Принуждение к войне. Победа будет за нами! - Владислав Морозов

– Вот именно, – сказал я. – Жизни тут действительно не хватит. Тем более что никто из нас не знает, когда эта самая жизнь заканчивается…

В общем, примерно на этом мы с ним и расстались, поскольку за разговорами сильно утомились. У меня уже голова плоховато соображала, и язык ощутимо заплетался. Я сгреб в сумку свои испанские трофеи и, пожелав хозяину доброго здоровьичка, вышел на свежий воздух.

Было уже практически утро. Как в стихах и песнях, тихое и туманное. Почему-то я вдруг подумал (интересно, почему?), что через калитку в воротах дачи мне выходить не стоит. Все равно старик не пойдет ее за мной не закрывать, а времена сами знаете какие. Еще зайдет в открытую калитку кто-нибудь нехороший, да сопрет на даче у Веника чего-нибудь, нужное в хозяйстве. Вон у него на участке – и сарай, и гараж, а замки хиленькие. А забор у него был невысокий и без «колючки» поверху. Совершенно не в стиле нашего времени, когда все оплетают не просто колючей проволокой, а словно свернутой из бритвенных лезвий «егозой». В общем, я недолго думая сиганул через него и, зевая, побрел по кустам к ближайшему разъезду, на электричку. И мимоходом я вдруг рассмотрел в утреннем тумане возле киневской дачки силуэт какого-то темного внедорожника. Я в них вообще плохо разбираюсь. То есть, конечно, «Гелендваген» от «Паджеро» отличу, но здесь, на таком расстоянии, да еще и в предрассветном сумраке, точную марку машины или номера рассмотреть было нереально. Интересно, что, когда я накануне днем входил сюда, никакой машины в этом месте не было. Во внедорожнике бодрствовали некто, в количестве никак не менее двух рыл. Причем одно рыло, сидевшее за рулем, курило. Меня они, разумеется, не заметили, да и не могли заметить, поскольку я вышел практически им за спину. Чего они здесь потеряли, интересно знать? Тогда я этому особого значения не придал, поскольку вокруг было полно вилл современных скоробогатеев – мало ли кого тут могут караулить эти ребятки средней крутости. Кстати, с равной долей вероятности это могли быть и какие-нибудь ментополицаи или люди из иных силовых структур. В общем, не стал я тогда думать на эту тему. Возможно, что зря.

Осознание этого догнало меня через двое суток, когда я уже сидел в Пулково и ждал рейса на родной Краснобельск. Так сказать, последний «бонус» испанской экспедиции – перелет до дома за счет заказчика. При этом чувствовал я себя не лучшим образом. Бодун, он и есть бодун. Хотя я обычно похмельем не страдаю, в данном случае в организме смешалось несколько видов несовместимой алкогольной гадости. Да еще и выпивалось все это хаотично и при минимуме закуски – тоже непередаваемый стиль нынешнего времени. Накануне мы хорошо посидели (а если точнее – «погудели») на прощание у Вовы Кирдяпкина. Оказывается, пока он со своими «лучшими людьми» мотался по Испаниям и нырял в теплые моря, основная часть его «водоглазов» достала со дна Невы у трижды проклятой когда-то Московской Дубровки очередной утопленный нашими при переправе танк, на сей раз – Т-26. К отмечанию этого события я невзначай и присоединился. Собственно, Кирдяпкин пьянку продолжил и далее. Я же для этого физической возможности уже не имел.

Из похмельной нирваны меня вывело настойчивое треньканье мобилы. Ни с того ни с сего звонил Борька Ухов, который предельно мрачным голосом вдруг задал мне предельно странный вопрос – когда я в последний раз видел нашего дорогого Веника?

– Позавчера, очень рано утром. На рассвете. Когда я заглянул в соседний сад. А что случилось? – поинтересовался я.

– Кончай прикалываться. Все очень серьезно. Тут позвонила его внучка. И говорят, что вчера утром ему позвонила какая-то баба и назначила встречу по какому-то, видимо, очень важному для него поводу. Ну, журналисты у него всегда были частые гости, это все в порядке вещей. Короче, вчера Веник вывел из гаража на даче свою белую «Волгу» образца 1992 года и лично поскакал на ней в Питер, поскольку встречаться они должны были там.

– Меня почему-то сильно настораживает этот эпитет – «были»? Объясни толком, что случилось?

– Объясняю. Ему врачи уже давно и настоятельно не советовали самому садиться за руль – все-таки дедушке девятый десяток, и зрение так себе, да и реакция уже не та. Но он иногда все-таки позволял себе вытыриваться. Вот и сейчас выдрючился, на свою голову. Короче, вчера вечером влетел в аварию на Приморском шоссе.

– И что?

– И насмерть. Но все очень похоже на типичный несчастный случай. В него врезалась иномарка. Как позже оказалось, угнанная накануне. А поскольку те, кто ею управлял, с места происшествия успели смыться, ГИБДДшники считают, что, скорее всего, это были какие-то бухие или обдолбанные малолетки. Покататься захотели.

– Блин. И что дальше?

