Звонок в прошлое - Рейнбоу Рауэлл

– Ты просишь меня попробовать?

– Нет, – удрученно возразил Нил. – Но вас связывает много общих нитей. Мне бы и в голову не пришло просить тебя сделать выбор между мною и им.

Да, он никогда не просил ее об этом.

И Сет Нилу никогда не нравился. За пятнадцать лет здесь ничего не изменилось. Но Нил никогда не жаловался. Ни разу не упрекнул ее за то, что она столько времени проводит в обществе Сета. А ведь бывало, что они засиживались в студии далеко за полночь. Или, когда Джорджи и Нил водили девочек по Диснейленду, Сет звонил ей на мобильник и она начинала обсуждать с ним срочную правку сценария или другие неотложные дела. Нилу это не нравилось, но он ни разу ее не упрекнул.

Джорджи была очень ему благодарна за это. Пусть он всего лишь мирился с таким положением вещей. Большего она требовать не могла.

Иногда ей казалось, что она идет по тонкому канату, а Нил и Сет – столбы, между которыми он натянут. Стоит одному из них качнуться, и она полетит вниз. Джорджи иногда сама удивлялась, почему ее жизнь зависит от двух мужчин, но так оно и было.

Нилу это очень не нравилось, но он ни разу не качнулся. Джорджи не ощущала в нем ревности к Сету. Он мог сердиться, мог говорить язвительные и горькие слова. Нил был уверен, что она не обманывает его с Сетом.

А если бы Нил вдруг попросил ее сделать выбор?

Какой выбор сделала бы она тогда, в 1998 году?

Скорее всего, рассердилась бы на Нила и, возможно, выбрала бы Сета. Только потому, что Сет не просил ее делать подобный выбор. И еще, наверное, потому, что Сет шел первым в цепи ее знакомств.

Пятнадцать лет назад Джорджи еще не знала, как ей нужен Нил. Тогда она не догадывалась, что он станет необходим ей, как воздух.

Как это назвать? Взаимозависимостью? Или просто особенностями брака?

– А ты бы мог попросить меня выбрать, – сказала она.

– Что?

– Ты мог бы меня попросить сделать выбор.

– Зачем? – удивился Нил. – Я не хочу.

– Я тоже не хочу, – сказала Джорджи. – Но мог бы.

– Джорджи, я наблюдал вас вместе. Без его помощи ты даже не можешь закончить шутку.

– Но это просто шутки. Рабочий материал.

– У тебя сегодня постоянно мелькает словечко «просто». И еще «всего лишь».

– И все-таки ты мог бы попросить меня сделать выбор, – настаивала Джорджи.

– Не хочу, – почти зарычал он.

– Нил, я бы даже не стала задумываться. Я бы выбрала тебя. Сколько бы раз ни пришлось выбирать, я бы всегда выбирала тебя. Сет – мой лучший друг. Думаю, он всегда будет моим лучшим другом. Но ты – мое будущее.

Пусть в девяносто восьмом она еще так не думала. Впоследствии она убедилась, что это так. Иначе просто не могло быть.

– Ты – вся моя жизнь, – добавила она.

Нил шумно выдохнул. Джорджи представляла, как он сейчас качает головой, моргает и стискивает зубы.

– Пожалуйста, не ревнуй меня к Сету, – прошептала она.

Нил молчал.

Джорджи ждала.

– Если ты обещаешь, что не дашь мне поводов ревновать, – наконец сказал Нил, – и таких поводов не будет никогда, я не стану тебя ревновать.

– Обещаю: у тебя никогда не будет поводов для ревности.

– Хорошо, – уже решительнее произнес Нил. – Хорошо. Ловлю тебя на слове.

– Спасибо.

– И ты тоже можешь поймать меня на слове. Джорджи, я никогда не любил Дон. Она мне просто нравилась, и не более того. Если бы ты вдруг бросила меня, твой уход разбил бы мне сердце, но я ни за что не вернулся бы к Дон. Мне теперь есть с чем сравнивать.

– Значит, если бы мы вдруг расстались, ты бы стал искать ту, которая лучше, чем Дон? Наверное, после твоих слов я должна чувствовать себя увереннее?

– Ты меня измочалила из-за Дон. Наверное, это улучшит твое самочувствие.

– Нил, я бы измочалила тебя из-за любой другой девчонки.

– Верю. – Теперь его голос звучал громче. Наверное, он держал микрофон трубки возле самого рта. – Ты можешь. Но у тебя нет поводов ревновать меня ни к кому. Особенно к Дон. Договорились?

– Договорились.

– И давай больше этого не делать.

– Чего?

– Изводить друг друга ревностью и прочими дерьмовыми штучками.

– Тебе это легче, чем мне, – сказала Джорджи.

– Почему?

– Потому что ты прав. Сет хуже, чем бывший парень. Сет из моей жизни никуда не денется.

– Значит, у меня все-таки есть повод ревновать тебя к Сету?

