Обратный счет любви - Рина Осинкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А, да что там! Нырнем? А нырнем. В конце концов, может, он меня и не заметит. Хотя зачем лукавить? Разве когда-нибудь не замечали тебя мужчины, которых ты назначала себе в жертву? Но прежде – дело.
Надежда стояла напротив разверстой ниши платяного шкафа и задумчиво смотрела внутрь на пиджачно-брючную стену.
Лапин не обманул. У него действительно было много всего. Дюжина костюмов – это вам не хухры-мухры, это сила. Тут были костюмы шерстяные, на зимние холода, были из благородного шелка на весну и осень, были льняные на лето. И все без исключения они были серые. Серые – в смысле цвета, а не в смысле того бутика, в котором были приобретены. Здесь был костюм серо-коричневый, и серо-голубой, и серо-зеленый, а также мышино-серый, серый в рубчик, в полосочку, в елочку и в серые конопушки.
Киреева была озадачена. Нет, она ничего не имела против этого чудного универсального цвета, но все же ей хотелось, чтобы они предстали перед жюри яркой парой, а не умеренно скромной, как интеллигенты из провинции.
Сама она надела маленькое темно-синее, почти черное, платье из велюрового трикотажа с кружевным воротником-стойкой под самое горло. Но платье имело спереди кокетку из тончайшей паутины синего шифона, достаточно глубокую, чтобы мужской взгляд не сразу мог от нее оторваться, а тесные шифоновые рукава до самых запястий дополняли интригующую картину. Платье едва закрывало колени и сидело на ней изумительно.
– А где у вас рубашки? – оптимистично спросила его Надежда, которая не торопилась признавать свое поражение и все еще рассчитывала соорудить ему образ из подручных средств.
Лапин гордо раздвинул соседнюю створку и махнул рукой в сторону ослепительно белых сорочек, которых было еще больше, чем пиджаков. Ни тебе черных, ни тебе красных, ни тебе в полосочку-клеточку.
– Галстуки показывать? – спросил он самодовольно, расценивая ее молчание как комплимент.
– Скажите, Иван Викторович, а что-нибудь еще из одежды у вас есть? Что-нибудь менее… официальное? Что-нибудь поярче? – спросила его Надя с жаркой надеждой в голосе.
Лапин обиженно проговорил:
– Что я вам, прощелыга какой-нибудь, чтобы как попугай одеваться?
– Ну, почему обязательно – как попугай? Просто иногда можно позволить себе небольшую вольность, – рассудительно отвечала она, проникнув в глубину шкафа и обнаружив там нечто интересненькое.
Там, на задворках, тосковали неформатные вещи, по счастью, не изгнанные хозяином насовсем. В числе прочего нашелся и черный замшевый пиджак, и песочно-рыжие, тонкой шерсти брюки.
– Я это не надену, – заартачился Лапин, но Надя умела быть вкрадчивой.
– Ну, Иван Викторович, ну, дорогой, вы только примерьте, а если не понравится, то и не надо, в сером костюме будем зажигать.
Она вышла, чтобы не мешать мужчине переодеваться, а потом снова вошла и, осмотрев его с ног до головы, все равно осталась недовольна. К чему вообще тут этот глупый галстук?
Надежда решительно произнесла:
– Иван Викторович, у вас цепочка золотая есть? Толстая? Должна иметься, вы же в перестройку наверняка пальцы гнули. Нужна цепочка, нужна печатка. Есть?
Лапин, конфузливо жмурясь, порылся на полке с водолазками и джемперами и извлек из глубин футляр, из которого достал толстенную золотую цепь и перстень-печатку.
– Супер! Настоящие вериги, – одобрила Киреева.
Она тут же заставила его снять галстук и взамен его надеть эти «вериги», расстегнув пару пуговиц. Потянула его к зеркалу и придирчиво их обоих осмотрела.
Лапин выглядел непривычно, но об этом потом.
Чего-то все еще недостает для завершения ударной мощи его нового образа. Так, чего недостает?.. Черный замшевый пиджак, песочные брюки, черный кожаный ремень, ослепительно белая рубашка с расстегнутым воротом, из-под которого проглядывает золотая цепь. Печатка на мизинце.
В чем же дело? Да в тебе, Надя, в тебе! Цвет волос не тот. Не подходит твой «темный мед» к его песочным брюкам, не тот оттенок. Нужен контраст, нужна морковка. В смысле, волосы нужно перекрашивать в лисий цвет, без этого никак. Да и его прическа никуда не годится.
– Едем в салон, – приказала Надежда, – будем вам стильную стрижку делать.
– Что вы придумали? – попытался возмутиться Лапин. – У меня отличная стрижка, делал ее неделю назад, за большие деньги, между прочим.
– Вы с вашей стрижкой похожи на безумного ученого из американской страшилки, это если в любимом сером пиджаке. А сейчас она вообще не в кассу. Голова отдельно, тулово отдельно. А ваше тулово сегодня выглядит удачнее, так что не спорьте, – раскомандовалась Киреева, почувствовав кураж.
– Ну, как юбилей племянницы прошел? Ей сколько? Двадцать стукнуло? – спросила плавным голосом Алина Росомахина, принимая у Надежды Михайловны бархатную коробочку, которую та протянула ей через стол.
– Спасибо, Алин, мне очень пригодилось. Сколько стукнуло? Двадцать, да, двадцать. Годы летят…
Киреевой не хотелось рассиживаться, но сразу уйти было не политкорректно, и она решила немножко у юрисконсульта задержаться.
Вот уже второй месяц, как Алина изменила своей обычной четкости в одежде, забросила тесные жакеты и узкие лодочки на шпильках и носила теперь вещи мягкие, драпированные и объемные. Хотя чего там драпировать-то пока? Однако драпировала.
А по поводу голых беременных животов с пирсингом в пупке заявила как-то, что так одеваться не подобает. Именно таким словом и выразилась – не подобает.
Киреева тогда едко поинтересовалась:
– А что, Алиночка, по-вашему, беременной быть стыдно? Это скрывать и прятать надо?
И тут же схлопотала в ответ, что беременной быть не стыдно, а почетно, но женщина беременная должна выглядеть целомудренно и скромно. И не страдать по поводу того, что из-за этого ребенка в пузе теряет девять месяцев полноценной жизни.
Надежда тогда решила не заводиться. Отчасти потому, что и сама так считала, но публично не высказывалась, чтобы не говорили потом, что она ханжа в силу возраста.
– Надежда Михайловна, вы слышали новость? Руководство решило отметить 23 февраля с купеческим размахом. «Елки-палки» доставят с посыльными всю закусь, а «Утконос» выпивку. Клево?
Киреевой не нравился жаргон, который Алина нахватала от своего мужа, и она непременно сделала бы ей замечание, но озвученная новость сбила ее с толку.
– Да?! – поразилась она. – И кто так решил? Иван?
Алина хмыкнула несколько удивленно:
– Кому Иван, а кому господин президент.
Щеки Киреевой покрыл предательский румянец. Это прокол. Если сей прокол дойдет до господина президента, то он решит, что она его продала. Или продает по частям и постепенно.
И она заторопилась увести разговор в другую сторону.
– И что теперь с деньгами делать будем?
Женщины «Микротрона» еще задолго до праздника скинулись мужикам на банкет. Хорошо, что еще потратить не успели на водку, шампанское и красную икру. Однако не забирать