Прометей раскованный - Снегов Снегов

Эйнштейн встретил гостей на веранде и провёл в свою комнату. Ядерными проблемами Эйнштейн раньше не интересовался. Освобождение внутриатомной энергии казалось ему делом далёкого будущего. Но, выслушав Сцилларда, он понял, что ошибался, скептически относясь к ядерным исследованиям. Возможный захват Гитлером бельгийской руды становился страшной угрозой. Спокойно смотреть, как Гитлер овладевает возможностью создать истребительнейшее оружие, Эйнштейн не мог.

—   Что я должен сделать? — спросил он.

—  Мы составим письмо бельгийскому правительству, а вы подпишете,— предложил Вигнер.— И копию письма перешлём в Государственный департамент, чтобы американские дипломаты тоже помогали спасти руду Катанги от Гитлера.

Эйнштейн согласился подписать такое письмо. Сциллард и Вигнер уехали. Сциллард недолго радовался успеху. Даже если удастся защитить от Гитлера руду Катанги, остаётся нерешённой главная проблема — не дать немецким физикам вырваться вперёд. Сциллард ломал над этим голову. Он искал верного способа добраться до Рузвельта — и вскоре нашёл его.

Сцилларда познакомили с экономистом Александром Саксом, другом и советником Рузвельта. Сакс когда-то слушал лекции Резерфорда, немного разбирался в физике. Сциллард быстро убедил его, что в мире нарастает драма, связанная с научными открытиями. Сакс согласился передать президенту письмо Эйнштейна и добавить свой комментарий.

Сциллард набросал второй проект письма, более резкий, в нём затрагивались все грани урановой проблемы. Сциллард наконец высказывал всё, что его мучило.

В этот день, 2 августа 1939 года, Сцилларда к Эйнштейну сопровождал Эдвард Теллер. Теллер имел собственную машину и примчался в ней из Вашингтона.

Два эмигранта из Венгрии, два крупных специалиста в ядерной физике, они разительно отличались и внешне и внутренне. Они глядели на один и тот же мир, но видели в нём разные картины. Там, где один с восторгом открывал яркий свет, второй с угрюмым презрением бормотал: «Как темно!» Увлекающийся, открытый, быстро превращавший любого знакомого в друга Сциллард являлся как бы противопоставлением хмурому, недоверчивому, ни с кем тесно не сходящемуся, откровенно всех презирающему Теллеру. В Сцилларде покоряла его высокая человечность, о Теллере знакомые говорили, что в нём «что-то демоническое».

Удивительным парадоксом истории было то, что два столь разных человека собрались настойчиво добиваться одной цели.

По дороге Сциллард прочитал Теллеру черновик письма. Теллер посоветовал вставить фразу о фон Вейцзеккере.

— Никто не сомневается в том, что Гейзенберг — в науке величина более крупная,— сказал Теллер.— Но наука переплелась с политикой, Лео. Именно поэтому мы и едем с вами к Эйнштейну. Я несколько лет прожил бок о бок с Карлом-Фридрихом и знаю, на что тот способен. Отец его шишка в нацистском правительстве, это тоже важно. И не забывайте, что Флюгге — сотрудник Вейцзеккера, за страницами этой статьи я вижу тень моего бывшего друга.

Сциллард не считал Вейцзеккера столь крупной фигурой в урановых делах, но спорить не стал.

Эйнштейн удивился, что письмо написано иначе, чем уславливались. Он заколебался. Его подталкивали ускорить разработку физики ядра, он не имел к ней близкого касательства. Его призывали стать крёстным отцом новой отрасли промышленности — ещё было неясно, чего больше принесёт эта отрасль, горя или счастья для человечества. Под дружным нажимом двух физиков он взялся за ручку. Он пробормотал, качая головой:

— Впервые в истории человек намеревается использовать энергию, которая происходит не от солнца.

В письме к президенту говорилось:

С э р!

В течение последних четырёх месяцев благодаря работам Жолио во Франции, а также Ферми и Сцилларда в Америке стала вероятной возможность ядерной реакции в крупной массе урана, вследствие чего может быть освобождена значительная энергия и получены большие количества радиоактивных элементов.

Это новое явление способно привести также к созданию бомб, возможно, хотя и менее достоверно, исключительно мощных бомб нового типа. Одна бомба этого типа, доставленная на корабле и взорванная в порту, полностью разрушит порт с прилегающей территорией.

