Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2 - Дэвид Годмен

Он кричал: «Уходите! Уходите! Я не пойду с вами! Я останусь здесь!»

Моя мать была на грани обморока. Она не могла понять, кто перед ней – ее муж, покойник или призрак.

«На кого ты кричишь?» – спросила она, когда немного пришла в себя.

Мой отец немного успокоился и сказал: «Боги и мои предки пришли с гирляндами цветов в руках. Они подошли ко мне и сказали: „Колесница стоит снаружи. Ты отправишься с нами на Небеса“.

Я отказался идти с ними. Я сказал им: „Мой сын сказал мне не отправляться ни на какие Небеса, потому что, если ты прожил здесь долгое время, тебе нужно снова воплотиться на этой земле и предаться тапасу, чтобы достичь просветления“».

Мой отец даже не подозревал о том, что последний обряд уже совершен и масляный светильник все еще горит. Мы сказали ему об этом позже, когда он вернулся в свое нормальное состояние сознания.

Моя мать помыла пол и принесла отцу завтрак. Многие соседи и все наши друзья пришли посмотреть на моего отца. Все они хотели видеть этого человека, который отказался возноситься на Небеса и у которого хватило мужества на смертном ложе бросить вызов самим богам. Я остался на какое-то время, чтобы убедиться, что его здоровье полностью вернулось к нему.

Когда его отец все-таки умер несколько лет спустя, Пападжи сидел у его постели. В последние минуты жизни Пармананд наконец открыл своему сыну, насколько он верил в него. Я никогда не слышал, чтобы Пападжи рассказывал о своей последней встрече с отцом, но есть рассказ свидетеля – Ома Пракаша, единственного человека, кроме Пападжи, который присутствовал во время этой волнующей встречи.

В 1971 г. отец Пападжи лежал с серьезной болезнью в больнице в Лакнау. Мне кажется, все мы знали, что он не проживет долго. Я сопровождал Пападжи в больницу в ту ночь, которая оказалась предпоследней ночью перед тем, как умер его отец. Была середина ночи, около 2.30. Отец Пападжи лежал в большой палате, в которой было, наверное, около пятидесяти кроватей. Я помню, что отец Пападжи лежал в глубине палаты, примерно посередине. В последние часы своей жизни он был очень слаб. Его кормили внутривенно, и он был прикован к кровати. Нам сказали, что боль от игл так мучила его, что он пытался вытащить их. Чтобы предотвратить новые попытки сделать это, врачи распорядились привязать его за руки и за ноги к кровати, чтобы воспрепятствовать этому. Врачи боялись также, что он дернет всю капельницу и уронит ее на пол.

Пападжи организовывал посещения своего умирающего отца. Он позволял многим людям приходить и выражать свои соболезнования, но не разрешал никому оставаться с ним на долгое время. Пападжи каким-то образом организовывал все так, что в последние дни его жизни только он и я могли проводить с ним любое количество времени.

Во время своего последнего визита Пападжи говорил с ним о его предстоящей смерти с большой любовью.

«Отец, – говорил он, – я чувствую, что ты терпишь сильную боль. Этот конь, на котором ты ездил всю свою жизнь, состарился и ослаб. Ты должен оставить этого коня и идти дальше. Если хочешь, я дам тебе нового коня прямо сейчас. Это не проблема. Тебе нечего бояться».

«Я не трус, – отвечал его отец. – Мне нечего бояться. Я не хочу новое тело, но я знаю, что это тело мне очень скоро придется оставить. Я знаю, что я уже на пути к Богу, но я иду туда без всякого страха. Когда придет мое время, я встану перед ним и скажу: „Я отец этого просветленного человека, который сейчас идет по Земле. Он – настоящий правитель этой Вселенной. Никто не может судить меня здесь. Я отец Властителя Мира“».

Несмотря на то что он говорил прерывающимся шепотом, в его словах была пламенная гордость. Он знал, что всю свою жизнь он прожил с Богом и он и в самом деле не боялся ничего, что могло случиться с ним после смерти.

Он замолчал, но через несколько минут на его лице засияла блаженная улыбка. По-видимому, ему было видение.

«Смотрите! Смотрите! – закричал он. – Боги пришли сюда! Я вижу их всех! Все они кружатся вокруг моего сына и поклоняются ему. Вся Вселенная кружится вокруг него. Я вижу это собственными глазами!»

Как прекрасны были его глаза! Ни Пападжи, ни я не видели того, что видел он, но одни только его глаза были достаточным доказательством того, что он был свидетелем божественного видения.

