Танец огня - Илана С. Мьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Валанир Окун ушел? — пискнула Джулиен, зажав рот рукой. — Простите. Он в порядке?
Элиссан Диар, казалось, вежливо улыбнулся.
— Думаю, да, — сказал он. — Он оставил нам кучу работы и ушел без предупреждения. Убежал в ночи, полагаю. Нам нужен новый связной с Тамриллином.
Что-то в Джулиен клокотало от слов. Она вспомнила разговор с Валаниром Окуном после смерти архимастера Мира. Он переживал за нее, хоть и был занят важными делами.
— Ему нельзя доверять, — сказала Сендара.
— Так всегда было, — сказал ее отец. — Но мне нужно работать.
— Хорошо, — сказала Сендара. — Увидимся позже, Джулиен.
И Джулиен оказалась в тишине коридора, дверь закрылась за ней.
После света комнаты лестница была темной. Она словно закрыла дверь на чем-то очень ценном. Каждый шаг вниз по ступеням уводил ее от ясности.
Джулиен напомнила себе, что они с Сендарой Диар будут вместе соревноваться. Она была частью чего-то, она узнает больше, и это станет правдой. Она не всегда будет мяться на порогах.
Эти мысли подозрительно напоминали хвастовство, но она спускалась, скользя пальцами по холодным камням. Шум первого этажа, парни бегали и смеялись по коридорам, призрак звука. Наверх идти долго. По пути туда утром они говорили о матерях. Она не помнила теперь, как это началось.
— Я не видела свою с десяти лет, — сказала Сендара. Холодок был в ее словах. Странно, что они добрались до этой темы, учитывая, что Сендара не хотела говорить об этом. Она поднималась перед Джулиен, юбки изящно двигались вокруг ее ног. — Не важно. Она не понимает… всего. Отец увез меня смотреть мир, учиться всему, а она не могла вынести этого.
Джулиен ощутила родство с Сендарой, чья жизнь в остальном отличалась от ее.
— Думаю, я тебя понимаю, — сказала она и заговорила о своей матери, хоть вкратце и с болью. Почему-то ей все еще было больно.
Сендара прервала ее.
— Это разное, — холод в ее голосе усилился. — Моя мать — Хаверен Дир. Самая красивая женщина в Эйваре. Благородная и красивая. Поместьям Дир сотни лет. До того, как отец завоевал ее, у нее было двадцать ухажеров, и каждый благороднее предыдущего. Песни писали в ее честь.
— Хорошо, — Джулиен была ошеломлена. Ее мать была благородной крови, но не Хаверен Дир. Что бы это ни значило. Она была всю жизнь под ветвями оливы. Она ничего не знала о власти или политике.
Мать Джулиен нельзя было назвать красивой. И ее родители не были особенными. Имары были крепкими и выносливыми, так можно было сказать. В их честь не писали песен и не будут.
Джулиен пришла на главный этаж, ученики уже разошлись по урокам. Она опаздывала на урок истории архимастера Лиана. Может, лучше было не идти вовсе. Она могла побродить по лесу. Вдали послушно пели в классе. Мелодия поднималась все выше, а потом начиналась снова с низов.
Она вспомнила свет на вершине лестницы, странное искусство, книги. Книги. Инстинкт мешал ей пересечь порог той комнаты. Кто-то ее происхождения мог надеяться на окно в большой мир. Не на дверь.
* * *
— Что ты знаешь о любви? — донеслось до Дорна Аррина, он читал древний текст для следующего урока. Он тряхнул головой, словно отгонял муху.
— Ничего, — сказал он. — А что?
Этерелл Лир улыбнулся. Он должен был учиться, как Дорн, но сидел на окне в свете утра и строгал кусочек дерева. Его длинные пальцы работали отлично.
— Ничего.
— Это ты оставлял записки дочери Диара, — сказал Дорн. — Представляю эти банальные фразы.
— Да, стоило попросить твоей помощи с этим, — Этерелл рассмеялся. — Но я бы не хотел… повышать планку. Она увидит, что у меня есть другие таланты, кроме поэзии.
— Твоих знаний о любви хватит нам двоим, — Дорн перевернул страницу. Он пытался решительно читать текст, но буквы убегали от него. Тишина между ними не была натянутой, Этерелл напевал, дерево падало завитками, похожими на дым.
Наконец, Дорн заговорил снова:
— Надеешься стать сыном архимастера?
Его друг пожал плечами.
— Я так далеко не заглядывал. Но, Дорн, ты видел что-то прекраснее?
— Что-то?
— Ты знаешь, о чем я.
— Ей едва шестнадцать, — сказал Дорн.
— Там, откуда я, в этом возрасте женятся, — сказал Этерелл. — Не будь ханжой, Дорн. Это утомляет.
— Я постараюсь не утомлять, — Дорн поднял книгу, закрывая лицо.
Стул скрипнул по полу, книгу опустили. Этерелл сжимал края книги.
— Прости, — сказал он, уже не улыбаясь. — Я не хотел. Правда.
— Ты говоришь то, чего не хочешь? — Дорн отвел взгляд, боясь смотреть на него. Но он видел потрясенный взгляд друга, хотел запомнить его.
Он услышал, а не увидел улыбку Этерелла.
— Все время. Это важно во время роста джентльмена, — он отпустил книгу Дорна и выпрямился.
— Не удивительно, — сказал Дорн и кашлянул. — Ладно. Как джентльмен, что ты сделаешь дальше?
— Что я хочу? — Этерелл взмахнул руками, словно выступающий актер. Он вскочил на стул в луч солнца. Он оказался в золоте. — Я хочу завоевать сердце красавицы. Исполнять рядом с тобой на Манайе. И… я хочу заслужить кольцо и выпуститься.
— Вот так речь. Мне похлопать? — едко сказал Дорн. — Твои планы поражают, учитывая, что тут творится. Я удивлюсь, если мы выпустимся. С внезапной смертью архимастера Мира и уходом Валанира Окуна… все происходит удобно, как по мне.
Этерелл покачал головой с насмешливой печалью. Он слез со стула ловким прыжком.
— Вздорность любителя книг. Стоит написать поэму об этом.
— Напасть золотых лордов, — сказал Дорн. — А это поэма в честь тебя.
— Натрави напасть на Марика Антрелла, моего соперника за внимание Сендары Диар, — сказал Этерелл. — Он, похоже, умирает от голода, но что-то медленно.
— Это так… в обоих случаях, — сказал Дорн. Но ему стало тяжело. — Правда, Этерелл… ты не хочешь узнать, что случилось с Валаниром Окуном? Вряд ли он ушел бы, не попрощавшись… даже не произнеся речь, как тут все делают.
— Он не архимастер, — отметил Этерелл.
— Хорошо… без речи. Но с песней. Хоть с чем-то.
Взгляд Этерелла стал напряженным.
— Что ты предлагаешь?
— Ты должен понимать, — сказал Дорн. — Не хочу говорить. Мне нравится Валанир Окун. Я хотел быть им почти всю жизнь. И после всего случившегося… я в раздумьях.
— Столько тревог, — Этерелл покачал головой. — Как ты спишь?
— Я вру себе, — теперь он говорил то, что не хотел. Если бы Дорн хорошо врал себе, то и спал бы лучше.
