Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
любила босой бежать по росе,
любила ничком на траве лежать,
в ладонях лучи любила держать.
Я знаю все, что любила она,
я все люблю, что любила она,
но плита под ногами ее холодна
и в каменном садике тишина.
Саломея, сестра, лесной соловей,
сколько ты не допела
весной своей,
сколько не досказало
сердце твое
в земное короткое бытие.
Это я по дорогам твоим хожу,
это я цветы тебе приношу,
добрым ветром отчизны твоей дышу,
«Помоги, помоги мне!» –
тебя прошу.
Чтобы видеть –
дай мне глаза твои.
Чтобы слышать –
дай мне уши твои.
Чтобы к сердцу народа путь найти –
одари меня силой
твоей любви.
Никогда еще так не мечталось мне
все узнать, угадать,
суметь и посметь
хоть единую песню твою допеть.
…Очень счастлива я
на твоей земле.
Содружество
Городских деревьев аллеи
видеть больно бывает мне.
Городскую землю жалею –
как ей душно в ее броне!
Отчего же здесь так легка мне
камня тяжкая красота?
Или, может быть, в здешнем камне
есть особая доброта?
Ну и что? Чудеса бывают.
Я же чувствую, что гранит
здесь не давит, а обнимает,
не господствует, а хранит.
Здесь он друг, а не враг деревьям.
Может, именно потому
плющ столетний с таким доверьем,
так любовно прильнул к нему.
Здесь деревья сильней и строже…
Выступающие из мглы,
с колоннадою мощной схожи
безупречные их стволы.
Удивительное содружество!
И подумать я не могла,
чтоб в деревьях такое мужество,
чтобы в камне столько тепла.
Литве
Я разные видала
края и города.
С какими-то бывала
я дружбою горда.
Иные были суше
и сдержанней подчас…
У них ведь тоже души
такие ж, как у нас.
Встречалась, изумлялась
и – не скрываю я, –
как девочка, влюблялась
в прекрасные края.
Потом я старше стала
и строже на слова,
и сердце раскрывала,
подумавши сперва,
и замолчала вовсе,
и, годы обвиня,
подумала, что осень
настала для меня,
что сердце охладело
и дар любви иссяк…
Послушай, в чем же дело?
Послушай, как же так?
Ведь многое красивей,
заманчивей, щедрей
твоих одетых в иней,
пустых твоих полей,
твоих лесов неслышных,
твоих прибрежных ив…
Застенчиво глядишь ты,
ресницы опустив.
Зачем же так мне помнится,
такой зовет тоской
твой тихий облик, скромница,
с улыбкой колдовской?
Я нежностью безмерною,
как светом, налита.
Ты знаешь, я, наверное,
люблю тебя, Литва.
В старом Вильнюсе
Я брожу по ночному Вильнюсу,
изумляюсь искусству зодчества
и не думаю про одиночество,
оттого что его не вынесу
здесь, в старинных улочках темных,
где зажмурились окна слепо,
где чернеют кресты костелов
в угловатых прорезях неба.
Где на стенах – теней сплетенья,
где коты по дворам мяучат,
где любой закоулок мучит
ощущением сновиденья…
– Сердце, сердце,
ну что с тобою?
Отчего ты дрожишь, тоскуя?
– Отчего? Вот поодаль двое,
рядом, вместе,
в полночь такую!
Не с укором, нет,
не с обидою
я завидую, так завидую
этой тихости, этой нежности,
этих слитных шагов неспешности,
этой робости
возле пропасти…
Вот ее меховую шубку
он погладил как будто в шутку,
а она молчит и не дышит,
и боится пошевелиться,
и ресницы поднять боится,
как стучит его сердце, слышит…
Я кричу: да взгляни, взгляни же,
кинься вниз головой с обрыва!
Наклонись же ты к ней поближе,
посмотри в глаза молчаливо.
Да вздохните же, обнимитесь…
Или вы полета боитесь?
– Сердце, сердце,
о чем ты это?
Неужели опять сначала?
Я ж велю, чтобы ты молчало,
говорю тебе – песня спета!
Мало ль что нам с тобою хочется
в этом городе снов и вымысла…
Я брожу по ночному Вильнюсу
и не думаю про одиночество,
потому что его не вынесу.
Утро
Снег не хлопьями падал –
комками,
драгоценно и смутно блестел.
Снег над нами летел,
над веками,
снег из вечности в вечность
летел…
А река была черной и быстрой
с чешуею на гибкой спине,
и костра одинокая искра
красным глазом
мерещилась мне…
Напрямик, без дорог, без указки,
сердца гром утишая в груди,
мы прошли по владениям сказки,
и остались они
позади.
Утро было безжалостно-трезвым
ветер низкие гнал облака,
город был ледяным и железным,
снег был снегом,
рекою река.
Снова Литве!
Я была с тобою рядом,
может, слишком мало,
но ведь я тебя не взглядом –
сердцем увидала.
Я была такой богатой,
столько я имела:
темный, плотный, кисловатый
хлеб литовский ела.
Сладкий сок литовских вишен,
солнца хмель пила я,
под гостеприимной крышей
сладким сном спала я.
Я летала, словно птица,
лаской обогрета,
я заглядывала в лица,
полные привета, –
все хотела убедиться,
что не снится это.
Как меня ты одарила
прелестью земною,
сколько счастья разделила,
радуясь со мною.
И в недобрый час печали
не была одна я,
ты стояла за плечами,
как сестра родная.
С глаз моих обиды слезы
вытерла не ты
