Певец Преданий - Миллер Лау

Невероятная красота каньона Ди Челли больше не радовала Эффи. Она не обращала внимания на величественные виды; боль и ужас овладели всем ее существом.

В каньоне царила тишина, нарушаемая лишь тихим перестуком копыт и редкими криками орлов в вышине. По крайней мере так Эффи показалось вначале. Но через некоторое время она поняла, что здесь есть и другие звуки. Тихий-тихий шорох или сухое скрежетание, которое могли производить грызуны или змеи, убегавшие с пути всадников. Дыхание лошадей успокаивало Эффи, и она осознала, что присоединилась к ним, дыша как бы в унисон с животными. А потом девушка услышала еще один звук. Сперва она никак не могла понять, что это такое: размеренная, тихая пульсация, исходящая непонятно откуда. Казалось, она движется вместе с кавалькадой, и вскорости Эффи осознала, что воспринимает биение сердца. Она никак не могла понять, ее ли это сердце, или, может быть, одной из лошадей, или кого-то из всадников. Это напугало Эффи, и, чтобы не выказывать страха, она издала нервный смешок, который прозвучал громче, чем хотелось бы, отдавшись эхом от стен каньона.

— Эффи, ты в порядке? — не оглядываясь, спросил Йиска.

— Более чем, — солгала она.

Путники успели добраться до дна каньона прежде, чем Эффи упала. Ее последней мыслью было: «Простите», хотя она не смогла бы сказать, за что и перед кем извиняется. Она вывалилась из седла и рухнула на белый песок, покрывавший дно каньона.

— О Боже! — Талискер соскочил с лошади. — Йиска, Родни, подождите!

Все сгрудились вокруг неподвижного тела. Йиска принялся щупать пульс Эффи и разглядывать ее зрачки. Он ничего не сказал, но лицо его приобрело напряженное, почти испуганное выражение.

— Почему она молчала? — беспомощно сердился Талискер. — Я знаю, она выглядела не лучшим образом, но… Что с ней, Йиска?

Йиска поднял голову, сощурившись от солнечного света.

— Она умирает.

Эффи ничего этого не знает. Она находится где-то далеко, в совсем ином месте. Перед ее глазами мелькают, сменяя друг друга, разноцветные картины. Вот она галопом несется на лошади… потом плывет в лодке… потом летит, раскинув руки, словно Ангел Севера. Она по-прежнему чувствует боль, но боль эта находится в специально отведенном для нее месте, которое может быть, а может и не быть частью Эффи. Боль — желтого цвета. Ярко-желтого, а сама Эффи — голубовато-зеленая. Она — музыка и мгновение. Она будет танцевать вечно…

Наверху, над головой — пугающая тьма. Ей не преодолеть этот черный барьер…

— Эффи, — говорит кто-то. Они летят вместе, скользят среди стихии, как птицы в небе или, может статься, как рыбы в море. Впереди вспыхивает свет. Он дрожит и трепещет, зовя Эффи последовать за собой. Она не знает, что это, однако где-то в глубине души сознает: нельзя лететь за этим светом. Он уведет ее туда…

Эффи пытается протестовать.

— Нет!

Но у нее нет тела, нет материального воплощения — и нет легких, гортани и языка. И потому крику так и не суждено стать звуком. Впереди расцветают огненные пятна, похожие на вспышки выстрелов.

— Нет!

Возможно, они здесь. Возможно, ее друзья рядом, а она просто не в состоянии их увидеть — Талискера, Ииску, Малки… — Помогите мне-е-е-е-е!

Нет ответа. Эффи потеряна, предана забвению. И когда боль исчезнет, Эффи исчезнет вместе с ней…

ГЛАВА 7

По-моему, он пытается управлять мной, этот бес. Например, ему не нравится то, что я пишу свой дневник. Почему-то дневник представляет для него угрозу. Минуло уже некоторое время с тех пор, как он… присоединился ко мне. Физически я по-прежнему здоров и бодр, но вот что касается разума… О, тут все иначе.

Я постоянно думаю о том, что эта тварь — внутри меня. Как она теперь выглядит. Не может быть, чтобы она пребывала все в том же мерзостном облике. Нет. Разумеется, нет…

Ага, он пытается остановить меня! Пальцы сводит судорогой… на миг я словно бы разучился писать. Вместо слов рука выводит бессмысленные каракули, странные значки. Они разбегаются по странице, как отвратительные насекомые. Сперва я удивляюсь. Я не понимаю, отчего его это так пугает, но затем вспоминаю: слова имеют силу. Слова сковывают его, и, если уж на то пошло, именно слова — мои слова — освободили его.

Итак, я должен быть краток. Однако напишу обо всем, что сделал до сих пор — и о том, что я… что мы собираемся сделать. Речь идет о предательстве и геноциде, но бес уверил меня, что я получу достойную награду.

Прежде чем продолжать, я должен сделать некоторое отступление. Моя внешность меняется, и люди начали это замечать. Волосы, некогда бывшие светло-золотистыми, все более темнеют; кожа приобретает желтоватый оттенок. Пока что никто из подчиненных не осмеливается задавать мне вопросы, но что будет дальше? И отчего это происходит? Я спрашивал демона (я могу это сделать, просто мысленно проговаривая свой вопрос), и ответы приходили изнутри моего собственного сознания…

«Не имеет значения. Может быть, это я так выглядел… Не помню». Он все еще говорит на языке феинов, хотя его «голос» и изменился — стал более звучным и менее скрипучим.

Как-то он разбудил меня посреди ночи. Это было два дня спустя после подавления восстания в Дурганти.

«Хочу кое-что тебе показать», — сказал бес. Я решил, что мне придется куда-то идти, а потому встал и оделся. «Нет-нет, — прошептал он, — просто закрой глаза».

Я повиновался, и в тот же миг перед моим мысленным взором возникла картина. То было неприятное, темное место — нечто вроде огромной пещеры. Под высокими сводами бесшумно скользили странные черные птицы и летучие мыши. Было холодно, дул пронизывающий ветер, и я никак не мог понять, откуда он берется. Сколько хватал глаз, в пещере не было никаких признаков выхода.

Все выглядело таким… таким удивительно настоящим. Пораженный внезапной мыслью, я протянул руку и коснулся ближайшей каменной колонны; она была холодной и твердой на ощупь — как я и ожидал. Меня окружала настоящая реальность.

« Что это за место?» — спросил я.

«Сейчас узнаешь… — Голос демона звучал беспечно, и тем не менее я ощутил в нем странное напряжение. Мне показалось, что это место каким-то образом связано с его появлением на свет. — Не бойся, Заррус. Все здесь принадлежит тебе. И можешь говорить вслух».

Я не понял, что именно мне принадлежит, но уточнять не стал. Демон явно гордился этим местом.

«Оглянись».