Роузлинд (Хмельная мечта) - Роберта Джеллис

Саймон покачал головой:

– Конечно, от меня ты никогда не услышишь подобного, – добавил он, отводя взгляд в сторону, чтобы скрыть свою горечь.– Но ты что-то темнишь и скрываешь что-то от меня. В чем же дело, хотел бы я знать? Оба короля пообещали ее тебе, а ты волнуешься.

– Да, но больше об этом не было сказано ни слова. А позже я случайно узнал, что, до того, как пообещать ее мне, Ричард уже пообещал выдать ее за Болдуина Бетунского.

– Но ведь Болдуин…– начал Саймон, но замолчал, так как Вильям сильно сжал его руку.

– Не надо, Саймон. Так всегда происходит – кто имеет, тому и достается. У Болдуина – имя, положение и огромные владения. Откуда мне знать, вдруг леди Изабель предпочтет его?

– Если и так, то это будет результатом полного неведения. Ведь она просто не понимает, что для нее лучше всего быть выданной замуж за тебя, а не за этого…– губы Саймона скривились, как будто он съел что-то кислое.

– Я тоже так думаю, но как сказать ей об этом? – Вильям стукнул кулаком в ладонь от отчаяния.– И как мне узнать, что ей советуют другие? Если ее вынудят сказать «да» Болдуину, у короля будет причина, чтобы найти мне другую невесту, возможно, не такую богатую.

Он оторвал свой взгляд от рук, уставился на друга и воскликнул:

– Ради бога, Саймон, не принимай это так близко к сердцу. Я не нарушу своего слова. Я знаю: иногда королям приходится поступать так, что в глазах других людей это выглядит бесчестно.

Выражение ужаса на лице Саймона не было вызвано страхом того, что Вильям может взбунтоваться. Элинор! Элинор могла стать заменой Изабель де Клер! «Ну и глупец же ты!» – сказал себе Саймон. Кто же лучше защитит Элинор, как не Вильям! Ни у одной женщины еще не было такого благородного и доброго мужа. Это правда, но, с другой стороны, просто нелепо. Вильям и Элинор доведут друг друга до бешенства. Вильям был хорошим человеком во всем, но он не был таким отходчивым, как Саймон, и он никогда не любил королеву.

– Пожалуй, я смогу чем-нибудь помочь тебе. Я попробую сказать о тебе только хорошее и выразить сомнения по поводу Болдуина как подходящего кандидата в мужья, – задумчиво произнес Саймон.

Кажется, он нашел выход. У него появилась идея, которая должна сослужить хорошую службу и принести благо, а не вред. Ведь если Элинор удалось бы убедить Изабель отдать предпочтение Вильяму, это было бы самым лучшим решением всех проблем. У Изабель будет отличный муж, Вильям получит то, что желал, а Элинор останется свободной. Она недостаточно богата, и у нее нет положения – так что Болдуину она не подойдет. А если его план не сработает, – Саймон сглотнул – если он все-таки не сработает, Элинор придется заставить себя принять Вильяма и выйти за него замуж.

– Ты? Но как? Ты хочешь поговорить с леди Изабель? Или с королевой? Королева благоволит к тебе, меня она даже и слушать не станет, а вот тебя…

– Конечно, я поговорю с королевой, но это вряд ли поможет, только даст ей понять, как тяжела будет для тебя эта потеря. А убеждать леди Изабель – совсем бесполезное занятие, по крайней мере, для меня. Он может просто оскорбиться тем, что какой-то незнакомец лезет с советами в ее личную жизнь…

– Только не Изабель.

– Тогда она попросту испугается. Нет, я нашел гораздо лучшего посла.– Саймон помахал запиской, которую все еще держал в руке.– Элинор может уговорить даже осла встать на голову, если она того пожелает.

– Твоя подопечная? – спросил Вильям. Саймон кивнул.

– Ну, тогда это меняет дело, – с облегчением ответил Вильям.– Скажи ей, что надо сделать, и она передаст Изабель.

