Ярость - Генри Каттнер

Он должен был отступить и предоставить событиям идти своим путем. Но вид Захарии, даже в такую минуту сохранявшего ледяное спокойствие, вывел Сэма из равновесия — ему захотелось разбить это гладкое, лишенное возраста лицо кулаком, вырвать признание поражения у этого несгибаемого бессмертного.

— Сдавайтесь немедленно! — ревел с экрана Сэм. — Ни один Харкер не должен остаться у власти. Дайте нам то, что мы просим, или покажите, что происходит в комнате Совета.

Показался Захария. Он наклонился вперед, глядя на охваченную паникой толпу.

— Уменяестьдлявасновости, людибашен, — спокойно сказал он. — Вы в безопасности. Ни одна бомба не упала на башни и не Упадет. Джоэль Рид сказал, что никогда не видел своего отца. Он поклялся смыть позор со своего имени и дать вам еще одну возможность колонизировать поверхность, возможность, которой вас лишил Сэм Рид. Так вот, этот человек — Сэм Рид!

У нас есть неоспоримые доказательства: отпечатки пальцев и снимки сетчатки глаза. Наши следователи не ошиблись. Сэм Рид, говорите с людьми, которых вы обманули.

Снова на экране появилось лицо Сэма Рида. Он должен ответить. Он лихорадочно искал ответ.

И тут до него дошло, что Захария сделал фатальную ошибку. Харкеры не привыкли к быстрому мышлению. Много столетий им не приходилось сталкиваться с опасностью лицом к лицу, когда надо мгновенно оценить ее и тут же инстинктивно выбрать наиболее безопасный путь. Захария был бессмертным. Он не умел думать, как короткоживущий.

Сэм рассмеялся:

— Я не стану отрицать этого. Я сам приведу доказательства. Харкер прав, я бессмертный!

Сэм подождал, пока все усвоили сказанное.

— Мне было сорок лет, когда мне в лицо бросили сонный порошок, — продолжал он. — В течение сорока лет я отсутствовал. Похож я на восьмидесятилетнего? А ведь мне восемьдесят лет!

Посмотрите на меня, — сказал Сэм. — Я такой же человек, как и все вы. Ни у одного бессмертного нет такого телосложения как у меня. Но я прожил восемьдесят лет, — он помолчал, обратив на них горящий взгляд. — Я был человеком, подобным вам. Но я жил на поверхности, и я совершил великое открытие. Я узнал, почему бессмертные не хотят колонизации поверхности. Вы все знаете, как они старались помешать нам. Теперь я вам скажу, почему. Они не хотят, чтобы люди стали бессмертными!

Часть третья

Когда Израиль вышел из Египта,

Безопасно прошел он по дну моря;

Днем под облаками, ночью в огне…

…а перед ним шел Господь…

Я вижу далекую страну, где я никогда не буду.

Сердце стремится туда, где не ступит нога, —

В обетованную Землю.

Стена была раскрашена фресками, где фантастически зеленые моря смывали подошвы бархатисто-коричневых холмов. Давным-давно в раскаленном мире существовали такие берега.

Художник, расписывавший стены, никогда не видел обнаженных холмов или разноцветных морей. Вымышленность рисунка становилась особенно ясной при взгляде на центр фрески, где виднелся квадрат настоящего моря и настоящего берега, поглощавшегося джунглями. По морю плыл корабль, от которого расходились У-образные лучи.

Два человека сидели в раскрашенной комнате и смотрели на экран, отражавший события, происходящие далеко наверху. Кедра Уолтон, полулежа в своем глубоком кресле, играла большим бриллиантом и не отрывала глаз от плывущего корабля.

Захария держал в руке курильницу с тлеющей лозой и изредка водил ею перед носом. Лоза, растущая на поверхности, источала смертельный яд на всякое проходящее под ней существо. Высушенная и сожженная, она издавала слабый наркотический запах, который смягчал чувства и успокаивал мозг. Захария глубоко вдохнул дым и выпустил его на экран.

— На этот раз, — сказал он, — Сэм Рид откусил больше, чем сможет проглотить.

— Это вульгарно, — пробормотала Кедра, сверкнув улыбкой. Она по-прежнему следила за модой. Ее тяжелые черные локоны были раззолочены, каждый волосок был покрыт тонким слоем золота и уложен в большую корону, которая, подобно шлему, возвышалась над ее узким египетским лицом. Даже брови ее представляли тонкие нити золота, и капелька золота свисала с каждой реснички.

— Вы выглядите отвратительно, — заверил ее Захария.

— Конечно, отвратительно, но я должна была проверить, как далеко я могу зайти. Каждая женщина…

— Смотрите, — Захария неожиданно выпрямился в кресле, глядя на экран. Кедра обернулась. На низком столике были расстелены карты, она придержала их. Они сидели неподвижно, глядя на стену. Картина на экране казалась нереальной.

Корабль поворачивал к причалу внутри длинной дуги волнореза, белой линией выдававшегося в бледное море. На корабле было десять пассажиров, десять молодых мужчин и женщин, стремившихся к обещанному им бессмертию. Они быстрыми нервными движениями поворачивали головы, рассматривая странный верхний мир, который для жителей башен всегда означал опасность и романтику. Подобно юношам и девушкам, приносимым в жертву Минерве, они с возбуждением и восхищением смотрели на могучую стену джунглей, подходящую все ближе и ближе, и на низкие полированные белые стены колонии Плимут, окружавшей первый, намеченный к покорению остров.

Из воды перед ним поднялся Минотавр, но на этот раз он должен был быть принесен в жертву. В морях жило множество чудовищных ящеров. Немногие из них имели названия, а тот, что поднялся из молочной воды перед кораблем, не был знаком ни одному из пассажиров. С огромной скоростью из воды на двадцать футов взметнулась темная блестящая шея. Вода, как рваный шелк, скатывалась с боков грандиозной арки. Чудовище раскрыло пасть, способную вместить человека, и засвистело. Пасть была усеяна рядами клыков, они торчали по бокам, сверху и с краев пасти.

Над водой поднялся хор криков и воплей. Корабль накренился, а испуганные пассажиры устремились к заднему борту. Голова чудовища кинулась за ними, шея увилась за ней, как длинная веревка. Длинное гибкое тело было невероятно грациозно. Животное, по-видимому, выбрало в качестве жертвы девушку, стоявшую у борта, у девушки были желтые волосы, ее красно-розовое платье ярким пятном выделилось на фоне бледного моря.

На мгновение на маленьком корабле воцарился настоящий ад. Тогда рулевой с небрежной и презрительной точностью наклонился и нажал кнопку. С обеих сторон корабля поднялся прозрачный империумный купол. Его половинки сошлись наверху со звоном, надежно защитив пассажиров и экипаж.