Цену жизни спроси у смерти - Сергей Донской

– Мальчики! – игриво пропела она. – Пора на лечебные процедуры!

Кузя сразу смекнул, что это и есть обещанная крашеная блондинка, хотя волосы на голове девушки были скрыты фуражкой, а других на ее теле вообще не наблюдалось. Деловито прочистив ноздрю, он зашагал к ней, предупредив товарища:

– Эта – моя!

– Почему? – возмутился Гога.

– По члену моему.

Приблизившись к девушкам, он, не обращая никакого внимания на жеманничающую брюнетку в желтом полотенце, хрипло спросил:

– Как звать?

– Вика.

– Иди сюда, Вика.

– Погоди! – пискнула она, когда Кузя припечатал ее спиной к дубовой панели и вцепился в ее ягодицы с таким остервенением, словно намеревался разломить их пополам, как яблоко. – Сначала массаж!

– Это и есть массаж, – успокоил он девушку, приспуская плавки. – Проникающий.

Он навалился на Вику, тяжело задышал, заерзал, а через минуту шагнул назад.

– Так быстро? – не поверила она.

– Продолжение следует, – пообещал Кузя, озираясь по сторонам. – А где мой кореш?

– Подруга его в парную повела.

– Как зовут эту мочалку?

– Она не мочалка. – Вика надула губки. – Она Лиза.

– Мочалка Лиза, – поправил ее Кузя, первым шагнув в турецкую баню.

Помещение была доверху наполнено белым паром – таким густым, что его хотелось разгребать руками. Ощущая жар каждой клеточкой тела, Кузя пошевелил ноздрями, высморкался, чтобы лучше ощущать запахи, и спросил у смутно угадывавшейся рядом Вики:

– Что за духан, не пойму? Как в больнице.

– Эвкалипт, – пояснила она. – И всякие ароматические масла. Лично мне нравится.

– Лично мне однодуйственно, что тебе нравится, а что нет, – признался Кузя, а потом повысил голос: – Гога! Ты где? Ни фига не вижу.

– Здесь я… Давай сюда…

Щурясь в полумраке, Кузя перешагнул через валяющееся на полу желтое полотенце и увидел перед собой что-то вроде высокого ступенчатого помоста из полированных досок. Там и сям валялись разноцветные циновки, смятые простыни. На верхней полке переплелись две человеческие фигуры, среди которых опознать Гогину было не так-то просто. То ли он задавал жару мочалке Лизе, то ли она ему – сразу и не поймешь. Но Кузя почувствовал, что плавки опять сделались ему тесными, и оглянулся.

В первую секунду лицо Вики, стоявшей за его спиной, показалось ему напряженным или даже злым. Но, когда Кузя пригляделся к ней, она уже улыбалась до ушей.

– Что, не успел рассмотреть как следует? – Вика лукаво приподняла брови.

Они у нее были густые, плавно изогнутые, как крылья птички на детском рисунке. Ее лихо вздернутый нос покрылся мелкими бисеринками пота.

– Ты без купальника загораешь, что ли? – спросил Кузя, смерив ее изучающим взглядом с головы до ног. Ему становилось все жарче, уши горели, в груди скапливался сухой пар.

– Это уж как получится, – усмехнулась Вика со значением.

– Иди ко мне. – Кузя протянул к ней руку и призывно зашевелил пальцами, пока они не коснулись подавшейся вперед груди. Прихватив ее сосок собранными в щепоть пальцами, он недовольно спросил: – Только на кой хрен тебе сдалась эта фуражка дурацкая? Сними.

– Зачем?

– Затем. – Он сжал пальцы сильнее и покрутил сосок из стороны в сторону, как бы пробуя его на прочность.

Улыбка Вики сделалась вымученной, но она все еще бодрилась и даже пыталась сохранить игривые интонации в голосе.

– А по-моему, мне кепка очень даже идет, – заявила она, развернув головной убор на сто восемьдесят градусов и надвинув его на глаза. – Смотри, так лучше?

Теперь из-под козырька выглядывал только ее вздрагивающий подбородок, и Кузе вдруг захотелось поиметь девушку именно так, не видя перед собой никакого лица, а только тело. Оно уже лоснилось от пота, как у красоток из глянцевых журналов, обстоятельное разглядывание которых заменяло Кузе чтение. Его пальцы неохотно разжались.

– Ладно, можешь оставить свою фуражку, – хрипло сказал он, нагнувшись, чтобы снять плавки. – Но если у тебя лишай какой-нибудь или что-нибудь еще похуже, то…

Договорить он не успел, вскинув голову на страдальческий возглас Гоги:

– Ёбт!..

Он сидел спиной к Кузе, переместившись почему-то на вторую полку сверху. Причем его угораздило устроиться там настолько неловко, что в любой момент он рисковал загреметь вниз головой.

– Осторожней! – машинально крикнул Кузя и только потом обратил внимание на еще более странную позу Лизы.

Окутанная густым туманом, она нависала над Гогой, стоя на одной ноге, как цапля, но продлилось это лишь какое-то мгновение. Пронзительно взвизгнув, Лиза нанесла стремительный удар босой пяткой прямо в голову Кузиного товарища, которую тот не успел заслонить рукой.

