Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Местные власти принимали решения о размещении заводов под одной крышей в крайне напряженной обстановке, поэтому не всегда эти решения отвечали критериям практичности и безопасности. Наркомат боеприпасов, эвакуируя с Украины в Красноярск пороховой завод, разместил его в одном здании с бумажной фабрикой, что, учитывая летучесть пороха и воспламеняемость бумаги, явно было небезопасно. Одновременно Совет по эвакуации распорядился, чтобы Наркомат целлюлозной и бумажной промышленности отправил туда же и другие эвакуированные фабрики. Нарком боеприпасов немедленно возразил: «Дать указание Наркомату бумажной промышленности: прекратить засылку оборудования своих заводов на площадку Красноярского Бумагокомбината и засланное ранее в порядке эвакуации оборудование с площадки вывезти»[316]. Он, несомненно, видел перед глазами грандиозный пожар, для которого хватило бы одной-единственной искры. Менее рискованное, но столь же неудачное решение разместить химический завод резиновых изделий на мясокомбинате в Свердловске привело в ярость А. И. Микояна, члена Совета по эвакуации, а позднее и ГКО. Естественно, из‐за ядовитых выбросов и токсичных химикатов завод резиновых изделий был нежелательным соседом для пищевого комбината[317].
Члены обкома партии и Совета по эвакуации, равно как и сотрудники наркоматов, опытные бюрократы, подыскивая помещение для эвакуированных предприятий, занимались сложными перестановками. Высшие чиновники из Наркомавиапрома и Наркомата боеприпасов претендовали на одно и то же помещение небольшой мебельной фабрики в Свердловской области. Завод боеприпасов уже въехал туда и начал производство снарядов. Сотрудникам Наркомата боеприпасов обещали здание пивоваренного завода, если они освободят мебельную фабрику, но секретарь обкома партии не согласился уступить пивоваренный завод, заявив, что его можно отдать под производство хлеба, в котором остро нуждались приехавшие рабочие. Вместо этого он предложил Наркомату авиационной промышленности здание Института журналистики, которое сотрудников вуза уже попросили освободить[318]. Трамвайные и железнодорожные депо, склады, школы – каждый квадратный метр незанятого пространства приспосабливали для размещения эвакуированной техники. В Тамбове оборудование эвакуированного машиностроительного завода свалили во дворе оборонного предприятия, даже ничем не накрыв. Перенести станки на оборонный завод было нельзя, поэтому рабочие приступили к производству, пока вокруг них возводили постройку, что должно было занять не менее четырех месяцев. Секретарь Тамбовского обкома партии просил Совет по эвакуации сказать ему, куда пристроить станки, лежащие под открытым небом, чтобы уберечь их от порчи[319]. Неожиданное соседство создавало и другие проблемы. Каждый завод руководствовался своими требованиями в плане выбросов, безопасности, вентиляции и утилизации опасных отходов. Занимая одно помещение, предприятия выбрасывали еще больше химических отходов, порой совершенно непредсказуемых по своему составу. Риск возрастал еще больше, когда рабочие спали в цехах или когда в том же здании жили люди[320]. Так, в крупном гараже в Ташкенте разместились два завода, из Москвы и из Харькова, причем производили они разную продукцию. Рабочие вместе с семьями жили среди станков[321].
Споры, задержки, трудности с определением пункта назначения усложняли задачу срочного возобновления производства. Иногда, прежде чем начать монтаж завода на новом месте, его несколько раз посылали из одного пункта в другой. Например, московский завод «Калибр», производивший измерительные приборы, в октябре 1941 года отправили в Ташкент, где в начале ноября рабочие приступили к разгрузке и монтажу оборудования в новом здании. Тем временем пришло распоряжение перенаправить завод в Челябинск. К середине января до Челябинска доехало лишь три четверти эвакуированного оборудования, в основном оставшегося лежать в вагонах на станции. Из 2700 рабочих и специалистов, изначально работавших на «Калибре», 820 человек приехало в Челябинск с семьями (всего около 1500 человек). 530 из них поселили в классах начальной школы. Сам завод должен был занять помещение нового и еще не достроенного драматического театра, но не смог въехать туда сразу, так как здание уже использовалось как хранилище для вывезенного из Ленинграда архива партийных документов. Почти весь декабрь решали, как быть с архивом. Только в середине января «Калибр» наконец занял отведенное ему здание и начал установку оборудования. Здесь рабочие обнаружили, что помещение слишком маленькое и его надо расширить на две трети, – они соорудили пристройку. Несмотря на все трудности, к концу января 1942 года завод возобновил производство приборов[322]. Другие предприятия, прибыв на место, тоже оказывались в слишком тесном для них здании[323].
Осмотрев место, куда их эвакуировали, многие руководители московских предприятий бросались телеграфировать Совету по эвакуации, своим наркоматам и даже Сталину с просьбой разрешить им вернуться. Восемь начальников цехов оборонного завода № 266 вместе с заводом отправились из Москвы в Томск. Придя в ужас от условий, в которых они оказались, они даже не сочли нужным обратиться к наркому обороны и отправили телеграмму Сталину:
[С] [ф]илиалом завода 266 прибыло [в] Томск две трети некомплектного оборудования, находящегося на вокзале в несмонтированном виде, [на] мерзлом грунте неотепленного корпуса тчк Остальное оборудование частично [в] пути, частично [в] Москве запрещено отгрузкой тчк подавляющее большинство обмотчиц [и] других кадров в Москве тчк площадей ряду цехов нет, остальным строятся тчк отсутствует инструментальная ремонтная база тчк энергии двадцать процентов, необходимо строить линию пять километров, отсутствует вода, транспорт, жилплощадь тчк[324].
За неимением линий электропередачи, грузчиков, части заводского оборудования, жилья, воды и помещения для завода они хотели вернуться в Москву, в свое прежнее здание. Сталин, получавший тонны подобных жалоб, переправил