Саймон озадаченно взглянул на друга:

– Скажи ей, что надо сделать! Надеюсь, мой друг ты не пытался до этого использовать какую-нибудь другую женщину в качестве своего посланника?

Он внимательно посмотрел на Вильяма и, увидев: как его лицо заливает краска, вздохнул:

– Ну, и кто же это был?

– Изабель Глостерская… Они одного возраста и давно знают друг друга, и я…

– О, боже! – воскликнул Саймон.– Не удивительно, что у тебя ничего не вышло. Совершенно очевидно, Вильям, что ты привык иметь дело с мужчинами. Эта гадюка Глостерская обязательно превратит хорошее дело в плохое, даже если это будет ей невыгодно, – такая уж у нее злобная натура. И еще: никогда не говори женщине, что надо сделать, если ты, конечно, не хочешь, чтобы она сделала наоборот.

Саймон усмехнулся. А особенно никогда не говори такой женщине, как Элинор, иначе у тебя уши завянут и сгорят от стыда, когда ты услышишь ее ответ.

Теперь был озадачен Вильям.

– Я слышал от королевы, что тебе не по душе пришлось это опекунство. Если эта женщина такая мегера…

– Она не мегера, – ответил Саймон.– Она просто очень молода и упряма.

– В таком случае хороший шлепок пониже спины отрезвил бы ее, да и тебя тоже.

Саймон хохотнул:

– Я почти готов был так и сделать в приступе ярости, но от этого лучше бы не стало никому. Элинор скорее приставит мне нож к горлу, чем научится смирению и послушанию. Более того, ее вассалы убили бы меня. Да, да, не качай головой. Я говорю на полном серьезе. Мы повздорили в ее замке, и, прежде чем я понял, что происходит, там уже были два ее вассала и вся челядь.

– А где были твои люди?

– Не волнуйся, я не боялся предательства, да его там просто и не могло быть. Кроме того, Элинор не нуждается в шлепках. Просто она чересчур горяча. Для нее это было игрой – разозлить меня, а потом заставить меня смеяться. Так вот, о нашем деле. Элинор очень сообразительная девушка. Ей только нужно объяснить, в чем суть, и она быстрее найдет, что сказать леди Изабель, чем ты или я.

«Да уж!– подумал Саймон.– Легче сказать, чем сделать. Как объяснить Элинор, в чем суть?» И он принялся за осуществление своего замысла. Главное – нужно было найти возможность поговорить с ней наедине. Но ему удавалось только перекинуться с Элинор несколькими фразами. Дело в том, что при дворе в это время года уже почти не выезжали на прогулки верхом – было уже холодно и сыро, как, впрочем, и всегда бывает в июле – начале августа. Да и за обедом в Парадной Зале Белой Башни они не сидели рядом, так как Элинор вместе с другими девушками, находящимися под опекой короля, сидела за особым столом рядом с возвышением, на котором стоял трон королевы, чтобы она могла наблюдать за своими питомицами. Не было возможности поговорить и во время увеселений, на которых выступали менестрели и фокусники. Саймон мог сесть рядом с Элинор, но это могла сделать и дюжина других обитателей замка, а Саймон не испытывал желания посвящать их всех в сердечные дела Вильяма.

Даже по вечерам, когда менестрели ублажали королеву и придворных танцами, попытки Саймона не увенчались успехом. Он мог танцевать с Элинор, и он танцевал с ней. Им обоим нравились танцы, но те короткие мгновения, когда сложные танцевальные фигуры то разъединяли, то снова соединяли их на почтительном расстоянии друг от друга, совершенно не располагали к интимной беседе. Более того, Саймону даже не удавалось проводить Элинор в другой зал после танца, чтобы прохладиться или выпить чего-нибудь. Не успевал танец закончиться, как полдюжины придворных кавалеров налетали на нее, как мухи на мед, умоляя о следующем танце. Саймон уже был готов поставить в вину Элинор ее отличное здоровье и молодое тело – ведь она никогда не уставала.