Не издав ни звука, он обрушился вниз, пересчитывая на лету каждую полку: тумп… тумп… тумп… Об пол Гога приложился темечком – да так, что отчетливо клацнули зубы.

Машинально проследив за ним взглядом, Кузя уставился на спускающуюся к нему брюнетку, потрясенный ее выходкой настолько, что даже подходящее ругательство ему на ум не приходило. Из его глотки вырвалось только короткое «э!». Скорее изумленное, чем угрожающее.

Когда Лиза очутилась на расстоянии вытянутой руки, он попытался схватить ее за лодыжку и опрокинуть одним резким рывком на спину, чтобы для начала как следует съездить по ее наглой физиономии. Растопыренные пальцы поймали лишь белесый пар. Оттолкнувшись от полуметровой платформы одной ногой, брюнетка легко взвилась в воздух и перемахнула через ошеломленного Кузю. Разинув рот, он проследил за ее полетом над своей головой, забыв, что стоит в нелепой сгорбленной позе, по-прежнему держась одной рукой за снятые до колен плавки.

Лиза пружинисто приземлилась и тут же развернулась к нему лицом. Ее груди были не больше ее сжатых кулаков, а между ними смог бы поместиться еще один, мужской. Да и сама она больше смахивала фигурой на крепко сбитого парня, чем на ту девушку, которая еще недавно кокетливо куталась в полотенце. Это озадачило Кузю почти так же, как молниеносная расправа над Гогой.

Его вывел из оцепенения издевательский смех Вики:

– Куда же подевалось твое проворство, кролик? – Она успела снять кепку и, хотя была сложена куда лучше подруги, тоже сделалась похожей на мужчину. Короткие волосы воинственно топорщились на голове, взгляд исподлобья, под кожей живота обозначились мышцы. Если бы у нее между ногами обнаружился член, Кузя нисколько не удивился бы. Странным теперь казалось как раз его отсутствие.

– Давай, кролик, – не унималась Вика, – покажи нам, как ты умеешь драться. Надеюсь, это получается у тебя лучше, чем трахаться?

– Сейчас узнаешь, – мрачно пообещал Кузя.

– Да неужели?

Прежде, чем он успел шагнуть вперед, чтобы одним ударом размазать ее ухмыляющиеся губы по всему лицу, Вика угрожающе приподняла ногу, согнутую в колене. Действуя автоматически, как боевой робот, Кузя прикрыл одной рукой пах, вторую согнул в локте, защищая кулаком лицо.

– Ю-ю-у-ух!

Издав воинственный возглас, Вика подпрыгнула, выбросив правую ногу так высоко, словно вознамерилась сесть на шпагат прямо в воздухе. Пятка даже не задела напрягшегося Кузю, но толком обрадоваться этому он не успел, потому что, взметнувшись чуть выше его макушки, она тотчас возвратилась обратно, обрушившись на незащищенный затылок. Теряя равновесие, он шагнул вперед и, запутавшись ногами в своих плавках, неуклюже рухнул на пол. Развернуться при падении боком – вот и все, что он сумел сделать в своем невыгодном положении стреноженного коня.

Потом на него обрушилось сразу столько стремительных ударов, что даже боль не успевала отзываться в ушибленных местах, сделавшись всеобъемлющей и постоянной. Где-то рядом орал благим матом Гога, избиваемый Лизой. Его голос доносился до Кузи то с одной стороны, то с другой, поскольку сам он вертелся на полу ужом, хотя толком уклониться от Викиных ног ему не удалось ни разу. Из рассеченной брови хлестала кровь, окрашивая происходящее в красное, в голове шумело, выбитое из сустава плечо отзывалось на каждое движение отвратительным скрежетом, отдающимся во всем теле.

Придерживая покалеченную руку за локоть, он приподнялся на одно колено, готовясь оттолкнуться им от пола, чтобы наконец выпрямиться и дать обеим стервам достойный отпор. Босая подошва вылетела ему навстречу из ниоткуда. Сплошная мозоль, желтая, потрескавшаяся. Сначала Кузя увидел крупным планом ее, а потом в глазах вспыхнул настоящий фейерверк – такой же отчетливый, как вкус крови на языке.

Только теперь, беспомощно опрокинувшись навзничь, он понял, что две взбесившиеся суки попросту убивают его и товарища, и забьют насмерть, если им не будет оказано никакого сопротивления. Перемалывая во рту кровавую кашу из мелких осколков зубов, Кузя страшно закричал и опять начал подниматься, выставив вперед неповрежденную руку.

Первое, что он обнаружил перед собой, когда осознал, что град оглушающих ударов закончился так же внезапно, как и начался, это туман, сплошной туман. Одному глазу он казался белым, второму – алым, но за туманом не было никого. Нападавшие словно растворились в нем, испарились, как будто их никогда и не было. Воинственный девичий визг, который беспрестанно оглашал помещение на протяжении всего избиения, прекратился. Если не считать Гогиного поскуливания и собственного прерывистого дыхания, в помещении стало тихо. Шипел, правда, еще пар, врывающийся сквозь решетчатые отверстия под самым потолком, но на него Кузя вообще не обращал внимания.