Камбер Кулдский - Кэтрин Куртц

Имре должен прийти сюда. В противном случае, зачем его король вызывал? Но такого приема раньше, до убийства гнусного, развратного Дерини и до того, как он рискнул дружбой с королем ради спасения невинных крестьян, не было. Ну что же, прими это, Катан, Имре уже не такой, каким был раньше.

Катан склонил голову и прочел про себя молитву, перекрестился и снова повернулся к камину, и тут с удивлением увидел, что Имре уже в комнате. Король стоял, прислонившись к двери и заложив руки за спину. Катан замер. Он не слышал, как вошел король.

— Ты так печален перед самым праздником? — спросил Имре, медленно приближаясь к Катану.

Он был одет с головы до ног в белый бархат, отделанный внизу, на рукавах и на воротнике мехом белой лисицы. Пояс из светлых серебряных пластин довершал его туалет, стягивая у талии свободную мантию так, что она спадала просторными складками. Тяжелая серебряная цепь висела у него на шее, опускаясь до самого пояса. Голова его была обнажена, и каштановые волосы блестящими волнами падали на плечи. Имре смотрел на Катана, и лицо его было спокойным.

Катан упал на колени и поцеловал протянутую руку.

— Прошу прощения, сир. Я не был уверен, что вы примете меня.

— У тебя есть причины бояться этого? — поинтересовался Имре.

Он похлопал Катана по плечу и прошел в молельню. Катан заморгал, поднялся на ноги и пошел за королем в нескольких шагах позади.

— Причин нет, сир. Если я каким-то образом вызвал ваше недовольство, то, умоляю, скажите, как мне заслужить прощение. Король знает, что я всегда был ему честным и преданным слугой; когда-то он оказывал мне честь, называя своим другом.

Имре опустил голову и оперся руками о дверь молельни Серебряный кинжал в ножнах четко обозначался под мантией. Не повернув головы, он заговорил.

— Да, Катан, — сказал он спокойно, — ты прости, но я сегодня плохой спутник. Я только узнал о смерти друга.

Катан с трудом сдержал вздох облегчения. Может, вовсе и не он причина плохого настроения Имре.

— Мне очень жаль, сир.

— Ты не хочешь узнать, кто он? — спросил Имре, полуобернувшись, чтобы видеть реакцию Катана. — Это лорд Молдред.

У Катана глаза округлились от удивления.

— Его убил наемный убийца, — сказал Имре. Он наблюдал, как меняется выражение лица Катана. — Ты удивлен. Когда я вошел, то решил, что ты молишься за его душу, но вспомнил, что ты еще не знаешь об этом.

— Нет, я…

Катан отвернулся и попытался собраться с мыслями. Его беспокоили внимательные, изучающие глаза Имре.

Молдред убит! И убит наемником-убийцей! Нет, здесь не только скорбь по придворному. В лице Имре было какое-то напряжение. Он как бы ждал, что скажет на это Катан.

— Если вы печалитесь по нему, то я присоединяюсь к вам, — осторожно сказал Катан.

— Ты скорбишь потому, что скорблю я, а не потому, что Молдред убит! — Имре громко рассмеялся. — Ну что же, хорошо хоть так. Ведь это он руководил казнями крестьян. По-твоему, он заслужил такую участь?

Катан в смятении опустил глаза, не понимая, в каком направлении движется разговор. Затем он испугался.

— Сир, если вы думаете, что я желал такой судьбы Молдреду, то, умоляю, выбросьте это из головы. Может, он исполнял свои обязанности с большей жестокостью, чем того требовала необходимость, в этом я почти уверен, — тихо добавил он, — но я не могу упрекнуть его, ведь он исполнял свой долг.

— Но зато ты можешь упрекнуть меня, не так ли? — рявкнул Имре, заставляя Катана встретиться с ним взглядом. — Я приказал проводить казни, Катан. Я — король. Закон есть закон. Ты рискнешь упрекнуть меня, что я требую выполнения закона?

— Сир, я никогда не говорил…

— Конечно, ты не говорил! — крикнул Имре. — Даже ты не рискнул бы зайти так далеко, несмотря на нашу дружбу. Но ты так думал, не так ли? Ах, Катан, я ждал от тебя лучшей службы. Большей преданности!

Катан покачал головой. Он не мог понять логики Имре, если, конечно, она была в его словах.

— Я никогда не винил лично вас, сир, клянусь в этом! Если в моем сердце и была горечь, то ее вызывали не вы, а ваши законы. Вы — просто человек, который должен исполнять законы, склоняясь под их тяжестью.

Когда Катан поднял голову и посмотрел на Имре, в глазах его стояли слезы. Имре отвернулся, руки его были сложены на груди.

— Ты никогда, даже в мыслях, не упрекал меня в смерти крестьян?

Катан рухнул на колени, и в мольбе воздел руки вверх.

— Бог свидетель, я клянусь в этом, Имре, — прошептал он.

Наступила долгая тишина, которую нарушало только их дыхание. Имре медленно прошел к молельне и плотно прикрыл ее дверь. Он долго стоял, повернувшись спиной к Катану, затем обернулся к нему и прислонился спиной к двери.

— Может, это виллимиты убили Молдреда, те же, что убили Раннульфа, — сказал он спокойно. — Встань, встань.

Катан повиновался и встал перед успокоившимся Имре, но тот не смотрел ему в глаза.

Придворный почувствовал, что король ждет его слов. Но Катан слов не находил, он молча смотрел на Имре, затем перевел взгляд на горящую свечу и коснулся пальцем расплавленного воска.

Что он мог сказать? И чего ждал от него Имре?

— Ходят странные слухи об убийстве Раннульфа, Катан. Ты знаешь об этом?

— Странные слухи, сир? — переспросил Катан, беспокойно облизнув губы.

— Да, говорят, что ты как-то связан с этим делом.

— Я?!

— Да. Чудовищно, не правда ли? — усмехнулся Имре. Губы его улыбались, но глаза были холодны как лед. — Говорят, что ты потому так был подавлен казнями крестьян, что чувствовал себя виноватым в их гибели. Говорят, что ты связан с виллимитами и организовал убийство Раннульфа. Это, конечно, чушь, но ведь ты не раз встречался с Раннульфом?

— Сир, это был жестокий человек, — сказал Катан. — Независимо от того, Дерини он или нет, ни я, ни мой отец не могли позволить ему оставаться в наших владениях. Каждый знал об этом. Я, конечно, его убийства не организовывал, но я не могу сказать, что сожалею о его смерти.

— Даже когда узнал, что он умер страшной смертью предателя? Он ведь Дерини, дворянин!

— Его убийцы знали, что он заслужил такую смерть, — ответил Катан твердо.

Имре замолчал, отвернулся и закрыл глаза, словно от боли, но Катан не видел этого.

— Благородные дворяне должны погибать от меча или топора, а не от предательского кинжала и петли. Они не должны испытывать предсмертные муки, какие испытал Раннульф.

— Благородство не дается одним фактом рождения, сир, — мягко сказал Катан. — Если человек не обладает внутренним благородством, никакие диадемы, никакие короны и перстни не смогут сделать его благородным!