В конце, когда это видение угасло, он прошептал: «Какое благословение для меня – увидеть эту крошечную частичку царства моего сына! Есть ли еще один такой отец во Вселенной, который получил бы такое благословение?»

Это было огромное счастье – быть свидетелем этого изумительного зрелища. Братья и сестры Пападжи сидели снаружи палаты. Только Пападжи и я были в эти драгоценные мгновения.

Это было не последнее откровение этой ночи. Около 3 часов ночи, пока я все еще сидел возле кровати, Пападжи благословил меня изумительным видением – лично для меня. Когда я вспоминаю об этом сейчас, чтобы описать его, оно встает перед моими глазами так, словно это случилось вчера, а не двадцать с лишним лет назад. Отец Пападжи описывал видение, в котором вся Вселенная, все боги и богини вращались вокруг его сына. Теперь и я видел нечто очень похожее.

Я видел бесчисленных богов и богинь, которые кружились вокруг Пападжи и Раманы Махарши. Позади этих божеств все звезды и планеты тоже кружились вокруг них. И Пападжи, и Махарши были в коронах, как на изображениях индийских королей. Мощный золотой свет заливал всю картину. Блаженство и экстаз ошеломили меня.

Через какое-то время я услышал, как в палату вошла Сумитра, сестра Пападжи. Я услышал, как она закричала: «Ом Пракаш сейчас упадет! Держи его!»

Пападжи кинулся ко мне и подхватил, пока я не упал на пол. Он рывком поставил меня на ноги, обхватил руками и заставил меня выйти из палаты. Я не хотел уходить, но Пападжи вывел меня силой. Мы вышли из больницы и начали ходить вверх и вниз по пустынным окрестным улицам. Я хотел удержать это видение, но Пападжи решительно выводил меня из него, обсуждая мои планы на завтра. Я раньше говорил ему, что на следующий день собираюсь ехать в Канпур, чтобы сделать там кое-какие дела. Пападжи начал говорить о том, что я буду там делать и заставлял меня сосредоточиться на том, что он говорил. Постепенно мой ум вернулся в обычное состояние. Через несколько минут прогулок по улицам и разговоров об обычных мелочах повседневной жизни я смог полностью восстановить контроль над всеми своими функциями.

Когда я достаточно пришел в себя, чтобы вести с ним разумную беседу, я сказал: «Пападжи, я уже не хочу завтра ехать в Канпур. После того, что я пережил в вашем присутствии, я чувствую, что мне надо побыть в тишине какое-то время, чтобы полностью усвоить все, что произошло сегодня».

Пападжи не согласился. «Нет, – сказал он, – ты должен некоторое время удерживать внимание на обычном мире. Вот тебе 50 рупий на дорожные расходы. Иди домой, отдохни, пока у тебя есть возможность, а завтра езжай в Канпур и делай там свои дела. Возвращайся сразу же, как только сможешь. Увидимся, когда вернешься».

Отец Пападжи умер на следующий день, пока я был в Канпуре. Я до сих пор безмерно благодарен Пападжи за то, что он был со мной в эту ночь и дал мне увидеть этот редкий и совершенный проблеск его божественной, космической формы.

Пападжи уже принял приглашение Йоахима Греберта поехать в Германию. Думая о том, что его мать не должна скорбеть об отце слишком долго, пока он будет в отъезде, он по собственному желанию взялся перебирать личные вещи отца. Во время этой процедуры он обнаружил еще несколько свидетельств, которые открыли ему полную степень отцовской преданности и восхищения.

После смерти отца мне нужно было лететь в Кельн, потому что меня пригласили туда люди, которые жили со мной в Харидваре и Ришикеше. В то время моя мать жила одна в доме недалеко от реки Гомти. Вдруг мне в голову пришла мысль, что она не должна жить в окружении личных вещей отца. Я чувствовал, что ей будет легче справиться со своей скорбью, если я унесу из дома вещи, которые все время напоминали бы ей об отце.

Я сказал ей настолько мягко, насколько мог, что я с радостью забрал бы из дома все старые вещи и заменил их новыми, которые не напоминали бы ей о покойном муже. Она согласилась. Они были женаты шестьдесят лет, но она знала, что бессмысленно продлевать свой мучительный траур.

С помощью нанятого мной мальчика я выбросил все вещи, которые были в его комнате. После этого я вычистил его комнату для пуджи и избавился от всех статуэток, книг, мал и т. п. – от всего, что было на полке в той комнате, где он проводил пуджи. Там были только две вещи, которые моя мать хотела сохранить: карманное издание Бхагавад Гиты, которое он всегда держал при себе, и его дневник, который он называл «Бортовой журнал».