Ярость - Генри Каттнер

Генри Каттнер

Ярость

Ярость

Вступление

Была белая ночь на Земле и сумеречный рассвет на Венере…

Все люди знали о сияющей тьме, что превратила Землю в звезду на облачном небе. Но мало кто помнил, что венерианский рассвет незаметно сменяется тьмой. Подводные огни горели все ярче и ярче, превращая огненные башни в зачарованные крепости под поверхностью мелкого моря.

Семьсот лет назад эти огни горели еще ярче. Шестьсот лет прошло с момента гибели Земли. Шло двадцать седьмое столетие.

Время замедлилось. Вначале оно двигалось гораздо быстрее. Многое предстояло сделать. Венера оказалась непригодной для жизни, но люди были вынуждены жить на Венере.

На Земле юрский период миновал до того, как человечество превратилось в разумную расу. Человек одновременно прочен и хрупок. Насколько хрупок, он сознает лишь при извержении вулкана или при землетрясении. Насколько прочен, можно понять, если учесть, что колонии существовали не менее двух месяцев на континентах Венеры.

Человек никогда не знал ярости юрского периода — на Земле. На Венере он был гораздо хуже. У человека не было оружия для завоевания поверхности Венеры. Его оружие было либо слишком мощным, либо слишком слабым. Он мог либо полностью уничтожить, либо легко ранить, но не мог жить на поверхности Венеры. Он встретился с противником, которого раньше не встречал.

Он встретился с яростью… И бежал.

Безопасность ждала его под водой. Наука усовершенствовала межпланетные путешествия и уничтожила Землю; наука смогла создать искусственную среду на дне океана. Были построены купола из империума; под ними поднимались города.

Города были завершены… И как только это случилось, рассвет на Венере сменился сумерками. Человек вернулся в море, из которого когда-то вышел.

Часть первая

Забудь проклятья.

Пусть дьявол, чьим слугой ты был доныне,

Тебе шепнет, что вырезан до срока

Ножом из чрева матери Макдуф.

Рождение Сэма Харкера было двойным пророчеством. Оно показывало, что происходит в огромных башнях, где все еще горели огни цивилизации, и предсказывало жизнь Сэма в этих крепостях под водой и вне их. Его мать Бесси была хорошенькой хрупкой женщиной, которой не следовало иметь детей. У нее были узкие бедра, и она умерла при кесаревом сечении, выпустив Сэма в мир, который он должен был сокрушить, чтобы тот не сокрушил его самого.

Именно поэтому Блейз Харкер ненавидел своего сына такой слепой злобой и ненавистью. Блейз никогда не мог подумать о мальчишке, не вспомнив происшедшего той ночью. Он не мог слышать голоса сына, не вспоминая жалобных испуганных стонов Бесси. Местная анестезия не могла помочь, поскольку Бесси и психологически, а не только физически не годилась для материнства.

Блейз и Бесси — это была история Ромео и Джульетты, только со счастливым концом. Они были беззаботными гедонистами. В башнях приходилось выбирать: либо вы находили в себе склонность быть техником или художником, либо вы могли оставаться пассивными. Технология предоставляла широкие возможности от телассополитики до строго ограниченной ядерной физики. Но быть пассивным так легко, если вы можете это выдержать. Даже если не можете, лотос дешев в башнях. В таком случае вы просто не предаетесь дорогим развлечениям, таким, как олимпийские залы или арены.

Но Блейз и Бесси могли позволить себе самое лучшее. Их идиллия могла превратиться в сагу гедонизма. Казалось, у нее будет счастливый конец, потому что в башнях платят не индивидуумы. Платит вся раса.

После смерти Бесси у Блейза не осталось ничего, кроме ненависти.

Существовали поколения Харкеров: Джеффри родил Рауля, Рауль родил Захарию, Захария родил Блейза, Блейз родил Сэма.

Блейз, раскинувшись на удобном диване, смотрел на своего прадеда.

— Можете убираться к дьяволу! — сказал он. — Вы все! Джеффри был высоким мускулистым светловолосым человеком с удивительно большими ушами и ногами. Он сказал:

— Ты говоришь так потому, что молод, вот и все. Сколько тебе лет? Ведь не двадцать!

— Это мое дело, — сказал Блейз.

— Через двадцать лет мне исполнится все двести, — сказал Джеффри. — У меня хватило ума подождать до пятидесяти, прежде чем заводить сына. И у меня хватило ума не использовать для этого законную жену. Чем виноват ребенок?

Блейз упрямо смотрел на свои пальцы. Его отец Захария, который до этого смотрел молча, вскочил на ноги и заговорил:

— Он — психбольной! Его место в сумасшедшем доме. Там у него вытянут правду.

Блейз улыбнулся.

— Я принял меры предосторожности, отец, — заметил он спокойно. — Прежде чем прийти сюда сегодня, я прошел через множество тестов и испытаний. Администрация подтвердила мой коэффициент интеллектуальности и душевное здоровье. Я вполне здоров. И по закону тоже. Вы ничего не можете сделать, и вы это знаете.

— Даже двухлетний ребенок обладает гражданскими правами, — сказал Рауль, худой, смуглый человек, элегантно одетый в целофлекс. Он, казалось, забавлялся этой сценой.

— Ты был очень осторожен, Блейз?

— Очень.

Джеффри свел бычьи плечи, встретил взгляд Блейза собственным холодным взглядом голубых глаз и спросил:

— Где мальчик?

— Не знаю.

Захария яростно сказал:

— Мой внук!.. Мы найдем его! Будь уверен! Если он в башне Делавэр, мы найдем его. Если только он вообще на Венере.

— Точно, — согласился Рауль. — У Харкеров большая власть, Блейз. Ты должен знать это. Именно поэтому всю жизнь тебе позволялось делать все что угодно. Но теперь это кончится.

— Не думаю, — сказал Блейз. — У меня хватит собственных денег. А что касается поисков… гм, вы не думаете, что это для вас будет трудновато?

— Мы — могущественная семья, — сказал Джеффри.

— Конечно, — согласился Блейз. — Но как вы узнаете мальчика, когда найдете его?

Он улыбнулся.

Вначале ему дали средство, уничтожающее волосы. Блейз не мог вынести того, что у мальчика, возможно, будут рыжие волосы. Редкий пушок на его голове исчез. И никогда не отрастет снова.

Культура, склонная к гедонизму, имеет свою извращенную науку. А Блейз мог хорошо заплатить. Не один техник был сломлен стремлением к удовольствиям. Такие люди, когда они трезвы, способны на многое. И Блейз отыскал женщину, которая была на многое способна, но не жила. А жила она лишь тогда, когда носила "плащ счастья". Она не проживет долго — приверженцы "плаща счастья" в среднем выдерживают два года. Этот «плащ» представляет собой биологическую адаптацию организма, найденного в венерианских морях. После того как были обнаружены его потенциальные возможности, их стали нелегально развивать. В диком состоянии он ловил добычу, прикасаясь к ней. После того как устанавливался псевдоконтакт, добыча была вполне довольна тем, что ее пожирают.