германии. Йоахим переводил все, что я говорил, на немецкий, так как многие посетители не знали английского. Впрочем, я вскоре обнаружил, что он, должно быть, добавлял комментарии от себя, потому что его переводы всегда были намного длиннее, чем мои первоначальные слова.
Я сказал ему: «Я говорю по-английски двадцать секунд, но когда ты переводишь это на немецкий, оно занимает две минуты. Почему ты говоришь так много?»
«Эти немцы никогда раньше не были знакомы с таким учением, как ваше, – ответил он. – Все, что вы говорите, очень ясно, очень просто и правильно, но если я буду просто переводить буквально, я не думаю, что большинство людей поймет, о чем вы говорите. Поэтому я добавляю немецких специй, чтобы приправить ваши речи. Эти специи делают их более съедобными для немцев».
Это было не то, что я хотел. Первоначальные слова гуру обладают очень большой силой. Если разбавлять их лишними комментариями и объяснениями, они теряют свою силу. Я объяснил ему это.
«Тебе не нужно идти на кухню и готовить дополнительные приправы к моим речам. Просто говори то, что говорю я, ничего не добавляя. Если ты переводишь хорошо и точно, истинный смысл того, что я говорю, будет понятен».
Йоахим не мог сделать это. Он сказал: «Но кто поймет вас здесь? Если вы скажете „вы уже свободны“ и я переведу это дословно, кто-нибудь спросит: „А что значит „свободны“? О чем он говорит?“ Поэтому я и объясняю по ходу речи».
Я не согласился с ним, но не мог заставить его изменить свою привычку. В подлинных словах учителя есть сила, которая достигает сердец слушателей, готовых принять его учение. Объяснения других людей не дают того же эффекта.
Йоахим был славным юношей, но иногда он совершал очень странные поступки. Я уже рассказывал, как он однажды попытался выпить раствор стирального порошка, когда мы вместе с ним были в Индии. Через несколько дней после моего прибытия в Кельн я наблюдал еще одно проявление его странного поведения. Я отдыхал в своей комнате, ожидая, когда меня позовут к ланчу, и вдруг услышал несколько громких выстрелов. Моей первой мыслью было: «Наверное, на улице взорвалась машина», но затем понял, что выстрелы раздавались не снаружи, а внутри дома. Я высунулся в окно, чтобы проверить, не идут ли звуки выстрелов с прилегающей дороги, а затем пошел в гостиную, чтобы выяснить, что случилось. Там разыгрывалась очень странная сцена. Йоахим, его мать и его отец стояли на обеденном столе. Йоахим держал в руках винтовку.
Он крикнул мне: «Загляните под стол, вдруг крыса все еще там. Мне кажется, я пристрелил ее, но она может прятаться под столом».
Он стрелял с близкого расстояния в маленькую крысу, которая носилась по гостиной. В Индии в каждом доме живут крысы или мыши, но на Западе их появление в доме вызывает страшное смятение и панику. Я заглянул под стол и увидел на полу мертвую крысу. Думая, что они не слезут со стола, пока крыса будет лежать под ним, я взял ее за хвост, отнес к окну и выкинул на улицу. Это простое действие вызвало еще больший испуг.
«Вам нельзя было ее трогать! – воскликнул Йоахим. – Неизвестно, какие болезни она переносит. Теперь нам придется отвести вас к врачу, чтобы он сделал вам прививки».
Я запротестовал: «Она же не укусила меня. Она была мертвая. Как я могу заболеть от нее? Если на моих руках остались микробы, я могу пойти в ванную и смыть их. Зачем мне идти к врачу?»
Йоахим Греберт, Мира и Пападжи в Кельне, 1971 г.Они не стали меня слушать. Йоахим позвонил врачу и записал меня на прием. Я пошел только чтобы порадовать их, думая, что там мне поставят что-то вроде прививки от столбняка в вену. Вместо этого доктор настаивал на том, чтобы ввести мне что-то в ягодицу.
Я сказал ему: «Крыса не кусала меня туда. Не могли бы вы найти какое-нибудь другое место, чтобы воткнуть вашу иглу?»