– Нет.

– Тогда не буду. Тема закрыта.

Джорджи стала расспрашивать Нила о железнодорожной полиции. Она чувствовала, что ему хочется поговорить об этом.

Оказалось, он всерьез подумывал о такой работе. В девяносто восьмом Джорджи и не догадывалась.

Она старалась только слушать, ни единым словом не намекая, что осуществление его замысла означало бы крутой поворот в ее карьере. Прежде всего, это означало бы ее переезд в Омаху. А Джорджи даже мысленно не допускала переезда в Омаху.

Она собиралась работать на телевидении. Нил об этом знал. А телевидение означало Лос-Анджелес.

В глубине души ее нынешнюю, тридцатисемилетнюю, подмывало рассказать ему об этом.

Ты не будешь работать в железнодорожной полиции. Мы останемся в Калифорнии. Ты терпеть не можешь этот штат, однако выращиваешь авокадо. Значит, не все так уж мрачно.

Тебе нравится наш дом. Ты его сам выбирал. Ты говорил, что он напоминает тебе родительский дом. Холмы вокруг, высокие потолки и только одна ванная.

Мы живем близко от океана. Достаточно близко, и это не вызывает у тебя ненависти, как раньше. Иногда мне кажется, что он тебе даже нравится. Ты любишь меня вблизи океана. И девочек. Ты говоришь, он делает нас красивее: румянит нам щеки и закручивает волосы в локоны.

И еще, Нил: если ты не вернешься ко мне, ты так и не увидишь, каким прекрасным отцом ты стал.

И если ты женишься не на мне, а найдешь себе кого-то лучше меня, у тебя будут совсем другие дети. Не Элис и Нуми. Возможно, я и не во всем тебе подхожу, но они для тебя идеальные дочери.

Вас трое. Трое. Это я иногда ощущаю себя чуждым элементом.

В воскресенье ты всегда позволяешь мне поспать подольше. Я просыпаюсь – тебя нет рядом. Ты уже на заднем дворе. Твои колени перепачканы землей, а девочки бегают вокруг, словно электроны по своим идеальным орбитам. Ты сам заплетаешь им косички и разрешаешь надевать все, что только взбредет в их взбалмошные головки. Ты безропотно позволил Элис посадить «коктейльно-фруктовое дерево», а Нуми – попробовать на вкус бабочку. Внешне девочки похожи на меня: такие же кругленькие и светловолосые, но ты у них стоишь на первом месте.

Ты сделал нам стол для пикников.

Ты научился печь хлеб.

Ты расписал фресками все стены дома, выходящие на запад.

И все это очень даже неплохо. Клянусь тебе.

Возможно, семьдесят или восемьдесят процентов твоего времени проходит без осознания, насколько ты счастлив. Но так у тебя могло бы быть и с другой женой. И даже когда тебе грустно, даже когда во сне ты отодвигаешься от меня, мне думается, ты все равно счастлив. У тебя есть основания чувствовать себя счастливым. Честное слово, есть.

Поверь мне: в наших отношениях не все так уж и плохо.

– Джорджи, ты никуда не уплыла?

– Нет.

– А я думал, ты уже заснула.

– Ни в одном глазу. Здесь только десять часов.

– Я тебе говорил, что работа в железнодорожной полиции предполагает ношение оружия. Тебя это будет напрягать?

– Не знаю. Я как-то не задумывалась о таких вещах. Мне трудно представить тебя с пистолетом в руках.

Нил не убивал даже пауков. Он брал их бумажкой и относил на крыльцо.

– А тебя самого это не будет напрягать?

– Даже не знаю. Наверное. Я всегда терпеть не мог оружие.

– Я люблю тебя, – сказала Джорджи.

– За то, что я терпеть не могу оружие?

– За все.

– За все, – повторил он.

Джорджи почти слышала его улыбку. И его самого она почти видела.

Нет…

Джорджи видела ее Нила, которому не двадцать два, а тридцать семь. Похудевшего. С более острыми чертами лица и морщинками вокруг глаз. Его волосы стали длиннее. В бороде, которую он отращивал каждую зиму, появилась проседь.

– Здесь сплошная пародия на зиму, – обычно говорил он. – Мои дети даже не знают, что такое прийти домой с мороза и почувствовать, как тепло проникает в их задубелые пальцы.

– Ты еще пожалей, что они не прочувствуют всей прелести отмороженных щек и носов.

– С тобой бесполезно говорить на такие темы. Ты в жизни не слепила ни одной снежной бабы.

– Наши девочки видели снег.

– В Диснейленде, Джорджи. Там не снег, а мыльные пузыри.

– Они все равно не понимают разницы.

– Какая разница, кто кого похитил: Аид Персефону или наоборот?

– Опять твои странные аналогии.

Ее Нил потерял детскую полноту. Не было у него больше ни мягкого живота, ни хоббитовского двойного подбородка.