И дальше высказывалось пожелание, чтобы правительство взяло под своё покровительство урановые исследования, в настоящее время рассредоточенные в частных университетах, и назначило для централизованного руководства ими специальное лицо, облечённое нужными полномочиями.

Заканчивалось письмо так:

 Мне известно, что Германия в настоящее время прекратила продажу урана из захваченных чехословацких рудников. Такие шаги, быть может, станут понятными, если учесть, что сын заместителя германского министра иностранных дел фон Вейцзеккера прикомандирован к Институту кайзера Вильгельма в Берлине, где в настоящее время повторяются американские работы по урану.

Искренне Ваш

Альберт Эйнштейн.

 С драгоценной бумагой в руках оба физика помчались в Вашингтон.

—  Теперь дело за вами,— сказал Сциллард, вручая Саксу письмо Эйнштейна.

Но Саксу, несмотря на близость к Рузвельту, лишь через два месяца удалось добиться приёма у него. И, к ужасу Сакса, президент без воодушевления выслушал и письмо, и приложенный к нему меморандум Сцилларда — Сакс вслух прочитал оба документа.

—  Интересно! — утомлённо сказал Рузвельт. Полупарализованный президент к концу своего рабочего дня очень уставал.— Но мне кажется, Алекс, что на этой стадии исследований правительству вмешиваться преждевременно.

Огорчённое лицо Сакса заставило Рузвельта засмеяться.

—  Приходите утром,— сказал он.— Поговорим за завтраком. Всю эту ночь Сакс не сомкнул глаз. Рузвельт не поверил в гигантскую важность проблемы. Как переубедить его? Как растолковать, что в науке разразилась революция, которая скажется на жизни всех людей? Он не внял научному авторитету Эйнштейна, будет ли он прислушиваться к аргументам Сакса?

II внезапно Сакс нашёл верный путь к душе президента.

Утром он с довольным видом вошёл к Рузвельту. Президент передвинул свою инвалидную коляску к столу, где был сервирован завтрак, и скептически поинтересовался:

— Вам, кажется, пришла в голову блестящая идея? Времени одного завтрака хватит, чтобы изложить её?

—   История, которую я хочу рассказать, очень коротка, хотя и имела огромные исторические последствия,— невозмутимо начал Сакс.— К Наполеону, готовившему свой парусный флот к вторжению в Англию, явился молодой изобретатель Фултон и предложил построить паровые корабли, которые бы не зависели от капризов ветра. Суда без парусов? Это же чепуха! Об этом ещё никто не слышал! И Наполеон сердито прогнал Фултона, а пароходы стали бороздить воды лишь через два десятка лет. Как вы думаете, Франклин, не была бы ли по-другому написана история Англии, если бы Наполеон проявил больше понимания возможностей своей эпохи?

Рузвельт задумался, потом с улыбкой написал что-то на бумаге и передал слуге. Слуга принёс бутылку коньяка «Наполеон». Рузвельт налил себе и Саксу. В столовой появился адъютант президента генерал Уотсон. Рузвельт вручил ему принесённые Саксом документы.

—   Это требует действий! — сказал президент.

Сциллард ликовал, когда Сакс передал подробности беседы с Рузвельтом. Вскоре Сциллард убедился, что даже приказ президента не может привести в движение бюрократическую военную машину. Военные по-прежнему не верили в значения открытий физиков. «Эти эмигранты пытаются придать себе авторитет!» — таково было мнение заправил армии и флота. Чтобы их, однако, не обвинили, что они игнорируют указания президента, Ферми ассигновали 6 тысяч долларов и выделили 4 тонны графита и 50 тонн урана.

А в Европе в это время разразилась война.

И первым её результатом, имевшим значение для ядерных исследований, было то, что Германия, вторгнувшись весной 1940 года в Бельгию, захватила там свыше тысячи тонн урановой руды из Катанги. Отныне фашисты имели столько урановых материалов, что их хватило бы на все запросы немецких физиков.

И хотя Сенжье обещал Жолио передать Франции весь уран рудников Шинколобве, он не сумел выполнить обещание, и не по своей вине: в противоположность Жолио, французское правительство не торопилось с вывозом руды из Бельгии. Политики, стоявшие во главе Франции, проницательностью не поражали, а их военные стратеги думали, что более безопасного места, чем Бельгия, в Европе и не отыскать: не полезет же, в самом деле, Гитлер нарушать нейтралитет этой маленькой мирной страны — это будет просто некрасиво с его стороны!

А когда Гитлер ринулся именно на Бельгию, о спасении урана никто и не думал, срочно понадобилось спасать самих себя.