– А ничего. Приметы на двоих из иномарки вроде есть. Ищут. Только у самого покойного в крови нашли изрядный процент алкоголя. Получается, что он где-то не менее чем за сутки до этого крепко поддал. А раз так, то не исключают, что он отчасти и сам виноват…

– Так это он при мне коньяк трескал. Раздухарился на вспоминалово и весьма прилично вмазал под это дело. Черт, знал бы – удержал. А теперь, получается, его смерть отчасти и на моей совести?

– Да не бери ты в голову. Домочадцы Веника, кстати, хоть и скорбят сердечно, сильно его смерти не удивились. Как мне его внучка рассказала, старичок в последнее время был, мягко говоря, со странностями и уже раза три влипал в неприятности, которые могли кончиться фатально для него. В том числе и на машине. Да и поддавал он, как выясняется, чаще, чем следовало бы.

– А баба? – спросил я.

– Какая баба?

– Ну, та, которая звонила.

– A-а, так она потом перезвонила. Сильно удивлялась, отчего они со стариком не встретились. Ну, а когда ей объяснили, в чем дело, – выпала в осадок. Она тут, похоже, совсем не при делах…

Дальше разговор пошел довольно никчемный, поскольку в голове у меня все еще больше смешалось. Я, конечно, рассказал Боре про внедорожник, но особого впечатления это сообщение на него, похоже, не произвело. Еще я посоветовал ему на правах друга семьи изучить и по возможности скопировать архив покойного. Пока потомки что-нибудь с ним не сделали, как это уже было со снятой в Мозамбике кинопленкой. Ну, с этим-то уж, как сказал Боря, точно никаких проблем не будет. Тут я могу не беспокоиться. После этого он пожелал мне доброго пути и отключился.

Пока видавший виды Ту-134 со странным логотипом UEBal (какие-то совершенно фантастические удмуртско-екатеринбурго-бурятские авиалинии) на неоднократно перекрашенном белом борту нес меня до Краснобельска, в моей голове роились всякие мысли. В том числе и нехорошие. Самое главное, я решил, что надо-таки попробовать хоть раз воспользоваться моим порталом в чисто спасательных и благородных целях. Скажем, попробовать перескочить в тот день и позвонить Венику, чтобы он в Питер категорически не ездил. Хороший дед был, жалко. Так хоть какая-то польза будет от моих игр со временем. А то в последнее время я порталом пользовался в основном для мелких манипуляций с валютой и не более того. Правда, не факт, что Веник мне поверит и не поедет. Мало ли из-за чего ему эта баба стрелку забила – вдруг действительно нечто архиважное? Может, даже настолько, что это полностью блокировало его инстинкт самосохранения. Такое ведь тоже очень может быть.

С этими мыслями я задремал в своем кресле, а потом и не заметил, как очень капитально уснул. Сны мне снились яркие, подробные, но какими-то обрывками. Эти сны я начал видеть после того, как несколько раз «попрыгал» через портал туда-сюда по времени. Возможно, так проявляются какие-то долгосрочные последствия временных перемещений. Спросить-то мне в любом случае, не у кого. И к чему мне такое снится – сам не знаю…

Я стою на темно-серой полетной палубе какого-то ненормально здоровенного боевого корабля довольно футуристического вида (уж не тот ли это самый «Мистраль»?) с развевающимся Андреевским флагом на корме. Там же смутно просматриваются золотые буквы с названием корабля: «Анатолий Сердюков». Рядом раскручивают винты, готовясь к взлету, два небольших вертолета буржуазной марки «Линке» с российскими красно-сине-белыми звездами на бортах. К вертолетам бегут на погрузку какие-то вооруженные до зубов спецназовцы. Морды у них вполне расейского облика, а вот форма, снаряга и оружие совершенно незнакомых мне образцов. Такое чувство, что их экзоскелетные полужесткие комбезы прямо на ходу меняли камуфляжную раскраску…

Другой сон. Я вижу себя словно со стороны. Точно я, только с рюкзаком, в обрывках армейского защитного химкомплекта, с АКС-74 наперевес. Я в противогазе и ОЗК поверх зимней одежды бегу по зимнему лесу, с горы вниз к покрытой грязно-серым льдом реке. И хотя места до боли знакомые, «лесом» окружающее можно назвать весьма условно. Лес этот сгорел дотла на корню еще той, роковой осенью. И торчат из метрового снега вокруг меня черные палки, по консистенции похожие на каменный уголь. И снег вокруг серый с коричневым оттенком, пополам с пеплом, а небо – дымное и серое. Вечные сумерки, где уже очень давно не видели солнца. И все это очень активное, по сути, медленно убивающее тебя. Потому и противогаз с ОЗК – чтобы элементарно не дышать этим. Дыхание хрипит и сбивается под резиновым «намордником», ноги проваливаются по колено в эти погребальные снега самой последней зимы. Но бежать надо. Потому что за мной бегут те, кто плохо видит, но хорошо чует и при этом очень хочет кушать. Полуслепые, покрытые коростой от старых ожогов дикари в лохмотьях, размахивающие ржавыми, плохо заточенными железяками и повизгивающие от гастрономических предвкушений. Те, кто встретил «момент ноль» вне укрытий и умудрился выжить.